Лейтенантами не рождаются - Ларионов Алексей Павлович (книги бесплатно txt) 📗
Когда подобралось четверо крепких ребят из бывших офицеров Советской Армии, были изучены их биографии, было разрешено бежать в ночь на седьмое ноября. Первая попытка оказалась неудачной. Днем шестого ноября большую группу пленных построили и перевели в соседний блок, в нее попал и тот высокий «блондин». Дня через три часть пленных из этой группы перевели обратно в наш блок, вернулся и он. Как рассказали ребята, их брали на рытье траншей для немецких солдат, охранявших железнодорожный узел.
Вернувшись, «блондин» вновь развернул подготовку к побегу. Побег состоялся в ночь на двадцатое ноября 1943 г. Произошел он каким-то странным образом. Около трех часов утра «блондин» вывел свою группу за пределы казармы, двери почему-то оказались не заперты. Расстояние от дверей до проволоки не превышало 30–35 м. Первым пополз «блондин», около проволоки оказалась малая саперная лопата, он проделал подкоп и выбрался на волю. На соседней вышке, в «скворечнике», почему-то не оказалось немцев с ручным пулеметом. Вторым пополз один из его единомышленников. Он очень быстро перебрался за проволоку и исчез в маленьком перелеске. За ним поползли сразу двое оставшихся, и, как только они перелезли под первую проволоку и оказались в «предбаннике», выскочили овчарки, набросились на людей и начали яростно рвать их. Тут же появились немцы, открыли стрельбу, и оба, пытавшихся совершить побег, были убиты, а их трупы для устрашения пленных полицаи забросили на колючую проволоку.
Впоследствии, когда я уже вернулся на родину, удалось узнать версию побега из этого лагеря в ночь на двадцатое ноября. «Блондин» служил в Абвер-команде, по происхождению из немцев Поволжья, чисто говорил по-русски и превосходно владел немецким языком, имел офицерское звание, но, видимо, не выше обер-лейтенанта. В его задачу входило общение с пленными, сколачивание группы для побега, в которой должен быть обязательно один с Урала, из Пермской или Свердловской областей. С ним он должен был уйти через линию фронта и осесть в одном из городов Урала. Остальные двое заранее были приговорены к смертной казни, «блондину» они не были нужны.
Получилась красивая, хорошо оформленная легенда. Совершен дерзкий побег из очень хорошо охраняемого лагеря, двое ушли и двоих убили. Немцы устроили переполох в нашем блоке, провели «шмон» в помещении, во дворе, организовали личный обыск. Словом, сделано было все, чтобы об этом узнало население в городе, соседних деревнях и партизаны.
«Блондин» был задержан в Челябинской области, а второй сам пришел с повинной в одном из городов Пермской области. Это принесло ему большие неприятности. За то, что он при переходе через линию фронта сразу не пришел в одну из воинских частей и не рассказал о совершенном побеге, его судили и дали срок — 10 лет. Видимо, по приговору суда он был отправлен на отработку в Кизеловский угольный бассейн.
Я к этому времени все еще был не готов к активным действиям, о побеге мог только мечтать, рана на ноге не заживала. По характеру был очень контактным, пленные относились ко мне хорошо, часто консультировались по разным вопросам, очень сожалели, что моя рана медленно затягивается.
По настроению немцев, полицаев и власовцев мы понимали, что дела на фронте у них неважные. Вскоре поползли слухи о подготовке транспорта для отправки в Германию. Новый переезд — это не просто очередное путешествие, готовятся к нему и немцы, и пленные. Учитывалось, что путь пойдет через Западную Украину, зону активных боевых действий партизан, и Польшу, где также были отдельные партизанские группы лондонского правительства Польши и новые боевые патриотические группировки. Немцам необходимо было обеспечить надежную охрану транспорта и быть готовыми к отражению партизанских атак.
Пленные тоже готовились к поездке, одни делали острые заточки из различных железок, другие приводили в порядок свое ветхое обмундирование, а третьи, смирившись с участью, думали — будь что будет! Но все понимали, что произойдут какие-то перемены.
К этому времени в лагерь поступила большая группа пленных из-под Курска и Белгорода, среди них были и женщины, в том числе медицинские работники и связисты. Их грузили вместе с мужчинами в один товарный вагон, давали ведро, оно служило им ночью как «параша», а днем в него на больших станциях немцы разрешали набирать питьевую воду.
Плен для мужчин был кошмаром, а для женщин — просто невыносимые муки, ни о какой гигиене они не могли и думать. Немцы к ним относились с презрением.
Сразу же после погрузки в вагон, когда уже была закрыта дверь, нетерпеливые пленные по своей глупости принялись за дело, начали заточками вырезать доски вокруг дверного запора. Поспешность в любом деле нежелательна, она, как говорится в пословице, нужна лишь при ловле блох. Немцы, конечно, обнаружили нашу работу по скрипу, так как поезд еще стоял в тупике. Если бы не спешили, а начали работу во время движения состава, побег мог бы и получиться. Загремел затвор, дверь сдвинули, в вагон запрыгнули несколько немецких конвоиров, мат стоял на русском и немецком языках. Немцы научились похабщине и ругались по-русски не хуже нас. Брань на русском языке вызывала у них чувство восхищения, и они «вставляли» разные словечки где надо и где не надо.
Надрезы на стенке вагона обнаружили сразу, наскоро всех обыскали, нашли несколько заточек из проволоки. Сидящих у той стенки избили, на прощание пригрозили расстрелом всего вагона, если мы попытаемся все же совершить побег.
Впоследствии я понял, что немцы через свою агентуру знали о подготовке пленных к побегу во время транспортировки, поэтому заранее в каждый вагон подсадили двух-трех провокаторов. В их задачу входило сразу же после погрузки пленных в вагоны начать подрезку досок. А немцы еще до отправления поезда должны были провести «шмон», набить нам «морды», нагнать страху, деморализовать и таким образом отбить охоту к организации нового побега. Все так и получилось. Но в то время о возможных провокациях, организованных немцами, я и не думал.
Где-то за полночь лязгнули колеса и состав медленно пополз в темноту. Полная безысходность нагоняла грусть и тоску. В нашем вагоне, да, видимо, и в других, стояли вонь, смрад и гнетущий запах от грязных человеческих тел. Вначале все молчали, каждый переживал последствия неудачной подготовки к побегу по-своему. Вскоре разговорились и выяснилось, что сохранилась одна из проволочных заточек и часа через три, когда поезд войдет в активную зону партизанских боевых действий, можно будет попробовать вновь начать подрезать стенку вагона и готовиться к побегу.
Но оказалось все не так просто; «подсадные немецкие утки» сделали свое дело. Вначале они энергично запротестовали, доказывая, что побег не удастся, а из-за двух-трех человек, которые успеют убежать, расстреляют всех оставшихся в вагоне. Может быть, оно так и было бы, а может быть, и нет, тем не менее побег оказался нереальным.
Я и до сих пор не знаю, каким было бы мое решение, если бы начался побег, видимо, — положительным. Однако мне пришлось бы очень тяжело, ходил я с трудом, а бежать совсем не мог. Даже при положительном результате я был бы большой обузой для товарищей и им бы ничего не оставалось, как оставить меня одного, а самим быстро уйти.
Утром состав остановился, впереди партизаны в нескольких местах разобрали полотно железной дороги. Немецкие ремонтные бригады, в основном состоящие из местного населения, под руководством немецких офицеров быстро восстановили путь, и движение продолжалось. Партизаны знали, кто находится в составе, но освобождать нас им, видимо, не было смысла. Вояки мы были плохие, нас надо было откармливать, да и среди нас были провокаторы, завербованные немцами. Проще было с нами не связываться.
Точно не помню, но где-то дня через три или четыре уже на территории Польши на какой-то большой станции, видимо, в Кракове, состав остановился, конвоиры открыли двери вагонов, нас выдворили на перрон, где стояли полевые кухни. Впервые за эти дни нам раздали по половине буханки эрзац-хлеба (наполовину с опилками) и по черпаку баланды. Представьте, как это было «вкусно» после голодовки, но мало. Ночью наш состав загнали в какую-то бывшую польскую крепость, в которой находился крупный концентрационный лагерь.
