Одри Хепберн – биография - Уолкер Александр (читать хорошую книгу полностью txt) 📗
Одри на его уколы не отвечала, и неприязнь Богарта перешла в откровенную враждебность. Он начал передразнивать ее. Вмешался Уайлдер. Тогда Богарт стал срывать свою злобу на нем, воспроизводя невнятные немецкие интонации режиссера и требуя «перевода на английский». В отличие от Одри, Уайлдер не собирался сдерживаться и оставаться в рамках приличий. Повернувшись к Богарту, он рявкнул: «Смотрю я на тебя, Боги, и под кажущимся говном вижу настоящее».
Одри заметила, как Богарт приказал, чтобы ему ровно в пять часов на съемочную площадку принесли стакан виски. И попивая виски в промежутках между дублями, он делался еще злее. Один раз или дважды расстроенная Одри запнулась, забыв слова. В это мгновение Богарт не скрывал своей радости: вот – маленькая английская дилетантка с раздутой репутацией актрисы! В конце съемочного дня Уайлдер пригласил Одри, Холдена и Лемана к себе. Чувствуя себя обойденным и оказавшись не в силах вывести Одри из себя, Богарт обратил свой сарказм на Холдена – «улыбчивого Джима», как он его называл, – высмеивая его привлекательность и намекая на то, что он скорее слащавый бабский любимчик, чем настоящий мужчина. Богарт даже с серьезным видом утверждал, что Уайлдер исправил сценарий, чтобы Одри в конце фильма досталась не ему, а Холдену. Правда же состоит в том, что сцена с заседанием совета, где младший брат отказывается от Сабрины и советует своему родственнику приударить за ней, была написана под давлением Холдена.
«Самой трудной для меня оказалась сцена, – вспоминает Эрнест Леман, – в отделении корпорации в одном из небоскребов, где чванливый старший брат и восхитительная Сабрина, то есть Богарт и Одри, понимают, что влюблены друг в друга. Билли хотел сделать ее более интимной и намекнуть, что парочка отправляется в постель. „Билли, – сказал я, – это все испортит. Герои сказок не спят друг с другом. Мы вызовем неприязнь публики“. Таким образом, Одри была избавлена даже от намека на сексуальную сцену так же, как и в „Римских каникулах“. Вечная невинность становилась важнейшей частью кинообразов Одри Хепберн.
Внеэкранная реальность была совершенно иной. «Во время съемок „Сабрины“ у Одри и Холдена начался роман, – вспоминает Леман. – Не слишком шумный, но настоящий. Это нас удивило». Все думали, что они хорошо знают Одри. Леман однажды зашел в жилой автоприцеп Холдена или Одри – он точно не мог припомнить в чей – и стал свидетелем того, что между ними возникли уже довольно теплые отношения. В ту пору Холден состоял в браке с Брендой Маршалл. Большой любитель выпить, он завязывал любовные отношения с легкостью, с какой другой мужчина закуривает сигарету. Он пригласил Одри к себе на ужин. Супруга Холдена смирилась с причудами своего мужа, но Одри не могла избавиться от чувства вины. Правда, она не прервала этот роман, состоявший из сцен, которые вполне могли бы войти в фильм «Сабрина».
Много лет спустя в автобиографии Холден вспоминал: «Порой по ночам я брал с собой переносной проигрыватель и ехал за город на маленькую полянку, которую мы облюбовали. Мы ставили балетную музыку… И Одри танцевала для меня в лунном свете. Некоторые из самых сказочных мгновений мы пережили именно там…»
Интерес Одри к мужчинам по рассказам тех, кто знал ее близко в годы работы в кино, был заметен. Однако она держалась в рамках приличия. У нее возникали любовные связи обычно в критические для ее эмоционального состояния времена. Она предпочитала тех, которые сами делали первый шаг к сближению, были смелы, даже напористы и нагловаты и – как полагали некоторые «наблюдатели» – менее романтичны, чем она сама, и не особенно восторгались ее редкостным характером. Подобных «наблюдателей» удивляла терпимость Одри к привычкам ее возлюбленных, к их грубоватости, а иногда откровенно непристойному языку – всему тому, что было совершенно противоположно ее собственной природе и воспитанию. Но, возможно, в этом и заключалась главная причина их притягательности для нее. Крепкий и задиристый ирландский характер отца Одри, как кажется, был дорог ей в нескольких ее возлюбленных…
После несостоявшейся свадьбы с Джеймсом Хэнсоном нетрудно понять, почему Одри понравился привлекательный Уильям Холден, который тоже был в начале своей кинокарьеры. Но вряд ли она вышла бы за него замуж, если бы он развелся со своей женой. Мужчина, который сознательно лишил себя способности иметь детей, не мог стать мужем для женщины, мечтавшей о нормальной семье.
Роль «принцессы», сыгранная Одри в «Сабрине», породила гораздо больше проблем, чем ее роль в «Римских каникулах». Принцесса Анна была почти ребенком, Сабрина же – это «Золушка», которая превращается в светскую даму благодаря особому вниманию мужчин, встреченных ею в Париже. В чем состояло это внимание, в фильме не уточняется. Лучшие шутки в этой комедии основываются на том, что осталось за кадром. В парижских эпизодах, к примеру, Сабрина берет уроки кулинарии у искусного повара, которого играет старый друг Одри Марсель Далио. У зрителя вполне резонно возникает предположение, что ее наряды из дома моделей Живанши, с которыми она возвращается в Америку, куплены не на стипендию, а на деньги пожилого барона, который вместе с ней учится взбивать суфле. Это самая ранняя демонстрация еще одной киноипостаси Одри, не невинной девчушки, а женщины на содержании. Эта двойственная природа ярко выявляется в «Завтраке у Тиффани». Сценаристам пришлась изрядно попотеть, чтобы сохранить в чистоте образ при всей двусмысленности поведения героини. Сохранять баланс между этими ипостасями становилось все сложнее по мере того, как диапазон ролей, доступных Одри, расширялся благодаря смягчению киноцензуры. Но у поклонников актрисы были свои особые понятия и ожидания. В «Сабрине» чистая и светлая личность самой актрисы спасает героиню. Ее «Золушка» получает даже преимущества от приобретенной ею свежести.
Заслуга в сохранении названного баланса принадлежит Уайлдеру и Леману, которые тем самым доказали, что обладают безупречным вкусом. «Билли в точности показывал Одри то, как ему хотелось бы, чтобы каждая сцена была сыграна, – вспоминает Леман. – И она оказалась превосходной ученицей». Именно их остроумие и мастерство Одри реализует в фильме с такой уверенностью и изяществом. Уайлдер и постановщик ее предыдущего фильма Уильям Уайлер, оба прибыли из Европы – впрочем, так же, как и сама Одри – и оба были блистательными мастерами ритма, тонких намеков и таких выражений лица, которые при съемке крупным планом полностью изменяли смысл целой сцены. Они принесли в Голливуд цинизм из своего прошлого – Уайлер из Эльзаса, Уайлдер из Вены, – но разбавили его остроумием. И хотя положение Сабрины в доме богача весьма двусмысленно, мягко говоря, но та невинность и простота, с которой Одри завоевывает любовь обоих наследников, ни в ком не вызывает подозрений… за исключением Богарта, конечно. Его злобный укор в адрес Холдена, исполняющего роль его младшего брата: «Джентльмен не станет заниматься любовью со служанкой в доме своей матери», – приводит к кулачной потасовке. Житейская неприязнь между актерами чуть было не превратила кинопостановку в настоящую драму, но Богарт вовремя опомнился… Эти хитрые ловушки, расставленные авторами по всему сценарию фильма, помогают Одри сделать из Сабрины такую девушку, которая может игнорировать финансовые мотивы, но при этом пользоваться всеми из них проистекающими выгодами. И только там, где дело касается любви, она прибегает к своим соблазнительным преимуществам. «Дэвид, – Сабрина обращается к Холдену – вы не хотели бы меня поцеловать?» Ну, конечно, он хотел бы!
