Комики мирового экрана - Коллектив авторов (читать книги полностью без сокращений .txt) 📗
В ряду знаменитых комиков братья занимают скромное место. Им не хватает ни трогательной прозрачности чаплиновского юмора, ни мудрой иронии Китона, ни рафинированной четкости ллойдовских трюков. Они грубоваты. Малоэстетичны. Их комедии, как правило, лишены четкого сюжета. В них все перепутано, перемешано, нарушены все привычные отношения и связи между людьми и предметами... Братья словно задались целью вывернуть логику наизнанку, довести все до абсурда.. Чико, например, не моргнув глазом, проглатывает в один момент тридцать порций мороженого, а Харпо, искромсав великолепную картину, вдруг извлекает из-за пазухи курицу или дохлую кошку... Но если это так, если действительно их поступками движут примитивные импульсы и эротические инстинкты, если все их трюки не поднимаются выше уровня дешевого балагана, то чем тогда объяснить небывалый, ошеломительный успех, сопровождавший их выступления на сцене и на экране в течение целого десятилетия? Непритязательностью зрительских вкусов? Но ведь их фильмам аплодировал зритель, воспитанный на лучших традициях американской комической школы, на шедеврах Чаплина и Китона.
Видимо, дело заключается в том, что братья Маркс принесли на экран совершенно новую форму комедийной условности, которая как нельзя лучше отвечала потребностям времени — неутолимой жажде зрителей к восприятию самых условных форм комического.
УТИНЫЙ СУП
Каждое искусство обладает своей особой степенью условности. Известно, например, что театральная условность убивает кинематограф или делает его таким же нелепым, как цирк в театре. В этом смысле братья Маркс совершили чудо. Они смешали в своем искусстве различные формы условности. В этом секрет их успеха. И одновременно сложность анализа их творчества.
Весьма характерно, что каждый из братьев тяготеет к определенному виду комедийности. Традиции цирка ярче всего воплощены в клоунаде Харпо, тогда как Гручо, заливающий зрителей непрерывным потоком острословия, ближе к театру. Самые большие споры среди критиков возникают при определении характера их юмора и сатиры. Здесь авторы не скупятся на эпитеты: «Грубый, гротескный, бурлескный, шальной, абсурдный, сюрреалистический , садистический, анархический...» Определения можно было бы множить, но они мало что объясняют. Комики никогда не утруждали себя социальным анализом мира. Их герои — вне общества; кого бы они ни играли — президента, адвоката, слугу ли, управляющего гостиницей или врача — они всегда остаются собой, входя не столько в образ, сколько в его внешнюю оболочку. Единственно, что они неизменно утверждают в любом фильме, — это свою независимость, независимость от общества, его норм, законов, морали, условностей. Независимость, действительно переходящую порой в анархию.
Подобно Чаплину, Китону и Ллойду, каждый из братьев в соответствии со своим темпераментом и характером создает постоянную комедийную маску.
ОБЕЗЬЯНЬИ ПРОДЕЛКИ
Самый агрессивный среди братьев — Гручо Маркс. Нервный, подвижной, стремительный, с черной щеткой неприятных усов и косым взглядом, вечно прикованным к кончику неизменной сигары, он ни на ком не задерживает внимания больше минуты, успевая, однако, осыпать партнера потоком дерзостей и оскорблений. «Осел, идиот, дубина, болван...» — вот его характерный разговорный набор. Гручо был автором большинства сценариев комедий братьев, его стихия — нонсенс, абсурдный юмор, парадоксальные ситуации, блестящие каламбуры. Так, например, в одном фильме, посчитав с профессиональным видом пульс лежащего Харпо, Гручо важно заявляет: «Одно из двух: или мои часы остановились, или он умер». В фильме «Кокосовые орехи» Гручо, заскочив на конюшню, торопливо швыряет больному рысаку горсть пилюль, советуя «принимать по одной через каждые полчаса». «Если станет хуже, звоните!» — кричит он, убегая. Сарказм и резкое остроумие Гручо, его потрясающее умение мгновенно реагировать на любую реплику собеседника стяжали ему прочную славу в Америке и далеко за ее пределами. « Вы врач?» — спрашивают его. Гручо без колебаний отвечает: «Да. А где лошадь?» Уже после того, как распалось блестящее трио комиков, Гручо Маркс еще долго оставался любимейшим актером телевидения — «гениальным церемониймейстером» всякого рода квизов и обозрений.
Харпо вспоминает, как в самом начале своей карьеры в небольшом городке штата Иллинойс, кажется в Шампани, он прочитал заметку, которая глубоко врезалась ему в память. Критик местной газеты писал, что «тот из братьев Маркс, который играет в спектакле ирландского эмигранта, просто великолепен в пантомиме. Но все его обаяние исчезает, как только он начинает говорить». Как это не было горько, Харпо признал, что журналист прав. И с этого дня он не произнес с экрана ни слова. Смешной, молчаливый человек в огненно-рыжем парике покорял публику виртуозным блеском исполнительской техники, музыкальной пластикой и ритмом. Играя, как и его братья, человека с расторможенными импульсами, он не оставлял без внимания ни одной смазливой девушки, а когда девушек рядом не было, выкидывал самые невероятные «номера». Он вечно куда-то прыгал, падал, проваливался, что-то ломал, выворачивал наизнанку телефоны, съев завтрак, глотал также ножи, вилки и тарелки и вообще совершал поступки, лишенные всякого смысла. Но самым его любимым номером была игра на музыкальных инструментах которые постепенно разрушаются. Здесь он достигал вершин музыкальной эксцентрики. Скрипку он буквально перепиливал смычком. От флейты оставлял один мундштук, продолжая, однако, вести мелодию... В фильме «День на скачках» Харпо так экспрессивно играет на рояле, что инструмент начинает буквально развеливаться на глазах. Отлетает крышка, затем ножки, разлетаются из-под пальцев клавиши, но Харпо невозмутимо, с удивительным блеском продолжает играть... на одних струнах, превратив их в подобие арфы. Даже хрустальная ваза, разбиваясь в его руках, издает мелодичные звуки. От диких шуток и нелепых выходок он умел мгновенно переходить к огромной музыкальной нежности. В такие минуты он царствовал над зрителем. Харпо — хороший клоун, и, когда он появлялся на экране с арфой или автомобильным клаксоном, наступало подлинное «безумие веселья».
ЛОШАДИНЫЕ ПЕРЬЯ
Сейчас мало кто знает, что в 1934 году Харпо с группой туристов побывал в Советском Союзе и даже с успехом выступил на сцене Московского мюзик-холла в небольшом скетче, специально подготовленном режиссером Арнольдом.
ДВНЬ НА СКАЧКАХ
Третий из братьев, Чико, выступал в роли итальянского эмигранта. Толстый и неуклюжий, с невероятным итальянским акцентом, он производил впечатление недалекого и туповатого парня. Его стремление не отставать от братьев в их веселых проделках выглядело забавным, а виртуозная техника пианиста просто потрясала. Чико и Харпо были неразлучны на экране. Иногда они объединялись против Гручо, но чаще выступали все заодно. Эта блестящая троица долгое время оставалась гордостью фирмы «Парамаунт». В павильонах этой студии были созданы их первые фильмы: «Кокосовые орехи», «Расписные пряники», «Обезьяньи проделки», «Лошадиные перья», «Утиный суп».
Гуммо Маркс ушел со сцены задолго до того, как они начали сниматься в кино, а Зеппо после нескольких фильмов благоразумно покинул братьев, не в силах внести какой-нибудь новый, оригинальный акцент в братское трио.
Абсурдный юмор всегда очень выпукло обнаруживает условность комедийного приема. Братья Маркс никогда не скрывали условности своего юмора. Скорее, наоборот. Они всячески ее подчеркивали. В чем же притягательная сила их смеха. Юмор их грубоват, резок, но не лишен остроты. Самым пленительным в их творчестве всегда был здоровый, неистощимый дух веселой импровизации, заряд огромной эмоциональной энергии. Нарушая привычную логику поведения, событий, характеров, комики просто купались в струях комедийной условности. Вот типичный для комедий братьев Маркс пример алогичного юмора. Харпо стоит у стены, полицейский пытается его отогнать, но Харпо не хочет отходить. Тогда полицейский со злостью спрашивает: «Ты что, подпираешь стену?» Харпо утвердительно кивает головой. Разъяренный полицейский отталкивает его, и... к удивлению обоих, стена падает. В своем классическом фильме «Ночь в опере» они совершают самые невероятные поступки — прячутся в чемоданах, выпрыгивают в иллюминаторы парохода, разносят в щепки мебель... И все это с легкостью и вдохновением, достойными их памятного выступления в захолустном городишке штата Техас.
