Сколько стоит человек. Повесть о пережитом в 12 тетрадях и 6 томах. - Керсновская Евфросиния Антоновна
— За то, что я попытался предупредить об угрожающей нашему хозяйству катастрофе, мне угрожают десятью годами тюрьмы… А у меня жена… Двое детей… Родители…
Через два дня он выступил с докладом о том, что все обстоит благополучно. Посевная будет проведена в срок на самом высоком агротехническом уровне. Крупного рогатого скота было 2400 голов, а теперь уже 3000.
С тех пор прошло 16 лет… И все эти годы я каждом шагу встречала ложь и очковтирательство. Я не смирилась, не признала, что «все так делают». Все, но не я.
Итак, у меня созрело твердое решение: я буду взрывником.
Не будет хвастовством, если я скажу, что в любой выполняемой мной работе я никогда не повторяю механически одни и те же операции, а напротив: каждый раз пытаюсь внести какое-либо усовершенствование. Таким путем можно достичь виртуозности. Разумеется, не без того, чтобы иногда ошибаться. Это только говорят, будто взрывник ошибается лишь однажды. Не все ошибки смертельны. Можно и даже нужно ошибаться… осторожно. И делать правильные выводы из своих ошибок.
Я знала, что, как взрывник, буду мастером своего дела.
Наконец-то я на своем месте
Большинство людей нуждаются в поощрении, а еще чаще — в понукании. О себе могу сказать обратное: мне больше всего мешает, а иногда вредит излишек рвения. Разве не это мешало мне тихо-спокойно работать в больнице лагеря? А в морге? Не всюду ли я расшибала свой упрямый лоб, стремясь к самым благим целям? И в шахте на каждом шагу я взваливала на свои плечи значительно больше, чем было необходимо. Но в роли взрывника я чувствовала себя буквально как рыба в воде. Тут избыток рвения не мог никому стать костью поперек горла (по крайней мере, я так думала).
Реальное препятствие — это так называемые «Единые правила взрывных работ». Единые… Не могут они быть едиными для всей страны! Пласты бывают мощные и тонкие, крутопадающие и горизонтальные, засоренные, мягкие, твердые, цельные и раздавленные. И в каждом отдельном случае бурить, а следовательно, и палить, надо по-разному. Спрятаться за бумажную ширму «правил» и шантажировать — это легче всего. Это снимает ответственность, но это не для меня. Я лицемерить не стану!
До какой-то степени, я была своего рода штрейкбрехером среди взрывников, потому что я не желала пользоваться ни одной из привилегией, которых они сумели для себя добиться. Взрывники прекрасно понимали, как много от них зависит, и отчаянно шантажировали горных мастеров: «Захочу — отпалю все, что угодно, обходя все законы и правила, а не пойдешь мне навстречу — забракую любой забой». «Причин» всегда найдется достаточно! А под «пойдешь мне навстречу» подразумевалось очень и очень многое. Основное их требование — палить «хором» (что всегда дает плохой результат, оставляет много отказов, выбивает крепление и нарушает транспортер). Второе требование — это подписать путевку о благополучной отпалке, даже если в забое лесоповал и столпотворение вавилонское. Главное же — не вызывать взрывника в начале смены, когда все они в аммонитном складе «забивают козла» или спят. И отпускать пораньше на-гора.
Я, напротив, являлась на участок вместе со сменой и сама заботилась, чтобы все взрывные работы были произведены своевременно, без спешки и с максимальной эффективностью. Больше того, имея большой опыт, я помогала правильно разметить и забурить любой забой, заботясь и о направлении, и о том, чтобы не произошло отрыва от почвы, что избавляло маркшейдеров и геологов от излишних забот.
Как приняли меня в число своих собратьев взрывники? Откровенно говоря, несколько настороженно. Ведь сколько они мне крови попортили в бытность мою горным мастером! Кроме того, они видели, что я нисколько не дорожу их прерогативами — возможностью путем шантажа сводить свою работу до минимума. Но вскоре они убедились, что я иду своим путем и не пытаюсь и их заставить следовать моему примеру.
Сначала, как и все взрывники, я работала по одному месяцу на каждом участке, а затем — месяц подменным. Потом все начиналось сначала.
Не скрою, это мне очень нравилось: шахта огромная, работы велись на четырех пластах и были очень разнообразны. А если я чего-нибудь действительно не переношу, то это однообразия.
Разные пласты, разные участки, разные люди, разные начальники. Было что понаблюдать и над чем подумать.
На новой работе я вскоре освоилась. Отношения со взрывниками потеплели, когда они подметили, что я выручаю всех, кто ко мне обращается за помощью, и притом выручаю безвозмездно и без отработки.
— Антоновна, выйди завтра за меня: мне жену из роддома забрать надо!
— Антоновна, отработай вторую смену на пятом участке! Ко мне отец прилетает. Надо его на «Надежде» встретить!
А то просто перехватят меня и сунут путевку в руки:
— Сходи за Антошу Пуртова! Пьян в дребезину. Узнают — премии лишат…
И Антоновна безотказно оставалась на вторую смену, хоть это и запрещено. Переутомление могло быть причиной несчастного случая.
Бывали и комические сцены:
— Ты в кино собираешься, Антоновна? Купи и на нас всех билеты: мы пообедаем и прямо к началу придем.
Покупаю десять билетов. Сажусь в глубину, к самой стеночке. Они приходят к самому началу. Но «пообедали» они так, что лыка не вяжут. Когда зажигают свет, то выясняется, что я в блокаде и вылезти не могу: девять взрывников спят как убитые. Под общий смех я тормошу своих «кавалеров».
Удивительное дело, в Советском Союзе все пьют, но больше всего те, кто меньше всего на это имеют право: шахтеры, и особенно взрывники. В шахте абсолютно непьющих было двое: я и главный инженер Гордиенко Ефим Васильевич, которого ласково называли «Гордей».
«Учись и ты честно трудиться!»
Согласно советской Конституции, все имеют право на труд. Иное дело, все ли имеют желание этим правом воспользоваться. Курьезное явление! Когда резко сократилось количество лагерей (в 1956–1957 годах в Норильске, например, не осталось ни одного лагеря для политических, и только на ТЭЦе остался заштатный лагерь для бытовиков-малосрочников), обслуживавшую их «псарню» рассовали по производствам. Только тогда бросилось в глаза, что за отбросы человечества были наши «воспитатели», которым мы были отданы для «исправления». Потеряв теплые местечки, где они могли паразитировать, распоряжаясь толпами бесправных рабов, они растерялись, так как для честного труда были абсолютно непригодны. Большинство из них очень скоро опустилось, пополнив собой армию тех, кто околачивается возле магазинов, высматривая себе компаньонов, чтобы купить одну «на троих».
И к нам на шахту направили несколько человек из «псарни». Не знаю, было ли это просто случайностью или волей судьбы, но одного из бывших дежурняков дали мне в качестве подносчика. Будь это не дежурняк с «Нагорного», а обыкновенный новичок со стороны, я бы его приучала исподволь, давая время привыкнуть. Ведь с непривычки шахта — это не фунт изюма. Но жалеть того, кто издевался над беззащитными женщинами?! Нет, поблажки я ему не давала!
— Ты мстишь мне, Керсновская! — жалобно скулил он, когда с двумя сумками аммонита, путаясь с непривычки в ремнях сумок, аккумулятора и самоспасателя, спотыкаясь и налетая на стойки крепления, он трусил рысцой за мной по бесконечным подземным выработкам, где и привычному человеку не так легко пройти с сорока килограммами аммонита.
— Мстить? Тебе? Много чести! Просто нужно, чтобы ты понял: честный труд шахтера — это не то же, что бабам на вахте под юбки заглядывать!
Hадолго его не хватило. В шахте из «опричников» никто не прижился, что еще больше повысило мое уважение к шахтерскому труду.
В работе не бывает мелочей, но у мехцеха есть план
Я шла на работу, как охотник на крупного зверя: знаешь, что опасно, трудно, но азарт побуждает рваться навстречу опасности.
Работа взрывника опасна. Это естественно. Но иное дело, когда натыкаешься на опасность, которая не предусмотрена программой. Шпуры для взрывников готовят бурильщики, но коронки для электросверла постепенно срабатываются. Хотя коронки, то есть наконечники с твердыми победитовыми лезвиями, и затачивают, и наваривают, но со временем диаметр шпура, забуренного сработанной коронкой, уменьшается. В конце концов патрон в такой шпур не входит. При заряжании патрон застревает в самом устье шпура!
