Записки о России генерала Манштейна - Манштейн Христофор Герман (читать книги без .txt) 📗
29-го паша, комендант крепости, послал с офицером письмо к фельдмаршалу с предложением капитуляции. 1-го июля, от имени коменданта прибыли в русский лагерь четыре турецкие офицера для составления капитуляции. Ласи долго настаивал на том, чтобы гарнизон сдался военнопленным, но как комендант постоянно отвечал, что он предпочитает схоронить себя с гарнизоном под развалинами города, то ему дозволили выйти с гарнизоном из крепости без военных почестей и под русским конвоем идти в Абскук, город, принадлежащий султану, с условием в продолжение года не служить против России. Как скоро капитуляция была подписана, паша отдал в распоряжение русских одни ворота и 4-го июля вышел из Азова во главе гарнизона, состоявшего из 3463 мужчин и 2233 женщин и детей. В городе нашлись 221 человек христиан, содержавшихся в неволе; их освободили. В городе остались также 63 купца из армян и греков. Стены укрепления были снабжены 137 медными пушками и 11 такими же мортирами, да чугунными 26 пушками и 4 мортирами. В городе нашлось также большое количество амуниции и боевых снарядов; но зато мало продовольственных припасов, потому что магазины были разрушены бомбами, которые и попортили много провизии. Это-то обстоятельство заставило коменданта сдаться раньше, нежели он решился бы на это без таких случайностей. Хотя русские и овладели прикрытым путем, однако наружные укрепления еще не были в их руках, и они не сделали ни одного пролома в стенах крепости. Зато внутренность города представляла одни груды камня, вследствие сильного бомбардирования.
По сдаче крепости, фельдмаршал Ласи приказал привести ее в порядок, а между тем стоял с армиею поблизости ее до начала августа. Генерал Левашев назначен губернатором, а генерал Бриньи старший комендантом Азова. Для гарнизона оставили 4000 человек, а город был снабжен всем нужным.
После всех этих распоряжений, фельдмаршал Ласи получил от двора приказание идти с своими войсками в Крым для соединения с Минихом. Ласи мог вести с собою только 7000 человек и отправился с ними в поход. Подошед к реке Калмиусу, авангард встретил трех казаков, объяснивших, что они принадлежат к корпусу генерала Шпигеля, который шел на Бахмут, но сбились с пути и теперь ищут, как бы соединиться с ним. Фельдмаршал не поверил казакам, велел их задержать и продолжал идти. На другой день привели других казаков, которые повторили сказанное первыми, и прибавили, что фельдмаршал Миних с корпусом своим выступил из Крыма и направился в Украйну. Это известие заставило Ласи поворотить назад. Но без этой счастливой встречи он, пожалуй, дошел бы до Крыма, где ему грозила бы величайшая опасность при том малом числе войска, которое с ним было. В начале октября фельдмаршал Ласи прибыл в Изюм. Полки, составлявшие его армию, были размещены по зимним квартирам на восточном конце украинских линий, невдалеке от Донца. Квартиры эти были расположены таким образом, что войска легко могли сойтись и оказывать помощь друг другу по первому известию о приближении татар. Сам Ласи расположил квартиру свою в Харькове.
Едва отпустил он часть своих войск, как пришло известие, что татары ворвались в русские пределы, увели множество людей, скота, и разорили несколько сел. Фельдмаршал отрядил в погоню за ними полковника Краснощеку, из донских казаков, с 2000 казаков и калмыков. Краснощека шел почти без отдыха двое суток, и на рассвете третьего дня, 27-го октября, настиг партию в 200 татар между речками Конские и Молочные воды, в местности, называемой Волчий буерак. Он ударил на них, побил 170 человек, а 30 остальных взял в плен. Узнав от них, что более многочисленная партия, с братом хана во главе, ушла уже вперед, Краснощека тотчас же погнался за нею и настиг ее в тот же день в полдень. Этот отряд состоял из 800 человек турок и татар; он ударил на них, разбил, положил на месте 300 человек, и в плен взял 47 татар и 3 турок. Все русские подданные, попавшие в плен, числом до 3000 человек, были освобождены, а казаки захватили 400 лошадей.
Порта, недовольная поведением хана в Крыму во время этого похода, низложила его, и на место его поставила Калгу-султана.
Петербургский двор, не довольствуясь нападением на Порту в Крыму и осадою Азова, захотел еще смирить кубанских татар, и с этою целью приказал Дон-Дук-Омбо, вождю калмыков, кочующих между Царицыным и Астраханью, напасть на тех татар. В начале апреля Дон-Дук-Омбо выступил в поход с 20 тыс. своих подданных и вступил в кубанскую землю. Отряд, высланный для рекогносцировки, привел пленного, который объяснил, что 5000 татарских кибиток, содержащих каждая по одной семье, собрались с тем, чтобы сняться с места и отправиться далеко в степь, для того чтобы там поселиться и поставить своих жен и детей вне опасности от калмыков. Вследствие этого известия, Дон-Дук-Омбо удвоил шагу и настиг татар между реками Кубанью и Орпою. Они очень выгодно расположились, окружив себя в три ряда кибитками вроде ретраншемента. Дон-Дук-Омбо велел, однако, атаковать их. Сын его, Голдан-Нарма, в главе 10 тыс. человек, должен был ворваться в стан неприятеля. Он пошел прямо на него, и, став на таком расстоянии, которое позволяло схватиться, он велел людям своим спешиться, и мужественно напал на татар. Эти также их встретили, но после двухчасового сопротивления наконец их смяли. Резня была страшная, всех мужчин перерезали; пощадили только жен и детей, числом до 10 тыс., а калмыки захватили множество скота. На месте остались двадцать четыре мурзы и 6000 татар. Отправив добычу и пленников под крепким конвоем в свои кочевья, Дон-Дук-Омбо продолжал идти далее, дошел до реки Гогорлики, и здесь стал лагерем, чтобы дать людям и лошадям отдых.
Спустя некоторое время, он узнал, что четыре главные татарские орды, состоящие из 30 тыс. кибиток, собрались в сорока лье от него, позади ущелий, и здесь поджидают его. Калмыцкий князь повел туда свое войско, и 37 дней блокировал татар, так как он не считал своих сил достаточными для атаки их в этой позиции. Татары тоже не воспользовались малочисленностию неприятельского войска. Они боялись оставить свою выгодную позицию и не выходили из своих ущелий, в надежде, что, за истощением припасов, калмыки принуждены будут удалиться. Когда же на помощь калмыкам подошел большой отряд донских казаков, Дон-Дук-Омбо тотчас распорядился ударить на неприятеля. Проведав о том и боясь потерять все, если бы дело дошло до крайности, татары решились отправить к калмыцкому князю некоторых из знатнейших мурз своих объявить, что они покоряются русской империи, и просить, чтобы он принял их в число подданных ее императорского величества. Эту просьбу приняли с большим удовольствием. Затем татарский султан и 200 мурз отправились в лагерь Дон-Дука-Омбо и принесли присягу в верности; несколько значительнейших лиц оставлены заложниками.
В то время, когда русские армии под начальством фельдмаршалов Миниха и Ласи были заняты в Крыму и под Азовом, корпус из 10 тыс. человек, посланный императрицею в Германию, возвращался в Украйну под начальством генерал-лейтенанта Кейта. Это войско стояло на зимних квартирах в империи; прошедши через Богемию и Польшу, оно в конце сентября прибыло в Киев, где и простояло гарнизоном в течение зимы.
Из подробностей изложенного мною похода можно было усмотреть, что для русской армии всего менее были страшны турки и татары, с которыми она воевала. Гораздо гибельнее действовали на нее голод, жажда, постоянные труды и переходы в самое жаркое время года. И хотя я большой почитатель графа Миниха, однако я не могу вполне оправдать его ошибки в эту кампанию, стоившую России около 30 тыс. человек. Надобно признаться, что он употребил всевозможные старания для устройства магазинов на зиму, и если оказался недостаток в подводах для доставки продовольствия в армию, то вина была не его, а военных комиссаров. Однако лучше было бы начать поход двумя месяцами позже или совсем отказаться от начальства над армиею, нежели вести несколько тысяч народу в отдаленный край, с опасностию потерять их всех, на основании только одной надежды, что, может быть, удастся продовольствовать армию на счет неприятеля. В обращении своем Миних был слишком суров; он часто без надобности изнурял солдат; в самое жаркое летнее время, вместо того, чтобы выступать в поход ночью, или за несколько часов до рассвета, армия, вместо того, чтобы воспользоваться свежестью воздуха, почти всегда выступала часа два или три после восхода солнца. Это обстоятельство много содействовало распространению болезней в войсках. Зной до того изнурял людей, что многие из них падали мертвые на ходу. В эту кампанию даже несколько офицеров умерло от голода и лишений. А что довершило расстройство армии, так это несогласие, господствовавшее между главными начальниками. Как я уже упомянул, под начальством Миниха находился принц Гессен-Гомбургский, не охотник до военных трудов. Он не только был ленив и небрежен в исполнении даваемых ему приказаний, но еще заводил крамолы в армии. Он осуждал все распоряжения фельдмаршала, и о нем самом отзывался дурно при офицерах и даже в присутствии солдат; жалел последних каждый раз, что им приходилось что-либо вытерпеть; говорил, что все происходило от непредусмотрительности начальника армии, который хотел заморить людей голодом и трудами. Такой образ действий, клонившийся ко вреду интересов государыни, из-за одной личной ненависти, не мог не иметь дурного влияния на армию. Солдаты ничего не делали с усердием, все им не нравилось, малейший труд возбуждал их ропот.
