Рассказы ездового пса - Ершов Василий Васильевич (книги онлайн читать бесплатно TXT) 📗
Кто-то же до меня составлял инструкцию по производству полетов в Пит-Городке, облетывал схему, наметил маршруты, определил безопасные коридоры подхода и выхода… а я, умник, решил пойти на глазок, своим путем. Теперь вот он, урок. Что делать? Что делать?
Двигатель звенел на взлетном режиме; бледный второй пилот дожимал рычаг газа, как будто мог выдавить лишние лошадиные силы, а я, вцепившись в штурвал, по километру в час уменьшал скорость сообразно приближению желанной гривы - чтобы вытянуть.
Уже видно было край гривы, уже я мостился, между какими верхушками деревьев попытаться проскочить, пусть и зацеплю законцовками крыльев за ветки…
И тут мелькнула мысль.
Закрылки! В последний момент перед столкновением выпустить закрылки. Кратковременное увеличение подъемной силы позволит перетянуть гриву. Что там за нею, я не знаю, но, думаю, понижение. Только не спешить, только не раньше времени. Тут счет на доли секунды. Чуть раньше - и машина тут же потеряет скорость, а с нею и подъемную силу.
Ерзая мокрой задницей по кожаной обивке сиденья, я таки дождался тех деревьев, нажал кнопку выпуска закрылков… заела!… еще, еще - и чувствуя, как под крыльями начинает набухать воздушный пузырь, чуть, самую малость, потянул штурвал на себя.
Ветки хлестнули по колесам, ноги сами поджались… я глядел вперед: верхушки леса стали уходить вниз, а за ними, скользя по веткам, стал я дожимать, дожимать машину. Скорость пошла. И тайга оборвалась в ущелье. И сердце мое чуть не оборвалось от пережитого страха.
… Сым несся подо мной; я бездумно, автоматически подворачивал по изгибам берегов; мысы, заросшие сосняком, выплывали справа и слева. Мыслями я был где-то там, на Большом Питу: разгонял машину, убирал закрылки и боялся оглянуться на своих пассажиров…
Есть Бог на небе. Наверно он раздвинул на секунду пелену облаков и огненным перстом высветил прямо перед глазами тонкий трос телефонного перехода - того самого, по которому я недавно сдавал зачет.
Сердце остановилось. Йех! - в четыре руки рванули мы штурвалы…
Да. Может, может самолет Ан-2 выполнить мертвую петлю. Может. Только не надо его до этого доводить.
Метров на триста мы выскочили, под самую нижнюю кромку облаков, аж чуть зацепили ее.
Не знаю, как кому, а мне этого случая хватило на всю оставшуюся летную жизнь. Как обрезало.
И еще одно я понял: безопасную высоту полета придумал мудрый человек. Знай ты наизусть хоть все телефонные переходы - а от заскока никто не гарантирован. С этой стороны небоскреба я в бездну уже заглянул.
Болтанка
Многие из тех, кто хоть раз летал самолетом, навсегда запомнили то непривычное и неприятное ощущение, когда пол уходит из-под ног, а в животе все сжимается: от боков - и под ложечку… Раз сожмется, два, три… ой! И хочется лечь, сжаться в комок, и внутренний голос просит: ради всего святого, поставьте меня на твердую землю!
Воздушные ямы и колдобины неизбежны в полете, особенно на небольших высотах. Воздух у земли нагревается, но температура его нагрева зависит от степени поглощения солнечного тепла подстилающей поверхностью: над пахотой парит очень сильно, над лесом - меньше, а над водой - и вовсе нет конвекции. Ветер, дующий поперек горного хребта, да даже и не хребта, а любой пологой возвышенности, с наветренной стороны вызывает подъем воздуха вверх, а на подветренном склоне - скатывание его вниз, да еще с завихрениями. Под плоской нижней поверхностью кучевого облака поток тянет вверх, а вблизи столба ливня - вниз.
Вот так и кипит воздух в теплое время года над земной поверхностью, как над гигантской сковородкой, и воздушные пузыри, нагревшись, поднимаются вверх, на границе конденсации водяного пара превращаясь в облака, и внутри облаков воздух все стремится вверх, пока не охладится до температуры окружающего воздуха. А дальше уже спокойно. Как самолет перевалил верхнюю границу облачков, так и повис, как в меду.
Но полеты на легких самолетах обычно производятся на малых высотах, и болтанка неизбежна практически в каждом полете.
Нелетающий народ твердо убежден: летчики люди особые, им болтанка не страшна, их не тошнит - их не может тошнить!
Ага. Как будто мой вестибулярный аппарат отличается от вашего. Еще как тошнит иной раз! Правда… тошнит и от других причин, иной раз - от перипетий, иной раз - от людей, от тягомотины…
Нет, я на полном серьезе: вспоминая еще курсантские полеты, особенно по маршруту на Ан-2, часами болтаясь над Днепром от самих Черкасс аж до Николаева… ой… лучше не вспоминать. Спасало меня то, что на наших учебных Ан-2 кабина была в грузопассажирском варианте, и можно было, подстелив моторный чехол на ряд чашек-сидений вдоль борта, лечь на спину… тогда отпускало. Нет, до извержения не доходило ни разу, но на грани… В таком состоянии - какой там интерес к жизни… свет не мил.
Но звучит команда: "Ершов, давай!" - и вскакиваешь, идешь на подгибающихся от болтанки ногах, добираешься до вожделенного штурвала, усаживаешься в мокрое от твоего предшественника кресло, надеваешь мокрые наушники, пристегиваешься… Загоняешь все триммеры в разные стороны, штурвал перекашивает; вцепляешься в рога, борешься с трудностями, самим же собой созданными, выдерживаешь курс и высоту - и забываешь про ту тошноту через пять минут. Все! Работа, занятость, интерес - и уже не до вестибулярных возмущений. Надо и пилотировать, и вести визуальную ориентировку, и связь с землей, и грозы обходить… как же все это интересно!
А в салоне духота, жара, нечем дышать, и вылезшему из-за штурвала курсанту через пять минут потихоньку начинает казаться, что весь он состоит из огромного желудка… У иных этот желудок аж выворачивается наизнанку. Что ж… привыкай: это с тобой на всю жизнь. Не ты, так твои пассажиры… запах устойчиво пропитывает самолет - и уж до самого капитального ремонта. А после ремонта - пара рейсов летом, и тот же кисловатый запах встречает тебя на стоянке, едва откроешь входную дверь самолета.
Романтика романтикой, но полет иной раз сопряжен с самой непрезентабельной прозой, и к этому будущему летчику надо быть готовым. Да и что там особенного - ну, блюет человек, подумаешь, мелочи какие. Не умрет же.
Это раз везли мы в апреле свадьбу из Богучан в Мотыгино. Двенадцать человек родни, с невестой и женихом во главе, как положено. Невеста и жених сидели на первых по полету откидных креслах, друг против друга, чтоб любоваться и пожирать друг друга глазами. И вся родня: папы и мамы, братовья и сестры - так же сидели вдоль бортов и разглядывали друг друга. Лету - час, удобно! Это тебе не на телеге по колдобинам…
Правда, солнышко пригревало уже почти по-летнему, снег начал темнеть, ручьи звенели вовсю, а на небе к полудню развивалась приличная кучевка. И болтанка в пузырях горячего воздуха, поднимавшихся от берегов Ангары, была особенно неприятна. Ну, нам-то, воздушным волкам, пролетавшим уже по три-четыре года, было привычно. Я только ухмылялся, вспоминая, как по первому году иной раз слезно просил у командира штурвал, чтобы избавиться от симптомов проклятой воздушной болезни отработанным в училище способом. И таки привык, да и за работой оно не так допекало. А когда методом проб и ошибок усвоил, что сытый желудок не хочет расставаться с содержимым - поэтому любой летчик и набивает его перед полетом, - вот тогда дал волюшку аппетиту. И сейчас, только из столовой, спокойно переваривая пельмени, я снисходительно поглядывал через правое плечо в открытую дверь салона.
Жених и невеста сначала, и правда, пожирали друг друга глазами… потом аппетит вроде как пропал. Пару раз самолет бросило вверх-вниз так, что невеста судорожно ухватилась одной рукой за угол радиостанции, а другой - за подол сидевшей рядом матери. Румянец постепенно сошел с ее лица, она перестала поддерживать руками белоснежное свадебное платье, которое все норовило растечься по нечистому полу. Жених тоже побледнел, ему стало как-то уже не до красот невесты; его всерьез мутило. Да мутило всех, но народ терпел. Много ли осталось мучиться-то.
