Грановский - Каменский Захар Абрамович (книги бесплатно читать без .TXT) 📗
Эта методологическая проблема не была нова для Грановского, она обозначилась для него еще в Берлине, когда он слушал лекции Ранке, представителя исторического эмпиризма, т. е. методологии, по которой история должна изучаться только на основании фактов и без привнесения в это изучение каких-либо теоретических соображений, родившихся в современности, теорий, на которые опирался бы историк. Здесь нет необходимости говорить не только о том, что такая методология невыполнима, но и о том, что она делала бы историческое исследование совершенно ненужным занятием. Но надо выяснить, как отнесся к ней теперь, в более поздний период, Грановский.
Решения этой методологической проблемы, сколько-нибудь определенной концепции у Грановского нет, а есть лишь высказывания и некоторая исследовательская практика, на основании чего можно восстановить хотя бы общее понимание им проблемы. В целом теперь он усиливает свою антиэмпирическую позицию и развивает взгляд, который в современной науке называется концепцией «актуализма»: прошлое вообще может быть понято адекватно лишь из современности, из результата как развитого прошлого, принесшего свои плоды. «История по самому содержанию своему, — писал Грановский, — должна более других наук принимать в себя современные идеи. Мы не можем смотреть на прошедшее иначе, как с точки зрения настоящего. В судьбе отцов мы ищем преимущественно объяснения собственной. Каждое поколение приступает к истории с своими вопросами…» (3, 439).
Этого, конечно, недостаточно для понимания взгляда Грановского. Более того, здесь как будто и не все вяжется, согласуется. С одной стороны, Грановский утверждает, что мы прошедшее должны понимать с современной точки зрения (это и есть «актуализм»). Но, с другой стороны, и наоборот— современность мы должны понимать, исходя из прошлого — из «судьбы отцов». Так или иначе, но никакой эмпиризм для Грановского неприемлем, между прошлым и настоящим, между методами их постижения существует теснейшее взаимодействие, так сказать, взаимообмен, и нельзя постигать прошлое только имманентно, не исходя из современной теории и методов.
Некоторые дополнительные основания для понимания того, как решал эти проблемы Грановский, и, следовательно, для характеристики его эволюции в этом отношении мы находим в его практике историка. И очень важно, что в этой практике, как, впрочем, и в самой органической теории, содержится некоторое разъяснение обоих направлений мысли Грановского (и использование настоящего для объяснения прошлого, и использование прошлого для объяснения настоящего).
В первом отношении важна сама органическая теория: именно ее принципы Грановский считает нужным положить в основание анализа истории, и, как мы помним, саму философию истории в форме органической теории он излагает своим слушателям именно для этого — объяснить, с какой точки зрения они будут изучать историю. Но и наоборот: современные вопросы — отношение к эксплуатации, обоснование идеала общественного устройства, роль и оценка революций и т. п. — Грановский пытается решать способом аллюзий, т. е. осмыслением настоящего на материале прошлого и формулированием оценок и выводов относительно настоящего с помощью оценок и выводов относительно прошлого. Но при определенной плодотворности этого «актуализма» Грановский именно здесь и впадал в те модернизации, в те заблуждения, от которых в связи с таким пониманием практической пользы истории его предостерегал Станкевич и которые в современной терминологии можно обозначить как «редукционизм».
Пытаясь в «судьбе отцов» искать объяснение судеб современности, Грановский приходит к ряду антиисторических аналогий и заключений, не фиксируя существенных социальных, исторических различий между социальными группами обществ античных, средневековых и современных ему. Рецензируя книгу Нитча «История Гракхов…», он вслед за автором полагает, что пролетариат и его нищета в современном капиталистическом обществе— явление старое, «исключительно нашему времени принадлежащее и его обвиняющее…» (3, 447). Исключая патриархальный Восток, пролетариат существовал во все времена и у всех народов (см. там же). Подобным же образом проводится аналогия между аграрным движением времен Гракхов и аграрным движением в Соединенных Штатах в 30—40-х годах XIX в. «Таким образом, — заключал эту аналогию Грановский, — чрез две тысячи лет, за пределами древнего мира поднялись вопросы, над решением которых потратили столько сил Фламинии, Сципионы, Катон и Гракхи» (3, 458).
Итак, органическая теория и ее методологическая интерпретация претерпели довольно значительную эволюцию.
Что касается изложения Грановским истории философии истории, то оно существенных изменений почти не получает, оно остается прежним изложением традиции, приведшей к органической теории, с некоторым усилением стремлений внедрить естественнонаучную методологию в историческую.
Анализ самой истории остается в целом таким, который Чернышевский (говоря об уровне тогдашней западной науки и имея в виду таких ее корифеев, как Ф. П. Г. Гизо, Ф. К. Шлоссер, Б. Г. Нибур, Т. Б. Маколей) характеризовал как преобладание политической истории, как исследование «политического и умственного элементов народной жизни…» (86, 3, 364).
В сущности так же характеризовал курсы Грановского этого периода, публикуя и комментируя их, П. Н. Милюков. По Милюкову, Грановский рассматривал историю вообще и средневековую в частности как основывающуюся на определенных идеях, «стихиях», «началах». Он писал, используя цитаты из записи курса 1845/46 учебного года, что для Грановского «вся жизнь средних веков… состоит в борьбе абстрактных противоположностей, императорской и папской власти, феодализма и духовной иерархии…» (67, 219). Грановский, по мнению Милюкова, «основных причин разрушения Рима… ищет в мире нравственных явлений» (67, 222). Милюков приводит записи, из которых видно, что сферой анализа Грановского были правовые, культурные, политические отношения и факты.
Характеризуя эволюцию Грановского во второй период в целом, можно сказать, что начавшийся процесс расшатывания идеалистических основ органической теории из-за введения в теорию и отчасти в практику исторического исследования объяснений, исходящих из учета природных условий жизни общества, углубил противоречие между этой тенденцией и исходной шеллинго-гегелевской идеалистической теорией исторического процесса.
Глава V
ВЕРШИНА
1. ТЕОРЕТИЧЕСКИЕ ВВЕДЕНИЯ К КУРСАМ КОНЦА 40—50-х ГОДОВ
В середине — конце 1840-х и в 1850-х годах Грановский расширяет рамки своих чтений: он вводит в них древнюю историю и предполагает теоретическое введение. Это обстоятельство имело не просто формальное значение. Теперь в теоретические введения включалась новая проблематика: ранняя история человечества, т. е. такие проблемы философии истории, как происхождение человеческого общества, возникновение социальных форм его жизни.
Введение к курсам этого периода Грановский строит как развернутый ответ на всегда волновавший его вопрос о пользе изучения истории. В этой связи он расширяет и углубляет очерк историографии. Наука история в своем содержании и смысле, заключает он, «откроется не иначе, как через краткое обозрение исторического развития науки — от начала до настоящего конца» (19, тетр. 1, л. 2). Грановский говорит о христианских историках, о Макиавелли, Болингброке, Монтескьё. «Первой попыткой преобразовать историю» так, чтобы рассказать ее как «историю одного человека» (19, тетр. 1, л. 5), была попытка Вольтера. Само это развитие изображено теперь с некоторым уточнением. Начало философии истории возводится теперь не к И. Изелину, а к Дж. Вико, вводятся некоторые другие новые имена, например Ф. Шиллер (19, тетр. 2, л. 4).
