Немецкая карта - Комосса Герд-Хельмут (библиотека книг TXT) 📗
Как плохо я еще тогда понимал Хельмута Шмидта! Там, в Мадриде, один человек лежал при смерти, а вся нация, эта гордая нация, готовилась к переменам исторического масштаба. Испания искала поддержки Германии. Германия довольно сильно симпатизировала этой стране. Немецкие политики в корне неправильно оценили действия испанской верхушки. Революция была уже позади, и Испания собиралась стать полноправным участником мирового сообщества. Испания гордилась тем, что смогла защитить Пиренейский полуостров от коммунизма и при этом заручиться поддержкой Германии. А как же боннское правительство? Оно видело там, на юге, только фашистов. Одних фашистов! Без сомнения, в тот год политики в Бонне никоим образом не были дальновидными. Они видели только товарищей, которые вместе с коммунистами оказывали сопротивление испанским фашистам, которых в то время уже не было.
Пришел день вылета из Кёльна, но вылететь в этот день в Испанию нам так и не было суждено. Утром я проснулся с температурой 39 градусов. «О Боже, — подумал я, — нужно сейчас же позвонить генеральному инспектору и отменить полет. Поездка невозможна».
Перед этим я решил позавтракать. Раздался телефонный звонок. То, что случилось дальше, было просто невероятным. На другом конце провода раздался немного искаженный голос генерального инспектора. «Господин Комосса, — сказал он, — случилось что–то ужасное — у меня грипп и высокая температура, нам необходимо отменить поездку в Испанию!» Я не знал, сказать ли ему, что я тоже болен, или нет. Все же я ему этого не сказал. То, что происходило дальше, можно назвать организационной рутиной, которую пришлось улаживать с высокой температурой. Была лишь одна проблема, которой я как раз и опасался: испанская сторона не приняла болезнь генерального инспектора и его адъютанта всерьез. Тут же возникли дипломатические сложности. Несомненно, испанцы знали, что немецкое правительство, прямо скажем, без энтузиазма относится к поездке в Испанию с целью решения военных вопросов. Однако отменить подобный визит в день вылета было, несомненно, крайне странно. Хотя генерал и я были действительно очень больны… но верить нам никто не хотел.
После этого в рабочем порядке я попытался устранить все возможные предположения, что визит был отменен по политическим причинам. Это мне удалось, правда, только тогда, когда я смог сообщить испанскому послу, что новый генеральный инспектор после вступления в должность совершит свой первый заграничный визит именно в Испанию. Это было, конечно, необычно, так как противоречило всем сложившимся традициям. Новый генеральный инспектор после вступления в должность всегда сначала направлялся в США или Францию, затем в Великобританию, а уж затем во все другие страны НАТО. Тем не менее, согласно протоколу, четкой последовательности визитов не было. В этом вопросе, в качестве адъютанта генерального инспектора, я имел возможность выбирать страны для посещения, исходя из своих собственных решений. После несостоявшейся поездки генерала де Мезьера в Испанию я использовал все предоставленные мне возможности, чтобы в итоге у нового генерального инспектора адмирала Циммермана не осталось другого выбора, иначе как одобрить визит. Я мог его убедить в том, что любое другое решение незамедлительно приведет к осложнению дипломатических отношений. Однако было необходимо, чтобы в данном вопросе бундесвер не оказывал никакого давления. Адмирал Циммерман принял решение: «Господин полковник, мы летим в Испанию! Только следите за тем, чтобы мы не встретились с Франко».
Эта поездка была особенным событием. Она началась в Мадриде и продолжилась в Сантьяго–де–Компостела и замке Алькасар. После приземления в отеле мы получили приглашение немецкого посла на встречу, посвященную приему гостей из Бонна. Мы поехали маленькой группой: генеральный инспектор с женой, вице–адмирал Требеш и я. Во время приема отношение к нам было дружелюбным, даже сердечным. Вскоре я был уже окружен испанскими генералами, которые немного говорили по–немецки и делали это с нескрываемым удовольствием. Стройный высокий генерал с особым интересом рассматривал мои награды на форме. Помимо креста за заслуги перед ФРГ, его сильно заинтересовали мои награды со Второй мировой войны. Испанские офицеры в моем возрасте имели, как и я, опыт ведения боевых действий в Советском Союзе. Они входили в состав «Голубой дивизии», которую генералиссимус Франко отправил на помощь немецкому вермахту на востоке в качестве благодарности за участие немецкого легиона «Кондор» в Гражданской войне в Испании.
Мы обменялись воспоминаниями. «Да, — сказал мой собеседник, — у меня такие же награды, как у и вас, вплоть до серебряного знака отличия за участие в рукопашном бою. Я ношу награды на форме, но не здесь, на немецкой территории, в посольстве Германии». Он заметил удивление в моем взгляде. Он думал, что я должен его понять. Он носил награды в том виде, в каком они были вручены ему еще в 1944 г.
На следующий вечер нас в качестве гостей принимали в министерстве обороны Испании. Мой собеседник из немецкого посольства радостно поприветствовал меня как старого друга. Он показал на свою грудь и орденскую колодку, на которой, помимо испанских наград, также были и немецкие. На левом нагрудном кармане кителя висел Железный крест первого класса в своем первоначальном виде, а под ним — серебряный общий штурмовой знак.
После этого приема по желанию адмирала мы пошли в известный фламенко–клуб в Мадриде. Нас провели вперед почти до самой сцены, правда, фрау Циммерман не захотела сидеть так близко к сцене. «Дамы так сильно потеют», — подумала она и решила, что будет лучше, если там сядут генеральный инспектор и адмирал Требеш. Совет, который дала первая леди, был действительно разумным. Обнаженные и влажные тела в большом количестве и вправду выглядели не очень аппетитно. Все же само представление было просто грандиозным. Мы смотрели на самых известных и лучших танцовщиц. Адмирал Требеш за несколько лет до этого был в Южной Америке и, наверное, неплохо научился там танцевать фламенко, о чем, видимо, знали испанцы. Внезапно одна из танцовщиц подошла к краю маленькой сцены, наклонилась и, протянув руку адмиралу, вытащила его на сцену. Сопротивление, которое он ей оказал, было скорее просто символическим.
И вскоре танцовщицы закружились с адмиралом по сцене. Немецкому адмиралу и так уже доверили достаточно многое, но то, что происходило здесь, не шло ни с чем в сравнение. Адмирал танцевал в Мадриде.
Когда я позже устроил прощальный вечер в министерстве обороны в Бонне, контр–адмирал Герберт Требеш написал мне следующее личное письмо:
«Так как я не знаю, удастся ли нам поговорить об этом обстоятельстве наедине, я бы хотел сказать Вам, с каким удовольствием я работал вместе с Вами эти прошедшие два года.
Я имею в виду не только то, что Вы отличный адъютант как предыдущего, так и нынешнего генерального инспектора. Вы проявили преданность службе, превосходную коммуникабельность и неизменное терпение. Никто лучше меня не знает, сколько концентрации это требует, я также один из тех, кто понимает, какой объем работы нужно для этого проделать.
Кульминацией нашего с Вами общения для меня стала наша совместная поездка в Испанию в ноябре 1972 г. Я думаю, она способствовала расцвету нашего с Вами гармоничного сотрудничества».
Испанцы прочитали нам свои пожелания в качестве формальности. Уже в самолете адмирал Циммерман мечтал еще раз попробовать «frutti de mare», и сразу после приземления подали еду, какую он и хотел. Для меня незабываемым стало посещение собора в Сантьяго–де–Компостела и замка Алькасар: сердце церковной жизни и история войны.
Перед Алькасаром во внутреннем дворе располагалось формирование численностью в батальон. Вокруг была тишина, которую можно было почувствовать всем телом. Затем неожиданно более чем сотня человек запели военные песни, что служило сигналом к бою. После этого национальный гимн. Гордость испанских солдат было слышно во всей крепости и во всем городе. «Да здравствует Испания!» — раздался крик. Молча мы покинули место построения, думая о том, что когда–то отец услышал здесь по телефону, что его сына убили коммунисты. Живи долго, Испания! В тот же момент мне на память пришли последние слова Штауффенберга в Бендерблоке: «Да здравствует священная Германия!»
