Сколько стоит человек. Повесть о пережитом в 12 тетрадях и 6 томах. - Керсновская Евфросиния Антоновна

На каждом шагу я хваталась за свой альбом

Вот липа, заваленная обломками скал. Скалы пытались ее стереть с лица земли, а она охватывает их своей древесиной. Одиннадцать длинных, гибких ветвей тянутся, будто щупальца спрута, стараясь вырваться на простор.

Вот дуб. Метр в поперечнике и не больше метра в высоту. Он, как Самсон, засыпанный обломками рухнувшего дворца. Его могучие руки-ветви искривлены самым фантастическим образом. Они почти сухи и обросли толстыми подушками мха, но на них то тут, то там пробиваются молодые побеги, украшенные султанами крупных, красиво изрезанных листьев.

Вот граб. Сколько испытаний выпало на его долю, но он жив! И на уцелевших побегах отсвечивают изумрудом на солнце его зубчатые листы.

Этот ясень не выдержал неравной битвы! Он погиб. Сухие сучья его, как подагрические руки, подняты вверх, к небу. Что это, последняя мольба о помощи или проклятие? А камни все сильнее сжимают свои безжалостные объятия… И тут же, из расщелины камней, вырастает ядовитый борец. И плющ неплохо себя чувствует у подножия погибшего дерева. И мох находит для себя питание.

Многообразна жизнь, и безжалостна борьба за существование!

Останавливаясь на каждом шагу, любуясь причудливыми зубцами и делая зарисовки, я и не заметила, как подкрался вечер. Скалы стали розовыми, а тени — голубыми. Как всегда, на закате громче стали все звуки: грохот поезда, свист электровоза — все, что так не вязалось с красотой первозданной, не тронутой человеком природы.

На вершине

Я увлеклась, стараясь как можно точнее перенести в свой альбом контур юго-западного склона — причудливое кружево камней, над которыми кружились орланы. Нагретый за день камень излучал тепло, но из расщелин уже поползла прохлада. Надо было решать: спускаться вниз, чтобы завтра с утра возобновить подъем, или заночевать здесь, на полпути, а утром преодолеть оставшуюся часть подъема? Разумеется, я решила заночевать здесь, выбрав плоский камень, защищенный с трех сторон от ветра. Одеяла со мной не было, но не беда! Вытряхнув из рюкзака свитер и юбку, я подстелила под себя рюкзак, сделала из камней изголовье. Поужинала (у меня осталось немного кефира и хлеба). Затем надела свитер, укутала ноги юбкой и погрузилась в воспоминания.

Все те же звезды светили мне, что и в походах моей юности — с Ирой в Карпатах; то же небо расстилалось надо мной, что и в Сибири, когда я ночевала в алтайских перелесках. Но о Сибири не хотелось думать, и я мысленно перенеслась через Кавказские горы и Черное море — в родные края… Родные? Да может ли край быть родным, когда у меня там никого не осталось? Как никого? Там осталась моя молодость — часть моей души. С этим мыслями я уснула.

Не скажу, что спать на Развалке было очень уютно. Развалка — своего рода феномен. Тут на 43-й параллели, в недрах горы — вечная мерзлота (объясняется это наличием углекислоты). Из всех щелей тянет холодом. Недаром там растут «представители северной флоры»: рябина, можжевельник. Я изрядно продрогла и с первым проблеском рассвета собрала свои пожитки и ускоренными темпами начала восхождение. Тут уж пришлось как следует помогать себе руками: карабкаться, цепляясь за выступы скал, выжиматься на руках, ползти.

Несколько раз я натыкалась на отвесные скалы. По бокам зияли обрывы, которые не грех бы назвать и «пропастями». Случайно я нашла расщелину, по которой, упираясь ногами и спиной, смогла влезть, как по трубе. Так добралась до верхних скал. Последнее усилие — и я на вершине горы.

Удивительный вид у этой вершины! Будто несколько пластов, надвинутых один на другой, образуют карниз, нависающий над пустотой. А какая дивная панорама! Там встретила я восход солнца 26 июля 1956 года и там приняла решение: хочу увидать Кавказ!

Район Минеральных Вод, в центре которого находятся Ессентуки, — это Северный Кавказ, но поди-ка догадайся, что это Кавказ! Просто плоскогорье, пересеченное оврагами и утыканное батолитами (их 18; самый большой — Бештау). В ясную погоду виден Эльбрус, бесстыдно высовывающий из-за горизонта двойную вершину (хоть бюстгальтер на нее одевай!), и лишь ясным утром видна вся гряда Большого Кавказа. Но как к нему добраться?

Решение подсказала мне Алевтина Ивановна.

— Почему бы вам не съездить в Тбилиси? Туда из Кисловодска ходит маленький автобус по Военно-Грузинской дороге, через Крестовый перевал.

Идея! Кто же из читавших Пушкина и Лермонтова не мечтал о Военно-Грузинской дороге и о Крестовом перевале?!

Грузия и грузины

И вот я — в маленьком, разбитом и помятом драндулете, который, дребезжа и фыркая, катит по шоссе.

А вот и Терек! Но какой же это Терек?! Разве он «рвет и мечет»? И никакая фантазия не поможет увидеть «мохнатую гриву»! Течет себе речка, правда быстрая, вся в воронках водоворотов, но все равно вполне мирная. А может, и коварная?

Тут мое внимание привлекли все выше поднимающиеся скалы из пластинчатой породы аспидно-фиолетового оттенка, похожие на грифельные доски.

Пока я разглядывала полуразрушенные башни (сторожевые вышки), машина, натужно пыхтя, ползла вверх. Здесь Терек уже иной: поверхность реки стала бугристой, вспоротой тут и там обломками скал. Каждая из этих — в воротнике из желтой пены.

Надвинулись горы, нависли над дорогой, будто пытаются столкнуть ее в овраг, в тот обрыв, куда все глубже проваливается Терек. Но это обман зрения: русло Терека все круче поднимается, и он с ревом мчится нам навстречу.

Наш драндулет, пыхтя и скрипя, окутанный паром, бежит по ухабистому шоссе, бесчисленное количество раз перебегая с берега на берег по разнообразнейшим мостам, не внушающим никакого доверия. Теперь я воочию убеждаюсь, что ревущий, косматый, весь из пены и переплетенных причудливым образом струй Терек — действительно напоминает живое, разъяренное существо.

Дарьяльское ущелье! Причудливые горы, напоминающие театральные декорации, скалы, нависающие над дорогой, пещеры — всего этого из окошка драндулета через головы пассажиров не разглядишь, как ни верти шеей. Если хочешь насладиться путешествием, соверши его верхом. Или пешком. Так даже лучше — не надо заботиться о лошади. Зато на коне не надо смотреть под ноги — конь умен и дорогу выбирает правильно. Можно глядеть по сторонам, оглядываться назад или, запрокинув голову, смотреть на небо: днем — на облака, иногда очень причудливые; ночью — на звезды. Вы, никогда не путешествовавшие на коне, не знаете неба!

Но и пешком очень хорошо, хотя, безусловно, утомительно. Пеший может рассматривать все, что ему захочется: и далекий горизонт, и букашку под ногами, и птичку, распевающую на ветке, и светлячка у корня дерева. Per pedes apostolorum [3] — идеальный вид транспорта, когда нет надобности спешить.

А пока что наш драндулет выписывает «мыслите» [4] по немыслимым серпантинам Крестового перевала, то и дело ныряя в туннели, которые тогда только строили. Затем — спуск. Голубая Арагва, Черная Арагва.

Грузия… Здесь ее чувствуешь в аромате шашлыка и чеснока, в большом количестве галдящих людей, толпящихся в трактирах. Маленькие деревушки, тучи ребятишек, поджарые свиньи, тощие коровы, женщины в черном — тоже тощие.

Близ того монастыря на слиянии Арагвы и Куры (слияния не видно, ибо там плотиной подняли уровень Куры и образовали очередное «море»), где когда-то гордо умирал Мцыри, машина вдруг испортилась и водитель объявил, что стоять будем не меньше часа.

По-моему, просто драндулет нуждался в отдыхе. И большинство пассажиров-грузин тоже. Дело в том, что рядом, на перекрестке, стояла пивнушка — маленький деревянный балаган, в котором, кроме пива, торговали еще и вином. Я удивилась не хитрости водителя и не жажде пассажиров, а тому, что в этой пивнушке, удаленной от населенных пунктов и обслуживающей случайных клиентов, околачивались трое продавцов. Три здоровых лба: один наливал, другой подавал, а третий деньги получал!