Война и революция в России. Мемуары командующего Западным фронтом. 1914-1917 - Гурко Владимир Иосифович (читать книги .txt, .fb2) 📗
Со временем неудовлетворительное положение крепостей, вызванное их скверным материальным обеспечением и низким боевым духом защищавших их частей, с прискорбной очевидностью проявилось в недостаточной эффективности сопротивления, которое оказывали неприятелю их гарнизоны. В положительном смысле в этом отношении отличалась, не считая Ивангорода, небольшая крепость Осовец, прикрывавшая дефиле в болотистую долину реки Нарев. Германцы дважды решительно штурмовали ее при поддержке значительного парка осадной артиллерии самых крупных калибров. Во время второго приступа они даже применили свои знаменитые мортиры калибра 42 сантиметра, которые сыграли такую важную роль при взятии считавшихся неуязвимыми для действия осадных орудий бельгийских крепостей, что обернулось для союзников катастрофой. Успешная оборона Осовца объяснялась в основном не только отличным знакомством всех чинов штаба крепости с ее укреплениями и окружающей местностью, но и тем, что ее гарнизон состоял не из ополченцев, а из кадровых полков. Однако к моменту второго штурма это положение изменилось. Обороноспособность крепости определяется не столько мощностью ее долговременных фортификационных сооружений, сколько удачным и скрытным расположением гарнизонной артиллерии. Когда германцы начали второй штурм, они уже стояли перед Осовцом в течение приблизительно шести месяцев, но не добились своими лобовыми атаками никаких ощутимых успехов. Крепость попала в руки германцев только после общего отступления русских армейских корпусов, державших оборону в ее окрестностях, и форсирования противником реки Нарев, что создавало угрозу полного окружения маленькой твердыни. Осовец, представлявший собой, в сущности, всего лишь tēte-de-pont [53], не был рассчитан на то, чтобы выдерживать одновременно и осаду, и блокаду.
В это время [54] ослабление германских войск в Восточной Пруссии дало нам шанс провести новое наступление с линии по реке Нарев и Августовскому каналу, пользуясь тем выгодным для нас обстоятельством, что во многих местах мы продолжали удерживать позиции на левом берегу.
Наступление по всему фронту было проведено на участке от расположенного недалеко от нашего правого фланга городка Шталлупёнен и до правого берега Вислы. Однако для нанесения главного удара была выбрана линия Кальвария – Сувалки – Августов. Несмотря на успешное развитие, наступление проходило значительно более медленными темпами, чем наше первое вторжение в Восточную Пруссию в августе 1914 года. Хотя германцы не использовали тогда для обороны проволочные заграждения, полевые укрепления были у них сильно развиты. Войска, занимая новые позиции, прежде всего прочего приступали к устройству оборонительных сооружений, возможно, на первых порах – только легкого типа; если же бои продолжались на одном месте в течение нескольких дней, то неприятель, работая по ночам, занимался усилением своих укреплений. В начале октября русские войска, постепенно оттесняя германцев, вновь вошли на территорию Восточной Пруссии. Я со своей дивизией должен был пересечь границу на участке к северу от Роминтенского леса.
В последующие дни леса вокруг Роминтена стали ареной самых ожесточенных боев. Охотничий замок императора Вильгельма, а вернее сказать – его развалины, неоднократно переходил из рук в руки. Бои, с переменным успехом продолжавшиеся несколько суток, велись на самой границе. В это время я командовал не только своей 1-й кавалерийской дивизией, но также 2-й и 3-й, временно сведенными в кавалерийский корпус, который был еще дополнительно усилен приданным ему Уральским пехотным полком и двумя артиллерийскими батареями. Развитие боевых действий на самом краю правого фланга 1-й армии, в состав которой входил тогда мой сводный корпус, потребовало переброски находившихся под моим началом 1-й и 2-й кавалерийских дивизий в окрестности городка Шталлупёнен. Там я в третий раз с боями пересек германскую границу. Естественно, за последние два месяца положение в Восточной Пруссии, по территории которой русские и германские войска проходили пять раз, сильно изменилось. Пограничные районы наконец полностью обезлюдели. Я убежден, что все встречавшиеся нам немцы были либо явными шпионами, либо публикой, которой было разрешено остаться здесь под видом «местных жителей», в чьи обязанности входило извещать тем или иным способом германские военные власти обо всех действиях и перемещениях русских частей. Вполне вероятно, что этим можно объяснить то дружелюбие, с которым эти люди, как правило, относились к русским войскам. Могу еще добавить, что во время первой кампании в Восточной Пруссии мы не сталкивались с проявлением особой враждебности со стороны местных сельских жителей; бывали даже случаи, когда крестьяне выносили к дорогам, по которым мы проходили, не только бадейки с питьевой водой, но также яблоки и даже свежий хлеб. Наши солдаты относились к местному населению, в общем, дружелюбно и с доверием. Что же касается городских жителей, то они чаще всего реагировали на наше появление с безразличием, но за деньги готовы были продать все, что имелось у них самих. В то время в Германии, в том числе и в Восточной Пруссии, еще не наблюдалось недостатка в продовольствии.
Впрочем, происходили инциденты и диаметрально противоположного свойства. Очень часто одиноких нарочных, скакавших с донесениями, при проезде через поселки или изолированные хутора обстреливали из окон домов. Бывали даже случаи, когда наши люди, желая напиться, попадали под выстрелы в тот самый момент, когда доверчиво принимали из рук обитателей дома кружку воды. Известны примеры, когда жители таких городков, как Гумбиннен, нимало не пострадавших как от боевых действий, так и при прохождении наших колонн или от расквартированных там русских частей, после начала нашего отступления открывали сильный огонь по проходящим войскам, и в первую очередь по обозам, которые от неожиданно поднимавшейся стрельбы приходили в расстройство. Близость неприятеля и отсутствие наших регулярных войск только усиливали смятение, если не сказать – панику, и делали невозможным применение против вероломного населения любых репрессивных мер.
В ходе нашего второго наступления мы обнаружили, что большая часть самых крупных селений сожжена или разрушена. Поразительно было и зрелище упадка брошенных населением городов, в которых большинство магазинов подверглось взлому и разграблению.
Можно с уверенностью сказать, что все эти бедствия объяснялись в равной мере действиями обеих враждующих сторон. Я могу это подтвердить, так как лично несколько раз приезжал сразу же вслед за нашими передовыми разъездами в маленькие германские городки, в которых имелись отличные магазины с зеркальными витринами. По прибытии я находил все эти покинутые хозяевами торговые заведения и расположенные по соседству дома совершенно ограбленными, причем столь основательно, что мои наступающие части при всем своем желании не могли бы этого сделать за имевшееся в их распоряжении короткое время. Дурной пример подавали солдаты, остававшиеся без непосредственного надзора со стороны своих офицеров. Они начинали с того, что довершали разграбление уже взломанных магазинов, а затем принимались за еще нетронутые лавки и жилые дома. В разоренных домах вы неизменно находили вдребезги разбитые ударами винтовочных прикладов зеркала. Такое происходило не только в тех случаях, когда армия отступала и стремилась не оставлять врагу ничего, кроме развалин и уничтоженного имущества, но и при наступлении, поскольку у солдат всегда есть чувство, что один раз побывавшая во вражеских руках территория все равно останется в руках захватчиков.
Второе наступление в Восточной Пруссии более чем когда-либо продемонстрировало, насколько эта провинция была богата в сельскохозяйственном отношении. Во второй раз подряд эти районы были наводнены чужими войсками, которые, разумеется, не испытывали желания экономить запасы продовольствия и фуража хотя бы потому, что рядом с амбарами почти наверняка нельзя было встретить их хозяина, способного защитить свои интересы. Несмотря на это, мы были поражены обилием найденного фуража. Количество рогатого скота было таково, что позволяло нашим войскам не только в изобилии питаться свежим мясом, но даже при отступлении угонять вместе с каждой из воинских частей огромные стада скотины. При выборе зимних квартир для армии возникали трудности, так как многие населенные пункты и отдельные крестьянские усадьбы были сожжены или разрушены. В этом в равной мере были повинны как германские, так и русские войска. В то время повсеместно распространялись слухи о том, что перед отступлением германцы будто бы отравляют колодцы. Я, однако же, должен заявить, что никаких фактов, которые бы подкрепляли эти домыслы, выявлено не было. Состояние здоровья наших солдат было даже лучше, чем в мирное время; к тому же мы были тем менее склонны верить этим россказням, что подобные варварские методы ведения войны могли оказаться обоюдоострым оружием и, в случае перемены военного счастья, могли обернуться против стороны, которая ими воспользовалась.
