Неру - Горев Александр Васильевич (читать книги txt) 📗

М.Ганди писал, что отчет был составлен «исключительно с целью выявить истину и только истину и показать, как далеко может зайти британское правительство, какие зверства оно может учинять, чтобы сохранить свою власть».

Боль, возмущение, гнев, которые охватили всех индийцев, узнавших правду о событиях в Пенджабе, выразил Рабиндранат Тагор в письме вице-королю Индии: «Чудовищные преступления, совершенные правительством в Пенджабе при усмирении местных волнений, были жестоким ударом, напомнившим нам о беспомощности нашего положения в качестве британских подданных в Индии. Безмерная суровость наказаний, которым подвергся несчастный народ, и методы их осуществления, по нашему убеждению, не имеют параллелей в истории цивилизованных правительств».

Жестокими расправами в Пенджабе колонизаторы пытались запугать индийский народ, не допустить распространения освободительной борьбы по всей Индии, однако все их усилия дали обратные результаты. Даже пресловутая комиссия Хантера, деятельность которой сводилась к тому, чтобы максимально приглушить эхо амритсарских выстрелов и представить как можно больше подтверждений «лояльного отношения» индийцев к властям, вынуждена была отметить в своем докладе: «Мы не сомневаемся, что он (генерал Дайер. — Авт.) сумел произвести очень сильное впечатление, но совсем не то, на которое рассчитывал. Убийства на Джаллианвала Багх вызвали другие выступления... и широкое возмущение по всей стране».

Случай вскоре свел Джавахарлала с палачом Пенджаба. В декабре 1919 года Неру возвращался в Дели ночным поездом из Амритсара, где Конгресс в память жертв апрельских событий наметил провести свою очередную сессию. Внимание Джавахарлала привлекла громкая беседа двух англичан. Один из них выделялся не только своим внешним видом — немыслимо ярким халатом, из-под которого виднелась пижама в кроваво-красную полоску, — но и грубым, заносчивым голосом.

— Я мог бы превратить этот мятежный Амритсар в пепел, — услышал Джавахарлал.

Сомнений не оставалось: это был генерал Дайер. Джавахарлалу стоило больших усилий сдержать себя. Ненависть буквально клокотала в нем. Он резко поднялся, вышел в коридор и там долго стоял у темного окна, не решаясь вернуться в купе.

Позднее он вновь испытает подобное обжигающе-яростное чувство, когда прочтет в газетах слова генерала Дайера, который, давая показания комиссии Хантера о «частном карательном инциденте» на Джаллианвала Багх, цинично заявил:

— Мне пришлось выполнить ужасный долг. Я считаю, что это было милосердием. Я полагал, что должен хорошо и метко стрелять, дабы мне или другим не пришлось стрелять еще раз. Я думаю, было бы легко рассеять толпу и без огня, но она бы снова вернулась и посмеялась бы надо мной, а я остался бы в дураках.

Британское правительство оставило виновника амритсарской бойни безнаказанным. Через несколько лет Дайер вышел в отставку, получив от казны солидную пенсию, и до своей кончины безмятежно проживал в Бристоле.

Вспоминая впоследствии о событиях 1919 года, Джавахарлал писал: «В те дни я более ясно, чем когда-либо, понял, насколько жесток и аморален империализм, насколько им разъедены души правящих классов Британии».

В последние дни 1919 года Национальный конгресс проводил свою сессию в Амритсаре. Здесь собрались все видные деятели национально-освободительного движения Индии: Тилак, Э.Безант, братья Али, Ч.Р.Дас, М.А.Джинна, Ганди и, конечно, отец и сын Неру.

Сессия проходила бурно: слишком еще свежи в памяти конгрессистов кровавые побоища, учиненные англичанами здесь, на пенджабской земле. Гневным презрением к палачам индийского народа пронизано каждое выступление. Большинство делегатов с негодованием отвергает реформы Монтегю — Челмсфорда, требует создания подлинно ответственного правительства в стране в соответствии с принципами самоуправления. Конгресс обращается ко всем политическим организациям Индии с призывом объединить усилия для борьбы с колонизаторами.

Молчанием отвечают либералы: они даже не прислали в Амритсар своих представителей. Кажется еще достаточно прочным союз Конгресса и Мусульманской лиги. Один из ее лидеров, Аджмал Хан, и председательствовавший на сессии Мотилал Неру в знак настоящего и будущего единства между индусами и мусульманами вместе молятся в амритсарском Золотом храме — священном для сикхов. Однако первые трещины в отношениях между двумя партиями уже наметились. Руководителя лиги Джинну явно пугают свежие веяния в Конгрессе, привнесенные новыми лидерами — Ганди, братьями Али. К последним Джинна относится с плохо скрываемым раздражением. Явившиеся на сессию прямо из тюрьмы, из которой они были освобождены по амнистии, объявленной для участников пенджабских событий королем Георгом V, Мохаммед и Шаукат Али пользуются огромной популярностью среди индийских мусульман. Созданный братьями в 1918 году Халифатский комитет, начав свою деятельность с поддержки халифа — турецкого султана, против намерений империалистических держав расчленить Оттоманскую империю, ныне открыто выступает против британского владычества в Индии. В отличие от Мусульманской лиги халифатисты принимают в свои ряды представителей всех слоев индийских мусульман. За считанные месяцы комитет стал многочисленной мощной политической силой. В народе само слово «халифат» неожиданно приобрело другой смысл. Индийский крестьянин — «кисан» решил, что оно происходит от слова «хилаф», что на языке урду значило «против», «враждебный», и поэтому халифатистское движение расценивалось как движение против ненавистных угнетателей — колонизаторов-англичан и собственных помещиков.

В мае 1920 года Джавахарлал с женой и матерью выехал в Муссури, чтобы переждать там летнюю жару, губительную для хрупкого здоровья Камалы и Сварупрани. На этот раз Неру остановились в отеле «Савой». По соседству жили члены афганской делегации, прибывшей в Индию по окончании короткой англо-афганской войны для мирных переговоров с англичанами.

Делегацию «опекало» несколько тайных полицейских агентов, настороженно следивших за тем, чтобы афганцы не установили каких-либо контактов с деятелями антиколониального движения в Индии. Бдительных стражей не на шутку обеспокоило появление в отеле, где проживали их «подопечные», уже хорошо знакомого им Джавахарлала Неру.

Джавахарлал все время проводил с родными и не проявлял видимого интереса к афганским делегатам. Каково же было его удивление, когда однажды вечером к нему в номер зашел начальник местной полиции.

— Мне приказано получить от вас обязательство не вступать ни в какие контакты с афганской делегацией, — бесцеремонно заявил он Джавахарлалу.

Возмущенный Джавахарлал ответил категорическим отказом, после чего ему был вручен приказ, предписывавший немедленно покинуть Муссури.

Мотилал, воспользовавшись своими связями с губернатором Соединенных провинций, добился отмены приказа, но, пока он хлопотал, Джавахарлал был вынужден провести две недели в Аллахабаде. «И все же именно в эти дни у меня появились новые интересы, которым суждено было сыграть важную роль в последующие годы», — вспоминал Неру.

Он вплотную знакомится с индийскими крестьянами, об условиях жизни и труда которых имел смутное представление, встречаясь с ними разве что на берегах священного Ганга в дни религиозных праздников. «Кто понимает кисана, тот поймет Индию», — гласит старинная пословица, а Джавахарлал должен понять свою родину, и он постигнет ее через душу индийского крестьянина.

Подавляющее большинство индийцев жило в деревнях [46]. Тяжкая участь выпала на долю индийского крестьянина. С чем можно сравнить его беспросветно мрачную жизнь, нечеловеческий каторжный труд с рассвета до зари? Кто узнает в высохшем, сгорбленном от тягот и болезней еле передвигающем ноги, беззубом, едва прикрытом лохмотьями старике тридцатилетнего мужчину? Он живет в полуразвалившейся, открытой всем ветрам хижине, сложенной из глины вперемежку с соломой и покрытой пальмовыми листами, через которые в жилище легко проникает дождевая влага. Он спит на сыром земляном полу, ночной холод пронизывает его утомленное тело. Его еда — горсть риса. Он не знает грамоты. Мир для него ограничен близлежащими деревнями. Его бесстыдно и беспощадно унижают, зксплуатируют, обирают правительственные чиновники, помещики, ростовщики, полиция и духовенство. Существует ли предел его вековому удивительному терпению?