Аристотель - Чанышев Арсений Николаевич (онлайн книга без txt) 📗
Отличие науки от искусств состоит лишь в том, что искусства служат пользе, а науки нет. Это отличие для нас, привыкших, что всякая наука имеет или должна иметь практическую значимость, странно. Но в этом как нельзя лучше проявляется духовный климат Эллады времен Аристотеля: отрыв умственного труда от физического, аристократическая созерцательность как идеал жизни. Наука отличается от искусств не гносеологически, а социально. Она существует ради самой себя.
Генезис науки. Отличие науки от искусств яснее проявляется у Аристотеля при анализе ее генезиса. Мыслитель утверждает, что сначала люди изобрели искусства, которые удовлетворяли их насущные потребности. Потом они изобрели искусства, служащие для удовлетворения их потребностей в удовольствиях. Потом уже, когда появилось свободное время, досуг, они стали создавать науки. «Математические искусства образовались прежде всего в области Египта» (там же, 20), ибо там жрецам было предоставлено время для досуга. Аристотель, однако, не прав: в Египте математика возникает из практики, а не для приятного времяпрепровождения. Кроме того, математика в Египте не являлась дедуктивной, это была система приблизительных алгоритмов, к которым пришли эмпирически. Но философ говорит все же о египетском математическом искусстве.
Возникновение философии. Уже Платон заметил психологический аспект проблемы возникновения философии. Согласно ему, «изумление… есть начало философии» (44, 2, 243). Эту мысль далее развивает Аристотель. Люди начали философствовать, по его мнению, избегая незнания. Но для этого надо было это незнание осознать. А на это осознание их наталкивает чувство изумления. Поэтому-то и можно говорить, что философия возникла благодаря удивлению и существует она потому, что все еще рождаются способные удивляться люди. «Вследствие удивления и теперь, и впервые начали философствовать», — говорит Аристотель (22, 22). Но на этом он не останавливается. Само по себе удивление еще не творит философию. Миф тоже слагается из удивительного, поэтому человек, любящий мифы, в некотором смысле «философ». Но если миф кончается удивлением, то философия с него начинается: она снимает удивление, открывая причины удивительного, после чего оказывается, что ничего удивительного нет, и было бы удивительно, если бы дело обстояло наоборот. Например, удивительно, что диагональ квадрата несоизмерима с его стороной, но, когда мы познаем причину этого явления, то оказывается, что так и должно быть, и было бы удивительно, если бы диагональ квадрата была бы соизмерима с его стороной. Пример показывает, что речь здесь идет о знании вообще.
Есть у Аристотеля и догадки о духовных предпосылках возникновения философии, о переходных формах мировоззрения между мифологией и философией. Ведь у него сказано о тех «теологах», которые уже говорят обо всем не просто в форме мифа, а «вперемежку», например Ферекид (см. там же, 247). Специальные науки, по крайней мере на уровне искусств, существовали раньше философии в Египте, философия же, по мнению философа, чисто греческое явление. Как видно, Стагирит полагал, что была предфилософская наука и что она оказала влияние на возникновение философии.
Классификация наук. В своей классификации наук Аристотель следует разделению мышления по вышеуказанному принципу. Остается все же открытым вопрос, в какой степени мы можем считать науками то, что принято называть творческими и практическими науками. Ведь в основе деления у Аристотеля лежит социальный фактор — презрение к практической деятельности, отрыв науки от практики. У философа совершенно отсутствует представление о производственной практике. А что он называет практикой, — это всего лишь нравственно-политическая деятельность.
Практика и творчество. Для нас странно, что Аристотель различает практику и творчество, ведь то и другое — деятельность. Однако надо учесть, что нашему «делать» в древнегреческом языке соответствовало по крайней мере два слова: «праттейн» и «пойейн». Но первое «делание» связано со свободным выбором, тогда как второе направлено на реализацию конкретной, технической или художественной, задачи. Поэтому Аристотель подчеркивает, что «творчество и деятельность не одно и то же» (17, 110). Правда, субъектом и практических и творческих наук является человек, ибо «у созданных произведений начало находится в творце, будь то ум, искусство или некоторая способность, а у соделанных дел — в совершающем деятеле, — таков выбор, [который выносит решение]» (22, 107). При этом необходимо отметить, что Аристотель четко не различает деятельность человека и науку об этой деятельности, т. е. нравственность и этику, а также творчество человека и науку об этом творчестве.
Теоретические науки. Теоретические науки не имеют отношения к творчеству и к деятельности. Аристотель сводит эти науки к оторванному от всякой практики умозрению, умственному созерцанию. У Аристотеля нет и намека на практику как критерий истины. В число таких наук Аристотель умудряется зачислить даже физику, она у него совершенно теоретична, созерцательна. Почему такими теоретическими науками не могли стать этика, политика, поэтика? Потому, что нравственная деятельность человека и наука об этой нравственной деятельности, творческая деятельность человека и наука об этой творческой деятельности тогда должным образом не различались, субъект не занял еще позицию созерцателя самого себя. В теоретическом же знании субъект и объект нельзя спутать. Субъект — познающий, созерцающий человек, а объект-сущее, в частности природа.
Классификация. Теоретические науки как таковые— это философия («первая философия»), математика и физика. Ведь «рассуждение» может быть направлено либо на деятельность, либо на творчество, либо на умозрительное. В последнем «могут быть различены три теоретические философии: математика, физика и наука о божестве» (там же, 108). Эта «наука о божестве» — синоним «первой философии». Физика же называется «второй философией», т. е. физика для Аристотеля все еще философия. Теоретические науки различаются своими предметами, т. е. их классификация является объективной.
В. И. Ленин высоко оценивал истинные моменты в аристотелевской классификации наук в пределах наук теоретических, отмечая, что Аристотель разрешает возникшие здесь трудности «превосходно, отчетливо, ясно, материалистически (математика и другие науки абстрагируют одну из сторон тела, явления, жизни)» (3, 29, 330). Вместе с тем Ленин отмечает, что Аристотель «не выдерживает последовательно этой точки зрения» (там же). Объективный критерий не действует у Аристотеля вне теоретических наук, а внутри их он дополнен еще ценностным критерием, т. е. различаются «лучшие» и «худшие» науки: «Наиболее ценное знание должно иметь своим предметом наиболее ценный род сущего» (22, 108). А так как предметом «первой философии» является бог как одно из первоначал, то она является наиболее ценной. Кроме того, «божественная та из наук, которой скорее всего мог бы обладать бог, и точно так же божественной была бы всякая наука о божественном… Таким образом, — делает вывод Аристотель, — все другие науки более необходимы, нежели она, но лучше нет ни одной» (там же, 22). Итак, «первая философия» не необходима, т. е. она — цель, а не средство. Аристотель сравнивает положение философии среди других наук с положением свободного среди рабов. Он утверждает, что философское знание «мы не ищем ни для какой другой нужды. Но как свободный человек, говорим мы, — это тот, который существует ради себя, а не ради другого, так ищем мы и эту науку, так как она только свободна из [всех] наук: она одна существует ради себя» (там же). В подобном «извращении сознания» нет ничего удивительного. Аристотель рассуждает следующим образом: что значит «полезно»? Полезно то, что нужно для кого-то или чего-то. Так раб полезен для господина. Раб — средство для господина, а господин — цель для раба. Цель — это то, что существует само по себе, являясь в то же время целью для другого, которое есть средство ее осуществления. Поэтому сказать, что наука существует для чего-либо, для выгоды, — значит превратить ее в средство, сделать рабыней, тогда как она, существуя сама по себе, является госпожой. Таким образом, за аристотелевским делением наук стоит социальное деление свободных членов рабовладельческого общества: искусства — это дело ремесленников, наука — дело мудрецов, практика — дело политиков. Поэтому практические и творческие «науки» ниже теоретических («умозрительные (теоретические) дисциплины выше созидающих») (там же, 20). Занятие умозрительными науками — форма интеллектуального времяпрепровождения господ.
