Н.С. Хрущёв: Политическая биография - Медведев Рой Александрович (книги бесплатно без регистрации TXT) 📗
Прений по докладу не было. В постановлении съезда, опубликованном лишь несколько месяцев спустя, съезд одобрял доклад Н. С. Хрущёва и поручал ЦК КПСС «последовательно осуществлять мероприятия, обеспечивающие полное преодоление чуждого марксизму-ленинизму культа личности, ликвидацию его последствий во всех областях партийной, государственной и идеологической работы» [48].
Вечером 25 февраля, когда был готов отредактированный текст доклада Хрущёва, в Кремль пригласили делегации коммунистических партий, присутствовавшие на съезде. Им дали возможность ознакомиться с докладом Хрущёва, предупредив о его «закрытом» характере. Все экземпляры возвращались в ЦК КПСС. Но доклад Хрущёва не удалось сохранить в тайне, да и сам докладчик, вероятно, не стремился к этому. Не только факт проведения закрытого заседания съезда, но и главные тезисы «секретного» доклада уже на следующий день комментировались в некоммунистической прессе. Опровержениям Хрущёва никто не верил, тем более что через несколько недель Госдепартамент США распространил полный текст доклада в переводе на английский язык.
Мы не будем писать здесь об огромном влиянии доклада Хрущёва на мировое общественное мнение и на коммунистическое движение в особенности. Отметим лишь, что упрёки по поводу того, что Хрущёв произнёс свой доклад на съезде КПСС, а не на Международном-совещании коммунистических партий, нельзя признать справедливыми. Любое Международное совещание компартий при участии в нём таких деятелей, как Мао Цзэдун, Матиас Ракоши, Энвер Ходжа, Вылко Червенков, Болеслав Берут, Морис Торез и др., решительно высказалось бы против разоблачений Сталина. Хрущёв шёл на огромный личный риск, не меньший, чем при аресте Берия. Нужно было действовать быстро и решительно, опираясь на поддержку доверенных людей. Даже сам Хрущёв и его ближайшее окружение не были безгрешны, хотя их ответственность за преступления прежних лет несопоставима с ответственностью других членов партийного руководства. Не обернётся ли разоблачение Сталина против них самих? Когда Ворошилов узнал о намерении Хрущёва прочесть свой доклад, он воскликнул: «А что с нами будет?» И всё же риск был хотя и велик, но оправдан. В долгосрочной перспективе позитивные результаты разоблачения Сталина оказались намного выше временных издержек. Хрущёв предпочёл пойти на риск, и мы можем быть только благодарны ему за это.
В зарубежной печати поднимался вопрос о мотивах, которыми руководствовался Хрущёв, готовя доклад. Это сложный вопрос. Решение Хрущёва определялось многими причинами, и, возможно, не во всех он сам отдавал себе ясный отчёт.
Высказывалось мнение, что осуждение Сталина на XX съезде предпринималось главным образом для того, чтобы рационализировать систему бюрократического управления и даже укрепить привилегии и власть номенклатуры. Поэтому Хрущёв осудил не все репрессии Сталина, а именно те, которые были направлены против партийных кадров. Не был даже поставлен вопрос о реабилитации участников оппозиций. Иными словами, Хрущёв хотел избавить высшие слои бюрократии от страха репрессии, укрепив их положение в партии. Не секрет, что в 40-е годы многие боялись выдвижения на высшие государственные и партийные посты. Это казалось просто опасным.
Конечно, мы знаем, что от террора в годы Сталина не был застрахован никто, и как раз верхи партийно-государственного аппарата подвергались в те времена особенно жестоким чисткам.
Как маршалы Наполеона устали в конце концов от войн и опасностей и хотели спокойной жизни в своих дворцах, так и министры, маршалы и секретари обкомов, всецело обязанные Сталину своим возвышением, устали от болезненной его подозрительности, от страха репрессий, от ночных бдений в своих кабинетах. Многие из них устали и от необходимости прибегать к постоянному насилию в своих областях, ведомствах, чтобы выполнить непомерные планы заготовок или указания об очередной идеологической кампании. Эти настроения, несомненно, помогли Хрущёву и обеспечили ему поддержку основной части партийных кадров. Но надо иметь в виду, что высшая бюрократия, заинтересованная в ликвидации крайностей сталинского режима, не желала во всём этом чрезмерной гласности, которая могла подорвать и её авторитет. Среди верхов бюрократии было мало людей, не замешанных прямо или косвенно в беззакониях сталинских лет, и потому доклад Хрущёва казался им слишком рискованным и опасным.
Ещё чаще высказывалось мнение, что выступление Хрущёва на съезде стало решающим эпизодом в борьбе за власть в партии. Взяв на себя инициативу, Хрущёв наносил удар по таким ближайшим соратникам Сталина, как Молотов, Каганович, Маленков, Ворошилов, Микоян, присутствие которых в Президиуме ЦК мешало ему. Своим докладом Хрущёв выбивал почву из-под ног вчерашних «вождей», подготавливая отстранение их от власти. Несомненно, что и в этом есть доля истины.
Многое в поведении Хрущёва связано и с его личными качествами. Солженицын в своё время оказался прав, когда писал, что «чудо» ликвидации лагерей и освобождения миллионов заключённых было также результатом «душевного движения» Хрущёва, сохранившего способность к добрым делам и раскаянию. Хрущёва действительно волновало тяжёлое положение рабочих и особенно крестьян. Его волновало и тяжёлое положение миллионов заключённых, безо всякой вины брошенных на многие годы в лагеря и тюрьмы.
Мы склонны думать также, что многие поступки Хрущёва в 1955 — 1956 годах определялись во многом и качествами кадрового партийного работника, характерными для руководителей среднего и высшего звена партии в 20-е годы, их сумел он, по крайней мере частично, пронести через всю жизнь. Упрощая во многом действительность, можно сказать, что первое поколение профессиональных революционеров-большевиков, возглавивших революцию, всё же не было достаточно сплочённым. Среди этих людей не остыли ещё страсти теоретических разногласий и борьбы личных амбиций, которые сказались и на остроте фракционной борьбы как до, так и после революции. Ленин являлся общепризнанным вождём и авторитетом, но после его смерти борьба в высших слоях партии была почти неизбежной не только из-за различий во взглядах, но и из-за стремления к власти.
Второй эшелон, или новое поколение партийных руководителей, выдвинувшихся в годы революции, гражданской войны, разрухи и в трудные годы нэпа, оказалось более сплочённым, хотя и менее образованным. Работая на местах в условиях разношёрстного и по большей части ещё враждебного окружения, эти люди относились друг к другу обычно с полным доверием, говорили друг другу «ты». Их спаивала воедино та особая дружба партийных функционеров, объединённых общими интересами. К этому слою революционеров относились такие люди, как Киров, Орджоникидзе, Косиор, Чубарь и другие, которым к началу революции было около 30 лет. К этому же слою относились и более молодые работники, такие, как Хрущёв, которым в 1917 году исполнилось 23 — 25 лет. К ним примыкали и ещё более молодые большевики, как А. Косарев или Н. Островский. Внешняя простота и даже грубость Сталина больше импонировала этим слоям партии, чем утончённая учёность и высокомерие Троцкого или учёный догматизм и интеллигентская нерешительность Каменева и Зиновьева. Второе поколение руководителей революции состояло в основном из людей действия, хотя не всё, что они делали, заслуживает одобрения. Имелись среди них и начинающие теоретики, новая партийная интеллигенция, не успевшая, однако, развернуть свои возможности. У этих людей было немало недостатков, но их отличала простота отношений, готовность к жертвам и риску, дисциплина, твёрдость и преданность идеалам революции. После XVII съезда партии люди данного типа составляли большинство ЦК ВКП(б), основной состав руководства обкомов и горкомов партии и комсомола. И именно эти люди, сохранявшие лояльность к Сталину, были почти полностью уничтожены в 1937 — 1938 годах. Хрущёв уцелел, приняв многие из правил поведения, навязанных Сталиным. Но он не стал настоящим сталинистом. В глубине души он всегда сомневался в виновности своих друзей и руководителей, он не смирился с их гибелью, пусть и открывшей ему возможности более быстрого продвижения.
48
XX съезд КПСС: Стеногр. отчёт. М., 1956. Т. 2. С. 498.