Под черным знаменем - Семанов Сергей Николаевич (читать книги полностью .TXT) 📗

Таков вот этот дневник, редкостный документ той лютой поры, когда не до записей было, мало кто их вел, а сохранилось, дошло до нас – всего ничего.

С марта по сентябрь метался Нестор Махно по украинским степям, ускользая от погони, теряя хлопцев в боях с такими же усталыми и разрозненными частями красных. Но «чужих» хлопцев, вроде бы таких же простых, махновцы не жалели.

Приведем тут отрывки из сводки штаба Украинского фронта за лето 1920. года. Это не только добавка к страшным подробностям Галины Кузьменко, но и подтверждение ее свидетельств, с другой стороны:

Не удавалось теперь Нестору Махно создать на Левобережье своей «махновии», беспрерывно кочевали его отряды, но уже не наступая, а по большей части уклоняясь от боев. В газете «Вольный повстанец» публиковались сводки махновского штаба за лето 1920-го (приведены украинским коммунистом Д. Лебедем в советской печати еще в 1921 году). Поражает протяженность двух описанных рейдов, один – в 1200 верст, второй – аж в 1500, причем скорость передвижения поразительна, ее можно достичь только на легких тачанках, когда часто меняют лошадей (меняют насильно, отбирая у всех, кто попадается на пути). Но еще более характерно иное: в эту пору Махно уже обходит города и крупные транспортные узлы, а ведь совсем недавно еще – легко захватывал их.

Множилась и взаимная жестокость: красные захваченных махновцев тут же пристреливали, те рубили не только командиров и красноармейцев, но и простых советских служащих, среди которых многие никакого отношения к политике не имели. Особенно круто обходились с комбедчиками. Осталось в источниках личное распоряжение самого батько: «Рекомендую немедленно упразднять комитеты незаможних селян, ибо это есть грязь». Да, комбедчики сами были не голубки, тоже кровь лили, но важно подчеркнуть иное – кровопролитию, казалось, не предвиделось конца.

Обстановка на Левобережной Украине вдруг вновь резко изменилась с начала осени 1920-го. Пользуясь тем, что главные силы Красной Армии были отвлечены на советско-польский фронт, остатки белой армии сумели в Крыму окрепнуть. Деникин передал власть генералу Врангелю. Тот суровыми мерами навел порядок в расстроенных войсках, которые теперь назывались Русской армией, принял ряд узаконений, которые несколько смягчали прямолинейность прежних «добровольцев». 6 июня Врангель начал наступление в Северной Таврии. Белые, используя лучшие боевые качества своих войск, нанесли поражение Красной армии, быстро заняли нижнее течение левого берега Днепра и вышли к востоку на рубеж Александровск (Запорожье) – Бердянск.

Махно и его атаманы выжидали. Ослабленные полугодовыми преследованиями красных, они рады были передышке, но не спешили с решением. Как обычно, при любой благоприятной возможности Нестор держался со своими отрядами вблизи Гуляйполя. Аршинов утверждал, что в ставку Махно прибыл некий посланец Врангеля с предложением о сотрудничестве, ибо Русская армия идет исключительно против коммунистов с целью помочь народу избавиться «от коммуны и комиссаров». Письмо якобы подписал начальник штаба Врангеля генерал Шатилов, приводится дата и место подписания: «18 июня (1 июля) 1920 г., г. Мелитополь». Советский историк М. Кубанин, допущенный в 20-х годах к архивам ГПУ, ссылается на сохранившуюся фотокопию мандата врангелевского офицера на переговорах с Махно. О том же событии кратко, но с безусловной утвержденностью свидетельствовала мне и Г. Кузьменко. Все три источника единодушно утверждают, что несчастного посланца махновцы расстреляли и разгласили об этом как можно более громко.

Видимо, посланец от врангелевцев действительно побывал в Гуляйполе: более осмотрительная политика вран-гелевских белогвардейцев, в противовес Деникину, подобное соглашение предполагала. К тому же многие бывшие «добровольцы» и казаки по собственному опыту могли оценить боевую силу быстрых тачанок и влияние Нестора Махно на местных селян. Так не разумнее ли приобрести в его лице союзника, нежели врага? Ясно и то, что батько и все его присные никак не могли принять союза с Врангелем: «обновленная» белогвардейщина была для трудящихся столь же неприемлема, как и прежняя, «добровольческая», в те накаленные времена оттенки программ плохо различались.

Махно не был авантюристом или кондотьером, каких развелось тогда вокруг множество, он твердо держался родной почвы, отчего и имел здесь верную опору. Связанный духовной близостью с селянством пестрого социально-национального Левобережья и низами тамошнего городского населения, он никак не мог принять посулы белогвардейцев, какими бы заманчивыми они ни казались. Учитывая все это, опять-таки Махно было выгодно публично отмежеваться от «барона Врангеля», а лучший тут выход – всенародно убить посла, потом же похвастаться этим. Ну, дело жестокое и безнравственное, но тут Махно ни первый, ни последний в те времена.

Однако возможность соглашения Махно – Врангель чрезвычайно встревожила третью сильнейшую сторону – советскую. Угроза эта, случись она на деле, могла бы существенно изменить всю расстановку сил на Юге России. В августе 1920-го в центральной, а особенно – украинской советской печати появились сообщения о тайном союзе махновцев с крымскими белогвардейцами. Верили в Москве таким сведениям или нет, неважно: публикации подобного рода бросали тень на популярного батько среди украинского селянства.

В середине сентября, после поражения советской армии под Варшавой, врангелевские войска усилили наступление: 19-го они заняли Александровск, а 22-го – узловую станцию Синельниково, что поблизости от самого Екатеринослава. Махновцы оказались под угрозой прямого удара по своей опорной области, а командование Красной Армии могло ожидать развала всего своего Южного фронта в ближайшее время. Эти обстоятельства и предопределили дальнейший ход дела.

Как сообщал осведомленный Я.Яковлев, 20 сентября в ставку Махно прибыл уполномоченный реввоенсовета Южного фронта В. Иванов (кто он такой, установить не удалось, возможно, тут не имя, а кличка). Есть свидетельство, что сам батько проявлял некоторые колебания относительно союза с красными, а С. Каретников и бывший левый эсер Д. Попов прямо выступили против. Но делать было нечего, деваться некуда, махновцы сочли необходимым подписать соглашение с правительством Советской Украины. Сделали это в Харькове виднейшие атаманы В. Куриленко и Д. Попов (сам батько благоразумно оставался в степи со своими верными хлопцами).

Предусматривались по тому договору амнистия всем махновцам и анархам, находившимся в советских тюрьмах и лагерях, возможность издания газет, участия анархистских групп на выборах в местные Советы. Главное же в военно-политическом смысле состояло в ином – отряд повстанцев включался в состав советских войск, наступавших против Врангеля (это соглашение подписали М. Фрунзе, С. Гусев (Драбкин) и бывший венгерский военнопленный Бела Кун). Особо оговаривалось, что махновцы не должны принимать дезертиров из Красной Армии в свои ряды (охотников-то находилось немало…).

Действительно, в Харькове стала издаваться газета «Голос махновца», вышло несколько номеров, красные части перестали теснить отряды батьковых атаманов, но решающим стало то, что после 15 октября в Северную Таврию выступил сильный отряд Махно. Он находился под командованием старого друга батько Каретника и состоял из конного подразделения во главе с другим его верным сподвижником Марченко, а также пехотно-пулеметной группы на тачанках: всего, как согласно сообщают очевидцы, около 3500 бойцов. То была сильная и хорошо вооруженная по тем временам группа. Махно, естественно, совместно с красными частями не пошел (и не зря; с Куриленко, Каретником и Поповым он больше не увиделся). Сообщили красным: болеет, мол, батько… Любопытно, что Галина Кузьменко полвека спустя кратко, но твердо это мне подтвердила: