Александр II. Воспоминания - Юрьевская Екатерина (электронную книгу бесплатно без регистрации .TXT, .FB2) 📗
Насколько верны были эти слова, показало роковое событие 13 марта.
Призыв к осторожности, высказанный графом Лорис-Меликовым, заставил императора предположить, что опасность не была неминуемой, тем более что император получил заверения в том, что для охраны его особы на улицах, по которым ему предстояло проследовать на следующий день на парад, приняты все человечески возможные меры предосторожности. Впечатление, произведенное этим советом, отразилось на чертах императора, его лицо оставалось спокойным, и княгиня, вместе с которой он затем завтракал, ничуть не усомнилась в важности и серьезности состоявшейся перед тем беседы. Нет сомнений, что если бы княгиня заметила малейший признак беспокойства на лице императора, она осведомилась бы о его причине, решив, что такая озабоченность стала следствием последней беседы Александра II с Лорис-Меликовым; и тогда его величество, очевидно, отменил бы парад. Обыкновенно, когда император работал по утрам вместе с Лорис-Меликовым, тот приглашался к императорскому столу; однако в тот день обычное приглашение не состоялось ввиду сильнейшего нездоровья графа. Узнав о его недомогании и предположив, что император также утомлен после двухчасового стояния в церкви, княгиня предложила ему отказаться от ежедневной прогулки, которую он совершал в Летнем саду вместе с ней и детьми. Тогда они условились, что император отправится в своей карете нанести визит двум великим княгиням, а княгиня, с своей стороны, посетит графа Лорис-Меликова, чтобы справиться о его здоровье и получить некоторые сведения относительно состояния спокойствия в столице и личной охраны его величества. За такими сведениями она обычно обращалась, руководимая заботами, вдохновленными ее искренней привязанностью. Княгиня имела с графом беседу, побудившую ее пренебречь опасностью. Она покинула его полностью ободренной, так что при ее новой встрече с императором спокойствие обоих ввело их во взаимное заблуждение, а ведь в тот миг, как ни жестоко и ужасно это утверждать, можно было избежать преступного покушения, случившегося на следующий день, путем совершенно естественного объяснения. Увы, на чем держатся людские судьбы!
Император настолько дорожил радостями семейной жизни, что с радостью пользовался всяким случаем, доставлявшим ему ее сладость, и потому в последнюю неделю своей жизни, готовясь к принятию пасхального причастия, он обедал вместе со своей возлюбленной супругой и любимыми детьми.
Подав руку своей жене, чтобы, увы! в последний раз отправиться с нею в столовую, он сказал, пожимая ей руку: «Я чувствую себя сегодня таким счастливым, что мое счастье пугает меня!»
Возможно, кого-то и удивит, что сердце молодой женщины переполняла такая нежная и преданная привязанность к государю, но бесспорно и то, что император Александр II обладал исключительными достоинствами, а потому совершенно естественно, что этот государь, несмотря на свой возраст, вдохновлял сильнейшую и безграничную привязанность к себе, которую жена его питала к нему с ранней своей юности. Любовь ее лишь возросла с годами и ее не смогла разбить неумолимая коса смерти. Государь не мог наслаждаться счастьем без радостей домашнего очага: одиночество было для него мучительно, ибо его чувствительная душа испытывала потребность излить себя.
Любимая супруга, которую его великое сердце избрало ему в спутницы жизни, была воспитана под его непосредственным воздействием; ему было угодно, так сказать, излить свою избранную душу в ее собственную, и он имел высочайшее утешение в том, что его мысли и чувства роднились с мыслями и чувствами его подруги до такой степени, что каждый из супругов мог сказать: «Мои мысли – его мысли, и мое сердце – его сердце». Княгиня жила затворницей, и ее абсолютное отречение от светской жизни, отказ воспользоваться какой-либо милостью, полнейшая незаинтересованность во всем, что не являлось существом ее возлюбленного, – все это достаточно ясно доказывает, что любовь ее была столь же совершенна, сколь и безгранична. В подтверждение того факта, что княгиня вела уединенную жизнь, скажем, что довольно многие лица, приезжавшие в столицу, желали свести с ней знакомство, но покидали ее, не достигнув своей цели. Это и неудивительно, если известно, что даже многие высокопоставленные русские сановники не знали в лицо супругу государя.
Благородство Александра II, чарующее взор, обнаруживало себя не только в исключительных обстоятельствах придворных приемов, на каких случается блистать любым коронованным особам, но его изысканность была также замечательна и в частной жизни, она излучалась всей его личностью на его ближайшее окружение и была так притягательна и так сообщительна, что невозможно было прожить рядом с ним в течение нескольких лет, не ощутив на себе ее неизгладимый отпечаток.
В наше время подобная изысканность тем более драгоценна, что встречается так редко. Разве не видали мы в наши дни стольких государей, сохранивших от своего августейшего происхождения и пышного достоинства один лишь титул!
Но вернемся к рассказу о последних днях государя, чей конец был так близок.
По завершении своей последней семейной трапезы император, следуя усвоенной им сладостной привычке, отвел к себе в кабинет сына, юного князя Георгия, которого ему угодно было просвещать полезными советами насчет того времени, когда он, его отец, окончит свой земной путь. Непосредственные свидетели могут подтвердить, что знаменитый отец старался запечатлеть в сердце юного князя свои мысли, вкусы, склонности и стремления; император вообще придавал большое значение тому, чтобы воспитание этого ребенка было серьезным и совершенным во всех отношениях.
Император был счастлив вновь обрести свое детство в последнем сыне: когда тот заслуживал выговора, он нередко говорил вполголоса жене: «Узнаю в нем себя, это в точности я сам». И тогда, убеждаясь в совершенном сходстве сына с самим собой, он не мог скрыть слез, счастья и внутреннего удовлетворения.
Всякому известно, что добрый король Генрих IV любил играть с своими детьми и что однажды некий посол обнаружил его на четвереньках, катающим сына на спине. Обернувшись к удивленному послу, король сказал ему с улыбкой: «Да позволит мне Ваше Превосходительство завершить круг по комнате!» Так вот, Александр II ничуть не уступал в доброте французскому государю; наедине с детьми он часто уступал их просьбам и особенно просьбам младшей дочери, и скатывался вместе с нею с русской горки, возведенной в одной из дворцовых зал. Восхитительно убеждаться в том, что и самые высочайшие монархи нередко предпочитают отрекаться от величия ради сердечных семейных радостей. Трудно найти тому объяснение, но было самым очевидным образом подмечено, что император Александр II был счастлив и горд тем, что в младшем сыне находил простое частное лицо, которому передал частицу самого себя, которой предстояло стать частью всей нации. Император нежно и совершенно исключительным образом любил этого сына от второго брака, которому отдавал явное предпочтение; ребенок же сполна возвращал отцу его любовь, выражая ее столь явно в присутствии посторонних, что все ее замечали, – либо бросаясь в объятия отцу, чтобы многократно расцеловать его, либо прерывая его речь каким-нибудь вопросом, на который император никогда не отказывался ответить. Ребенок относился к отцу с очаровательной фамильярностью, без малейшего смущения, будто ему было неведомо, что отец его является государем.
Эта привычка ребенка видеть в Александре II лишь нежного отца, а не венценосную особу объясняет, почему юный князь не испытывал ни робости, ни смущения в присутствии блестящих знаменитостей, которые для него все стояли ниже отца.
Во время ежедневных бесед, которые вел с сыном в ту последнюю зиму отец, побуждаемый, возможно, смутным предчувствием близкого конца, он говорил с ним о будущем, указывая юному князю, как ему следует вести себя, когда Бог похитит у него его отца. Император избегал присутствия за этими беседами княгини, которой совершенно не понравились бы эти печальные темы. Но она догадывалась о них по волнению и слезам сына. В тот вечер, накануне трагической развязки, он долго беседовал с юным сыном на эту тему. (Сама княгиня, вдова Александра II, после смерти государя подтвердила факт такой беседы многим заслуживающим доверия лицам.)
