Абвер: щит и меч Третьего рейха - Мадер Юлиус (лучшие книги без регистрации .txt) 📗
Воздушная разведка
Эксперты Управления Аусланд/Абвер в числе первых осознали значимость технических методов разведки для ведения блицкрига — современной молниеносной войны. К 1939 г. абвер располагал самой мощной в мире системой воздушной разведки, во многом обеспечившей успехи вермахта в польской и французской кампаниях. Ни в одной стране мира самолеты—разведчики не имели такого первоклассного оснащения, так же как и ни одни ВВС не совершали такое количество разведывательных самолето—вылетов, как люфтваффе. Широкомасштабная воздушная разведка сопредельных стран была грубейшим нарушением нейтралитета, поэтому в число посвященных входила ограниченная группа высокопоставленных офицеров Генерального штаба и немецких разведведомств.
Полковник Эймен: Вам знакомо имя оберста Ровеля?
Лахузен: Да.
Полковник Эймен: Что вам известно о нем?
Лахузен: Ровель был офицером люфтваффе, оберстом люфтваффе.
Полковник Эймен: Известно ли вам что—нибудь об эскадрилье особого назначения люфтваффе, которой он командовал?
Лахузен: По приказу Управления Аусланд/Абвер эскадрилья «Ровель» выполняла полеты на сверхбольших высотах для аэрофотосъемки интересующих командование районов или стран.
Полковник Эймен: Присутствовали ли вы во время его докладов адмиралу Канарису в штаб—квартире?
Лахузен: Да, время от времени я при этом присутствовал.
Полковник Эймен: Не могли бы вы вспомнить, о чем конкретно сообщал Ровель во время этих докладов?
Лахузен: Ровель докладывал о результатах разведывательных полетов и демонстрировал аэрофотоснимки, если мне не изменяет память, с комментариями экспертов абвер–1, группы «Воздух».
Полковник Эймен: Вам известно, над какими районами совершались разведывательные полеты?
Лахузен: Это были аэрофотоснимки территорий Польши, потом Англии и Юго—Восточной Европы. Я не могу сейчас точно сказать, какие именно районы вызывали интерес командования. Я знаю только то, что эскадрилья дислоцировалась под Будапештом.
Полковник Эймен: Вы сами держали в руках какие—нибудь аэрофотоснимки?
Лахузен: Конечно.
Полковник Эймен: Не могли бы вы сообщить суду, когда, с вашей точки зрения, были осуществлены ранее упомянутые разведывательные полеты над Лондоном и Ленинградом?
Лахузен: Я не смогу назвать точные даты. Я вспоминаю только о состоявшемся в моем присутствии разговоре между Ровелем, Канарисом и Пикенброком — они обсуждали уже состоявшиеся разведывательные полеты и анализировали полученную информацию. Могу добавить, что самолеты—разведчики взлетали с аэродромов под Будапештом. Я был лично знаком с несколькими пилотами эскадрильи особого назначения и один раз совершил перелет из Будапешта в Берлин на их самолете.
Полковник Эймен: Назовите суду год или годы, когда эскадрилья «Ровель» совершала разведывательные полеты.
Лахузен: Эти полеты происходили в 1939 г. перед началом польской кампании.
Полковник Эймен: Были ли вы осведомлены о захватнических планах Третьего рейха как один из руководителей абвера?
Лахузен: Я был осведомлен в той мере, в какой эти планы касались деятельности Управления Аусланд/Абвер/ОКВ.
Полковник Эймен: Имели ли вы доступ к информации, получение которой было недоступно рядовым сотрудникам или армейским офицерам?
Лахузен: Да, естественно. Доступ к совершенно секретной информации был одной из привилегий моего служебного положения.
31 августа 1939 г. несколько переодетых в форму солдат польской армии немецких уголовников, которым было обещано досрочное освобождение, совершили нападение на радиостанцию в Глейвице на германо—польской границе. Глейвицкий инцидент стал поводом для вторжения вермахта в Польшу. Общее руководство операцией осуществлял шеф РСХА Рейнхард Гейдрих, а Управление Аусланд/Абвер принимало активное участие в подготовке акции на ее начальной стадии.
Полковник Эймен: Имела ли какое—либо кодовое обозначение провокация германских спецслужб на глейвицкой радиостанции?
Лахузен: В журнале боевых действий моего отдела записано, что эта операция, состоявшаяся непосредственно перед началом польской кампании, получила кодовое обозначение «Гиммлер».
Полковник Эймен: Сообщите суду о характере взаимодействия абвера и РСХА в ходе подготовки к данной операции.
Лахузен: Мне предстоит дать показания об одной из самых засекреченных и таинственных операций абвера за всю его историю. Приблизительно в середине августа 1939 — точную дату можно посмотреть в журнале боевых действий — отделы «Абвер–1» и «Абвер–2» получили приказ подготовить несколько комплектов обмундирования солдат польской армии, соответствующую амуницию и экипировку для операции «Гиммлер». Этот приказ (об этом есть соответствующая запись в журнале отдела, сделанная не мной, а моим адъютантом) Канарис получил из оперативного управления ОКБ или Военного министерства. Если я не ошибаюсь, в связи с операцией прозвучало имя Вальтера Варлимонта, заместителя начальника оперативного отдела ОКВ.
Полковник Эймен: Значит, вы не знаете, кто конкретно отдал этот приказ?
Лахузен: Нет, я и не мог об этом знать. Это была обычная практика и обычный приказ. Конечно, мы как начальники отделов имели некоторые предположения на этот счет, да и название «Гиммлер» говорило само за себя, но не имели никакого понятия о конечных целях операции. В то время я записал в журнал отдела интересовавший меня вопрос: почему господин Гиммлер требует от нас польское обмундирование и снаряжение?
Полковник Эймен: Что должен был делать абвер с полученным польским материалом?
Лахузен: Мы должны были подготовить обмундирование и снаряжение, а потом кто—то из СС или СД — его фамилия записана в журнале боевых действий — должен был все это забрать.
Полковник Эймен: Когда в абвере узнали о предназначении собранного материала?
Лахузен: Я ничего не знал о конечных намерениях руководства в то время, впрочем, детальный план операции не известен мне вплоть до сегодняшнего дня. Конечно, у многих из нас было подсознательное ощущение, что затевается какая—то грязная история. Чего стоило одно только название операции!
Полковник Эймен: Канарис рассказал вам впоследствии, что же на самом деле произошло на границе?
Лахузен: Мы узнали об этом несколько раньше, когда получили официальное сообщение вермахта о нарушении государственной границы и нападении поляков или польских подразделений на немецкую радиостанцию. Эту сводку зачитал Пикенброк и сказал приблизительно следующее: «Теперь—то понятно, зачем им понадобилась польская униформа…». В этот день или несколькими днями позже Канарис сообщил, что несколько переодетых в польскую форму заключенных из концлагерей инсценировали нападение на радиостанцию в Глейвице (по—моему, название какого—либо другого населенного пункта не упоминалось)…
Как профессиональный солдат Лахузен не мог не знать, что использование военной формы противника за линией фронта является тягчайшим нарушением всех писаных и неписаных законов войны. Справедливости ради нужно отметить, что этим грешили не только немцы: так воевали диверсанты Разведупра РККА и 4–го управления НКВД (Отдельный мотострелковый батальон особого назначения — ОМСБОН), британские коммандос и американские рейнджеры.
Директивы «пятой колонне»
Эти документы так и не появились на заседаниях Международного военного трибунала в Нюрнберге. Работая над этой книгой, я нашел их в Варшаве, в архивах Комиссии по расследованию военных преступлений. 23 августа 1939 г., за 9 дней до начала войны, Лахузен подписал служебную инструкцию, свидетельствующую о том, какую роль играл он как руководитель абвер–2 в организации «пятой колонны» на территории Польши:
Сов. секретно. Документ командования. № 1540/39. Берлин, 23 августа 1939.
