Я дрался на Т-34. Третья книга - Драбкин Артем Владимирович (книги полностью .TXT) 📗
Потом, помню, уже перед самым Киевом, мы закладывали взрывчатку на железнодорожный мост. Надо его было взрывать. Опять ждем, когда поступит команда. Дождались до того, что с немецкой стороны пошел паровоз, который толкал платформу с пулеметом. Когда паровоз дошел до половины, старшина дернул за рычаг и мост взорвался.
Добрались до Киева, и там нам дали команду двигаться на Смоленск, где находился штаб нашего железнодорожного батальона. Мы, хотя и были группой взрывников, относились к батальону железнодорожников. Прибыли на место, и здесь было решено, что батальон останется на охране Смоленска, а взрывники будут заниматься своим делом. Прибегает, помню, адъютант командира нашего батальона, говорит: «А че вы здесь?» Тогда уже разговоры всякие пошли, что немецкие танки к Смоленску подходят. А мы не имеем права без приказа свой пост оставить. Потом подъехал начальник штаба нашего железнодорожного батальона. И приказал грузиться. Довезли нас до Вязьмы – от Смоленска недалеко.
И вот только под Вязьмой мы увидели настоящие противотанковые рвы и окопы полного профиля. Пока воевали, мы могли себе только ячейку сделать, чтобы спрятаться с ушами от противника, а чтобы делать глубокие полного профиля окопы – нам такими вещами некогда было заниматься. Тогда копать такие окопы, помню, мобилизовали молодежь от 10 до 19 лет. Их месяца два-три обучали рытью окопов где-то в тылу, а потом привозили прямо в штатском на передовую. И они копали. Но тогда думали, что немец далеко не пойдет. А он, как оказалось, прошел всю Украину, Белоруссию, Прибалтику.
Наши войска сдали немцам Смоленск, потом нас здорово потрепали под Вязьмой. Мы начали делать драп-марш оттуда. В итоге дошли почти до самой Москвы. Там была небольшая речушка, ее ширина была, может быть, метров 15–20, не больше. Так получилось, что мы расположились на этой стороне реки, а немцы – на той. И тут наши офицеры говорят: «Завтра будет немец артподготовку проводить 2 часа 40 минут где-то. Он уже к параду в Москве готовится…» Ну мы продолжали стоять у реки и с немцами перестреливаться. Вечером нас стояло у реки человек пятьдесят, утром – где-то десять.
Нас отвели чуть назад. И вдруг мимо стали проезжать наши кавалеристы. Мы стали среди них своих земляков искать.
Я спрашиваю:
– Кто с Украины?
Один молодой солдат кричит:
– Якой там Украина? Меня соринкой поймали, в милицию-военкомат привезли и иди, говорят, защищай Москву.
Этих кавалеристов посадили на неподготовленных лошадей. У этого вояки, который со мной заговорил, лошадь оказалась без седла, а у самого у него ноги были длинные – он чуть ли не до земли своими пятками доставал. Вдруг к нам подъехали три какие-то странные машины. На «горбу» была какая-то арматура, все прикрыто брезентом. Смотрю: выходит лейтенант с эмблемой автомобильных войск, а с ним – какой-то полковник. Ну не будешь же среди офицеров спрашивать земляков, стыдно да и боязно как-то. Спрашиваю своих офицеров:
– Что это?
А те отвечают:
– А это пекарня. Завтра хлебом будут вас кормить.
Но какая там, подумал я, пекарня, когда у машин одни офицеры? Как оказалось, это были первые боевые машины «катюши».
После того как немцев под Москвой остановили, началось наступление наших войск. Наши кавалеристы их преследовали. В основном, конечно, нам помогла тогда суровая зима. Ведь немцы абсолютно были не подготовлены к ней: у них не было зимней смазки ни на оружие, ни на танки, ни на машины. Не было у них и зимнего топлива. В общем, побросали они технику. А потом мы стали гнать немцев до самой Вязьмы. И там, как оказалось, надолго застряли. Можно сказать, на целых полгода.
Из нашего железнодорожного батальона остались единицы. Мы приступили к восстановлению разрушенного и продвигались за наступающими на Смоленск нашими воинскими частями.
В июле 1942 года, когда от всей нашей части осталось процентов, может быть, десятка три, нас собрали где-то 18 человек бывших солдат-железнодорожников и сказали: «Пошлем вас учиться на танкистов в Саратов!» Один офицер сопровождал нас до Саратова. Но, когда туда наша группа прибыла, оказалось, что к приему мы опоздали. Нам сказали: «Саратовское танковое училище, летное училище и училище связи переехали в Ульяновск». И нас прямым ходом отправили на Сталинградский фронт. В то время это была самая горячая точка. Доложили о нашем прибытии самому командующему 62-й армией генералу Чуйкову. Тот пришел, посмотрел на нас, на солдатиков, и сказал: «О-о-о-о, у них шинели подожженные, они порохом пахнут. Мы их в бой не пустим, а пошлем учиться на офицеров».
Посадили нас на какую-то баржу и повезли в Ульяновск. Прибыли мы туда в начале августа, по-моему. Нас там должны были зачислить в 1-е Ульяновское гвардейское танковое училище имени Ленина. Но сразу не зачислили – ждали, пока местная молодежь кончит 8—10-е классы, чтобы взять их добровольцами в училище. А пока они учились, нас отправляли работать на подсобные хозяйства. Мы там помогали местному населению грузить ящики с картошкой и помидорами. Также грузили и арбузы. Рвали и кидали их женщины. Так нам это было интересно: не сегодня, так завтра убьют, а тут хоть на бабьи ножки посмотришь.
Начальником училища был Кошуба. Он был без правой ноги – ее ему еще на Финской войне по ранению ампутировали. Он нам и сказал: «Шесть месяцев курсы – и опять на фронт». И вот мы за эти шесть месяцев изучали в училище около пяти марок наших машин – танки Т-26, БТ-5, БТ-7, Т-34 и КВ. Обучались по специальности механик-водитель и командир танка. Меня сделали командиром отделения. Молодежь нас, старых фронтовиков, уважала. Но учеба затянулась. Мы уже заканчивали учебу, когда на вооружение поступили тяжелые танки ИС-2, нас на этих новых танковых машинах стали переучивать. Сдали мы экзамены и закончили эти курсы где-то 27–28 декабря 1943 года. Нам присвоили звания младших лейтенантов, дали по звездочке и назначили кого командиром танка, кого – механиком-водителем. Но мы еще не знали, какие именно танки нам дадут. Приехали в Челябинск получать машины и видим – отдельные танковые батальоны и полки получают танки и уезжают. А жили и спали мы тогда в одном большом ангаре на трехъярусных нарах. Если шинель или сапоги снял, утром встанешь – ни шинели, ни сапог не будет. Все это воровали, а на местном рынке бабки какие-то перепродавали. Нас ведь одевали во все новое.
Пришли мы получать технику, а нам говорят: «Они получают КВ с ремонта, они получают Т-34, а вы будете получать новые танки ИС-2 – Иосиф Сталин!» И мы поехали за танками под Москву. Там нас продержали в очереди 10–12 часов, мы получили танки и поехали прямо на Калининский фронт. Я был зачислен во 2-й гвардейский тяжелый танковый полк. Это был полк прорыва, который имел по 21 машине и подчинялся непосредственно Ставке Верховного главнокомандования.
Воевали мы сначала в Калининской области, потом – в Псковской области и в Белоруссии. Надо сказать, в Белоруссии дороги были не ахти какими хорошими – по ним могли ездить только колесные машины, а уж танкам, как говорят, нечего было и делать. А у нас все-таки мощные машины ИС-2 были. И если танк Т-34 имел 76-миллиметровую пушку и весил 25 тонн, то ИС-2 имел больше запас боеприпасов, двойное горючее и весил все 50 тонн. И, в отличие от Т-34, он мог пройти только по грунтовой дороге или по шоссе, а если чуть с дороги сворачивал – сразу начинались проблемы.
Однако делать было нечего, мы продолжили дальше воевать… Прошли и освободили всю Белоруссию, помню, еще при взятии Минска маршал Баграмян нас посылал в наступление. Потом вошли в Латвию, освободили ее – вошли в Литву, освободили Литву – в направлении Валга-Валка вступили в Эстонию и там дошли до Тарту. Под Ригой во время разведки боем я получил ранение. За этот бой моему экипажу обещали дать звание Героя, но наградили меня только орденом Отечественной войны. Хотя ранение было тяжелым, лечился я в Латвии во фронтовом, а не в тыловом госпитале. Отлежался там четыре месяца. Наш полк получил новые машины и пошел в Восточную Пруссию, но потом остался добивать курляндскую группировку противника. А мне присвоили звание лейтенанта и назначили командиром танкового взвода. Участвовал в боях под Либавой и Тукумсом. Места для езды были не очень хорошими, местность была лесисто-болотистая. Войну я окончил в звании старшего лейтенанта.
