Четвертая высота - Ильина Елена Яковлевна (читать хорошую книгу txt) 📗
И когда комната опустела, Люба подумала и начала серьёзно:
— Ты вообще неплохо рассказываешь сказки, в этом нужно отдать тебе справедливость. Я сама заслушалась, стоя у двери. Но объясни мне, пожалуйста, зачем ты пугаешь малышей?
— Я их не пугаю, — ответила Гуля. — Я воспитываю в них характер. Я хочу, чтобы они были смелыми и не боялись страшных сказок.
— А зачем тебе понадобилось гасить свет?
— Чтобы было ещё страшнее. В театре ведь всегда бывает темно во время спектакля.
— Смешная ты, Гуля, — улыбнулась Люба. — В театре только в зрительном зале темно, а на сцене светло.
— Ну, а если на сцене ночь?
— Всё равно есть какое-нибудь освещение. Иначе ведь никто ничего не увидит.
— Да ведь у меня и сцена и зрительный зал — всё в одной комнате, — не унималась Гуля.
— У тебя вообще не театр, а октябрьский сбор. Это же маленькие дети! Ты их напугаешь так, что они ночью спать не будут… Прежде чем такие опыты устраивать, надо с кем-нибудь из старших посоветоваться. Воспитание характера — не такая простая штука.
Гуля обиженно нахмурилась и хотела уже что-то возразить, но тут неожиданно ей вспомнилось, как совсем ещё недавно Килька и Клюква заперли её в клетке с медвежатами, чтобы проверить её храбрость…
— Ладно, — сказала она, — я буду осторожнее. Буду советоваться. Только не отнимайте у меня моих октябрят.
После этого разговора Гуля уже не отваживалась больше на рискованные воспитательные опыты.
Прежде чем затеять какую-нибудь новую игру или выбрать для октябрят книжку, она старалась припомнить, что сама любила больше всего, когда была такая, как они, что её пугало в те времена, что было понятно и что нет.
Она стала по-настоящему готовиться к сборам. Перелистав книгу, соображала, не понадобится ли ей что-нибудь объяснить ребятам или досказать.
Гуля любила «досказывать», и ребятам нравилось, когда она начинала сама придумывать продолжение рассказа или сказки.
Она часто отправлялась со своими ребятами в далёкие прогулки — на трамвае и пешком — и сколотила из них настоящую спортивную команду.
Ребята гордились своей вожатой и с нетерпением ждали каждого сбора.
Но недолго пришлось Гуле возиться с малышами. Маму опять перевели на работу в Киев, и вместе с ней должна была уехать Гуля. Перед самым отъездом на прощание она повела октябрят в кино. Там её ожидала совсем непредвиденная встреча. После картины, в конце сеанса, показали последний номер кинохроники.
Перед глазами зрителей поплыли московские улицы, спортивное состязание на одном из столичных стадионов, канал Москва — Волга… И вдруг Гуля увидела такой памятный ей овальный зал в Кремлёвском дворце, высокие двери с бронзовыми украшениями и толпу пионеров в артековской морской форме.
Чуть качнулись и подступили к самым её глазам знакомые лица: Барасби Хамгоков, Мамлякат…
А вот и она сама — Гуля Королёва. Не дочь партизана, не Василинка и не Варька, а школьница, пионерка — почти такая же, как сейчас, только чуточку поменьше ростом.
— Гуля! Гуля! Это ты! — закричали октябрята.
— Тише, что вы кричите! — сказала Гуля.
У неё билось сердце. Ей было радостно и странно опять увидеть своими глазами всё то, что она так берегла в памяти. Пожалуй, на этот раз она увидела даже больше: много разных подробностей, которые не успела тогда заметить от радости и волнения.
И, уж конечно, только на экране могла она увидеть себя самоё, Гулю Королёву, на приёме в Кремле.
Досмотрев хронику, она перевела ребят через дорогу, а сама вернулась в кино, чтобы ещё раз посмотреть на артековцев в Кремлёвском дворце.
Она осталась бы и на третий сеанс и на четвёртый, да у неё не хватило денег.
ХОЛОДНАЯ БАЛКА
К весне Гуля с матерью переехала в Киев.
Казалось, что на этот раз они уже прочно и надолго осядут на новом месте. Гуле так нравилась новая киевская квартира, нравилась улица, на которой они поселились, а больше всего её радовало то, что у неё была отдельная комната.
Первый раз в жизни Гуля устраивалась по-своему, на свой вкус и лад. Одна стена у неё была «зимняя» — там висели коньки и в углу стояли лыжи, другая стена — «летняя», с теннисной ракеткой и мячами в сетке. С книжной полки на стол и со стола на подоконник весело перелетала пушистая белка, взятая из зоопарка. Гуля её совсем приручила, и зверёк доверчиво усаживался к ней на плечо и заглядывал в её книжку своими чёрными, блестящими, как бусинки, глазками.
Всё у Гули было теперь новое — новая комната, новая школа, новые подруги, и ей думалось, что вся её жизнь теперь пойдёт по-новому.
Но этому помешала старая, запущенная болезнь.
Когда-то давно, во время киносъёмки, Гуля сильно простудилась. С тех пор она часто прихварывала.
— С этим надо разделаться раз и навсегда! — сказал доктор, осмотрев Гулю. — Вот мы отправим её в Одессу, на лиман.
Опять в Одессу! Гуля и обрадовалась и огорчилась. Было приятно побывать в знакомом, милом городе, подышать его морским воздухом, снова встретить старых друзей. А жалко было отказываться от надежд на новую жизнь.
Но так или иначе, а с наступлением лета Гулю отправили на лиман. В Одессе ей пришлось пробыть всего часа полтора, и она даже не успела сбегать на старую квартиру и повидать прежних подруг.
Ей было даже немножко грустно оттого, что здесь, в этом знакомом городе, она чувствовала себя на этот раз случайной гостьей, проезжей пассажиркой.
Как назло, на вокзале и на привокзальных улицах она не заметила ни одного знакомого лица.
Гуля пошла на сборный пункт поглядеть, какие ребята едут вместе с ней в санаторий. Там было несколько мальчиков, гораздо моложе Гули, и одна девочка — должно быть, её ровесница. У девочки были длинные тёмные косы и чёрные, чуть прищуренные глаза. Когда она хотела что-нибудь разглядеть, она вынимала из кармана очки в роговой оправе и на минутку подносила к глазам.
— Вы тоже на лиман? — спросила её Гуля.
— Да, на лиман.
— Откуда?
— Из Киева.
— И я из Киева!
Гуле сразу стало веселее. Да и девочка, видно, обрадовалась, что встретила попутчицу, землячку и ровесницу.
Они уселись на своих чемоданах, вытащили свои дорожные припасы и, угощая друг друга последними бутербродами и яблоками, принялись болтать.
Выяснилось, что девочку зовут Мирра Гарбель и учится она в консерватории по классу рояля.
Гуле понравились эти слова: «по классу рояля», и она почувствовала к своей новой подруге какое-то невольное уважение.
Дальше обе девочки уже поехали вместе, не разлучаясь ни на минуту. Стояли рядом на самом носу катера и смотрели, как разбегаются по обе стороны две длинные пенные полосы, как из жаркого берегового тумана постепенно выходят смутные очертания приближающегося берега.
Мирра надела свои очки и уже не снимала их до самой пристани. Она в первый раз видела море, дельфинов и такое множество крикливых, жадных чаек.
Село, где был расположен детский санаторий, называлось Холодная Балка. Неизвестно, откуда взялось это название. Здесь не было ничего холодного — даже камни были тут пропитаны солнцем.
На пристани какие-то быстроногие смуглые мальчики в белых костюмах и белых панамах бросились навстречу приезжим ребятам. Один из них хотел было взять у Гули чемодан.
— Спасибо, — сказала Гуля. — А вы из санатория? Давно тут живёте?
— Я испанский, — ответил мальчик улыбаясь. — Русски мало понимает.
— Мирра, ты слышишь? Это испанцы!
Но в это время высокий юноша, должно быть вожатый, что-то скомандовал своему отряду. Мальчик, слегка смутившись и пробормотав несколько слов по-испански, поставил на землю Гулин чемодан и побежал на своё место. Отряд двинулся за вожатым вдоль по берегу, а к приезжим подошла молоденькая девушка в голубом платье.
— Ну вот вы и приехали наконец, — сказала она. — Мы давно вас поджидаем. Идёмте завтракать. Меня зовут Вера.
