Адольф Гитлер (Том 2) - Фест Иоахим К. (читать бесплатно полные книги TXT) 📗

Выступавшая во всё более доминирующей роли личность Гитлера в значительной мере формировала и определяла такого рода средствами все структуры – сам аппарат отражал характерные черты его биографии. Уже эксцессивная бюрократическая страсть к обширным службам с запутанной сетью отделов и подотделов, равно как и культ титулов и ничего не говорящих полномочий, выдавали неистребимое наследие сына чиновника его императорского и королевского величества. Точно так же и господство субъективно-волюнтаристского элемента указывало на то, откуда вышел Гитлер, – на беззаконные и никому не подчинённые вооружённые формирования. Да и его старые, продиктованные манией величия наклонности легко просматриваются в безмерно утрированных количественных порядках, равно как и свойственная авантюристам страсть к представительству, наделявшая институты с пока ещё ничтожным весом самыми звучными названиями.

Правда, идея теневого государства, как и создание превышающей все разумные размеры партийной бюрократии были, помимо всего прочего, одновременно и нетерпеливыми попытками прорваться в будущее, попытками обогнать реальность. Параллельно нарастала и не знающая устали митинговая активность, только в 1925 году, согласно отчёту Гитлера, было проведено почти 2400 собраний, митингов и демонстраций. Однако общественность проявляла к ним весьма слабый интерес, и весь шум, все эти ожесточённые драки и бои ради сенсационных заголовков в печати принесли партии лишь скудные успехи. Иногда даже казалось, что в те годы укрепления республики, когда НСДАП, по выражению Геббельса, и у её противников-то уже не вызывала ненависти, Гитлер начинал сомневаться в успехе. Тогда он убегал от действительности в свои заоблачные высоты и находил утешение в вере в будущее: «Пусть пройдут ещё двадцать или сто лет, прежде чем победит наша идея. Пусть те, кто сегодня верит в идею, умрут, – что значит один человек в процессе развития народа, человечества?» – говорил он тогда. Будучи в ином настроении, он видел себя уже ведущим великую войну будущего. Как-то за обедом в кафе «Хек» он громко сказал капитану Стеннесу: «И вот тогда, Стеннес, когда мы победим, тогда мы построим аллею Победы, от Деберитца до Бранденбургских ворот, шириной в шестьдесят метров, а справа и слева будут стоять памятники победам, наши трофеи». [115]

А пока что центр жаловался, что несколько – около тридцати из примерно двухсот – местных организаций упустили возможность заказать плакаты, посвящённые назначенному на середину августа 1927 года партсъезду и что партии не по силам организация массовых мероприятий. И не в последнюю очередь этим обстоятельством объясняется впервые пришедшая в голову Гитлера идея провести съезд на романтическом фоне Нюрнберга, одного из старейших городов страны, в котором, как и в соседнем Бамберге, ключевой фигурой местного масштаба был Юлиус Штрайхер. По сравнению с Веймаром на этот раз проявилась сильная режиссёрская рука Гитлера, сумевшая придать эффектное выражение сплочённости и боеготовности движения. Один из старых приверженцев назовёт его, имея в виду этот съезд, «иллюзионистом, захватывающим массы», и, действительно, в этом представлении уже были видны зачатки вылившейся позднее в помпезный ритуал механики проведения съездов. Изо всех областей страны, на специально заказанных поездах, со знамёнами, вымпелами и оркестрами прибыли сюда штурмовые отряды и партийные формирования, а также многочисленные зарубежные делегации, здесь же впервые показала себя созданная год назад молодёжная организация Гитлерюгенд. И если в Веймаре форма участников казалась ещё пёстрой и случайной, то теперь она была уже почти стопроцентно унифицирована, а сам Гитлер носил взятую когда-то Росбахом со складов охранных отрядов и введённую затем в качестве формы СА коричневую рубашку, которую он, правда, находил отвратительной. Большой митинг в Луитпольдхайне завершился торжественным освящением штандартов, после чего Гитлер, в открытом автомобиле и с застывшей вытянутой рукой, принял на центральной площади города парад своего войска. Национал-социалистическая пресса писала о тридцати, а «Фелькишер беобахтер» аж о ста тысячах участников, хотя более трезвые подсчёты называли цифру в пятнадцать тысяч человек, участвовавших в параде. Несколько женщин и девушек, явившихся в смелых коричневых костюмах, к параду перед Гитлером допущены не были. Партсъезд рекомендовал провести конгресс, посвящённый профсоюзным проблемам, (так, впрочем, никогда и не состоявшийся), принял решение о создании «кольца пожертвований» в целях преодоления бедственного финансового положения партии и выдвинул требование об основании научного общества, дабы иметь возможность оказывать пропагандистское воздействие на интеллектуальные круги [116]. Какое-то время спустя Гитлер выступит перед несколькими тысячами крестьян в Шлезвиг-Гольштейне – застой вынуждал партию искать себе сторонников в новых общественных слоях.

А в это время в государстве успешно продолжился процесс стабилизации, начавшийся в 1923—1924 годах. Новое соглашение по репарациям, Локарнский договор и приём Германии в Лигу наций, а также пакт Келлога [117] и установившееся первоначально в личном плане взаимное уважение между Штреземаном и Брианом, вылившееся затем в поддержанное общественностью взаимопонимание с Францией, показывали, насколько сильна тенденция времени к разрядке напряжённости и международному равновесию. Крупные американские займы хоть и повлекли за собой немалую государственную задолженность страны, но в то же время дали возможность в значительной степени рационализировать и модернизировать немецкую экономику. Рост индексов в 1923—1928 годах почти во всех секторах не только превосходил показатели во всех других европейских государствах, но и, несмотря на уменьшение территории Германии, довоенные достижения страны. В 1928 году доходы населения превысили уровень 1913 года почти на двадцать процентов, значительно улучшилось социальное положение, а количество безработных сократилось примерно до 400 000 человек. [118]

Было очевидно, что время противостояло радикализму национал-социалистов. Сам Гитлер жил уединённо в Оберзальцберге, не показываясь иной раз неделями, но этот его отход от дел все же свидетельствовал о том, что в конечном счёте он был уверен в прочности своих позиций. Лишь время от времени, с явно рассчитанными интервалами, он пускает в ход свой авторитет – даёт указания или раздаёт наказания. Иногда он предпринимает поездки ради поддержания контактов или нахождения спонсоров. 10 декабря 1926 года выходит второй том «Майн кампф», но и тут автор остаётся без ожидавшегося шумного успеха. Если первый том был продан в 1925 году в количестве почти десяти тысяч экземпляров, а год спустя к ним добавились ещё около семи тысяч, то в 1927 году оба тома находят только 5607 покупателей, а в 1928 году и того меньше – всего лишь 3015. [119]

Но как бы то ни было, на полученные доходы он покупает усадьбу в Оберзальцберге. Фрау Бехштайн помогает ему при покупке мебели, а Вагнеры из Байрейта снабжают дом постельным бельём и посудой, позднее они пришлют комплект полного собрания сочинений маэстро и страницу оригинала партитуры «Лоэнгрина». Примерно в эту же пору Гитлер приобретает за двадцать тысяч марок шестиместный «мерседес-компрессор», как бы удовлетворяя тем самым свои технические и репрезентативные потребности. Его обнаруженные уже после войны налоговые документы свидетельствуют, что эта затрата значительно превосходила декларированные им доходы, что и не ускользнуло от бдительного ока фининспекции. В письме властям, напоминающем по своей слезливой хитрости послание уклонявшегося от прохождения военной службы магистрату города Линца, он уверяет об отсутствии у него средств и о своём скромном образе жизни: «Имуществом или капиталами, которые я мог бы назвать собственными, я нигде не располагаю. Мои личные потребности ограничиваются самым необходимым, а именно в том смысле, что я полностью воздерживаюсь от употребления алкоголя и табака, питаюсь в самых скромных ресторанах и, помимо того, что плачу небольшую квартплату, не имею никаких расходов, за исключением издержек писателя-политика на рекламу… И автомобиль для меня это только подручное средство. Только с его помощью я могу осуществлять мой каждодневный труд» [120]. В сентябре 1926 года он заявлял, что не в состоянии платить причитающиеся налоги и не раз говорил о своей большой задолженности в банке. И ещё годы спустя он будет при случае вспоминать об этом периоде своих финансовых затруднений и скажет, что порой ему приходилось питаться одними яблоками. Его квартира на Тиршштрассе, которую он снимал у вдовы Райхерт, и впрямь была совершенно непритязательной – маленькая, скудно обставленная комната с полом, выложенным стёршимся линолеумом.