Виктор Васнецов - Бахревский Владислав Анатольевич (читать книги бесплатно полные версии TXT) 📗
Выпил настоя мать-и-мачехи, зажег лампу. Чтоб в полдень с лампой сидеть!
Сел за стол, закрыл глаза – и опять увидел вятский ливень света.
И не зная почему, может, от сиротства своего, от немочи, от великой тяги к доброму, к материнскому, к свету, стал рисовать Богородицу с младенцем.
Не отошел от стола, пока не закончил рисунка. Посмотрел – прекрасно. Нежная, горькая, великая в подвиге своем – благодатная.
Тихонько вздохнул и лег спать.
Утром поехал к Ильину, попросил денег в долг, потом в Академию взять отпуск.
Домой, домой – пока кровью не закашлял!
К Петру Федоровичу Исееву с разбегу, с улицы пойти не посмел. Конференц-секретарь Академии бывает крут с учащимися. Пошел излить душу Репину, а у того в мастерской рябоватый, кудреватый, веселый человек Максимов.
– Эко! – удивился он. – От кашля на Северный полюс бежит. Да в твоей Вятке ты не только дохать не перестанешь, но вдобавок еще и не прочихаешься. Вот что, друг Васнецов! Я тут в Киев собрался, в издревле святорусские места, айда со мной!
– Виктор, не раздумывай! – загорелся Репин. – Наша малоросская земля теплая, добрая, а сонечко и подавно гарное. А какие у нас зирочки, а какие паночки! Езжай, езжай и возвращайся здоровым да с картиною в придачу. Я «Бурлаков» на Волге сыскал, а ты вдруг на Украине свое счастье творческое найдешь.
Поездка на Украину состоялась, только вот удачной ее никак не назовешь. Здесь Васнецов заболел холерой. Максимов товарища в беде не бросил, рискуя заразиться, ходил за ним, как за малым дитем, и выходил.
К сожалению, сведений об этом рисковом событии в жизни обоих художников почти не сохранилось. Авторы разного рода статей о Васнецове любят помянуть, что о художнике написано много. И действительно, много, а вот толковое жизнеописание пока что одно – книга Моргуновых.
В архивах Русского музея хранится тетрадочный листок с датой 13 июля 1871 года. Видимо, для врача выздоравливающий Виктор Михайлович записывал, что ел и, главное, сколько пил: холера обезвоживает организм.
«Вчера с утра чувствовал хорошо, – читаем мы в этом своеобразном дневнике, – чаю выпил 2 1/2 стакана с полубулкой. Завтракал кусок говядины. Хорошо обедал в 2 1/2 часа с аппетитом (ел) суп с говядиной и жаркое говяжье. Пили кофе 1 1/2 стакана пол-дубовый, после обеда хорошо. Чаю вечером пил 3 1/2 стакана. В 8 часов гулял, после прогулки забулькало и заворчало, слабость… Сегодня поутру чаю пил 3 стакана с полубулкой… Живот обвяз – давление и легкая тяжесть в голове, мочи выделяется не сильно…» и т. д.
Холеру молодой организм осилил, но, видно, болезнь эта для творчества даром не прошла. Позже, прожив несколько лет в Киеве, и потом, бывая в нем наездами, Васнецов так никогда и не обратился в своем творчестве к украинским темам. А ведь сам Киев для живописца с его стариной, Днепром, далями куда как соблазнителен.
От болезней, душевных и телесных, лучше всего все-таки лечит родина. И, не заезжая в Петербург, Виктор Михайлович отправился искать потерянное было здоровье – в Вятку.
ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ
РЯБОВО. АКАДЕМИЯ. ПАРИЖ
Васнецов, как прилетная птица, порхал над родным гнездовьем, и кипучие слезы радости навертывались то и дело, то и дело.
– Раздериха ты, Раздериха! – говорил он оврагу.
– Здравствуй, дедушка Трифон! – умилялся он монастырским стенам, корпусам братских келий, куполам Успенского собора.
– Даль ты моя! Ах, даль ты моя вятская! – пело в нем над речной кручей, над ликующими сильными водами Вятки.
Васнецов летел-бежал по улицам, притрагиваясь иногда к домам, чтобы ощутить ответное тепло старых своих знакомцев. Ему казалось, что дома все живые, смотрят на него окнами и улыбаются.
Он чувствовал себя заговорщиком, и то был чудный заговор, заговор счастливых. А вот и библиотека.
Захотелось заглянуть в музей, что прибыло.
Музей организовал Петр Владимирович Алябьев, просвещенный вятский человек. В музее всякой всячине были рады. Минералы, окаменелости, гербарии, чучела животных, археология.
Пока стоял у дверей библиотеки, глазея на родное почти здание, мимо него прошли две девушки.
С одной встретился глазами, сердце вдруг дрогнуло. Еще постоял – оробел отчего-то. Все же вошел-таки в здание.
Ноги сами понесли по музею – догнать незнакомок.
– Васнецов! Милая знаменитость наша! – Раскрыв объятья, к художнику шел совершенно ему незнакомый человек.
– Простите? Какая же я знаменитость?
– Но, но!.. Мы и журналы выписываем, и «Художественный автограф» приобрели. Советую на живописный жанр переходить. Тут будьте любезны – талант весь наружу! Милейший Васнецов! Предлагаю вам договор: вы прославляете наш медвежий угол, а мы, то есть отчий край, соорудим вам памятничек по подписке. А?!
Васнецов, кивая головой, пятился от незнакомца, да и сиганул в соседнюю залу. Кто-то весело засмеялся. Они!
Развел руками.
– Идите с нами, мы вас спасем! – сказала румяная, со строгими глазами девушка.
Он подошел к открытой витрине, где темнела спираль огромного аммонита.
– Смотрите! Это же наша закаменелость. Видно, братья привезли.
Погладил.
– Камень, а ведь когда-то дышало, жило!
– Руками не трогать! – строго сказал смотритель. Васнецов покраснел, а девушки снова засмеялись.
– Не везет! – огорчился он.
– Отчего же не везет? Напротив, знаменитостью признали.
– А вот рассержусь, да и впрямь стану знаменитостью.
– А вы кто – писатель? – спросила девушка со строгими глазами.
– По рисовальной части.
– Он напишет твой портрет! – пообещала подруга.
– Напишу, – согласился Васнецов. – Непременно. Вышли из музея втроем.
– Как же зовут вас? – спросил Васнецов.
– Ну, как меня зовут, вам знать не очень-то интересно! – встряла бойкая.
– Александра Владимировна! – быстро назвалась девушка со строгими глазами. – Рязанцева.
– Виктор Михайлович… Васнецов.
– Вот и познакомились! – сказала бойкая.
– Да, – сказала Александра Владимировна просто и строго.
– Я бы хотел… Можно было бы… в храм сходить. Веселая девушка давилась смехом.
– Вот уже и в храм зовут!
– Нет! – вспыхнул Васнецов. – Художник Андриолли заканчивает роспись… Мне кажется, это интересно будет.
– Да, – сказала Александра Владимировна. – Мне это интересно.
– Тогда до завтра. Можно вот здесь и встретиться, если вам недалеко и удобно. В три пополудни.
– Мне удобно, – сказала Александра Владимировна.
С Васнецовым Михаил Францевич говорил теперь как с равным, ждал его слова, показывая ему картоны, приготовленные для очередного храма.
Его богоматерь была утонченно прекрасна, и ее сын с огромными глазами тоже был чудо-ребенок.
– Разве это не красиво? – спрашивал Андриолли, сам с удовольствием любуясь образом. – Можно ли написать человеческое лицо еще более прекрасным? Васнецов, можно или нет?
– Не знаю, – сокрушенный своей же честностью, признался Виктор Михайлович.
– Отчего же не знаете? Вы многое теперь видели! Встречалось ли вам в Академии или в Эрмитаже лицо, которое красотой превосходило бы это изображение?
– Не знаю, – тяжко вздохнул Васнецов.
– Да как же вы не знаете! Встречалось или не встречалось?
– Не знаю! Не знаю, что такое красота! – в отчаянье всплеснул руками Виктор Михайлович. – Поглядишь иногда, вроде бы и дурное, никакого совершенства, к идеалу близко не стоит, а лучше и не надо.
– Да какое же такое лицо вас поразило?
– Но ведь многие! Многие лица! Я, однако ж, возьму такой пример. Мадонна Литта и Мадонна Россо. У Мадонны Литты – лицо идеала, а у Мадонны Россо – со всем даже некрасивое лицо, но зато сколько в нем радости, оно вправду радуется младенцу.
Андриолли сел рядом, посмотрел на свою работу.
– Ах, Васнецов! В нашем деле всяк по-своему с ума сходит. Одно ясно, без нас мир был бы много беднее.
