Денис Давыдов (Историческая хроника) - Задонский Николай Алексеевич (книги без регистрации TXT) 📗

Никаких подробностей никто не знал, поэтому кавалергарды строили всевозможные догадки, спорили, шумели, но, по существу, совсем напрасно.

Лишь самый юный из всех, стройный, румяный, с выразительными томными глазами корнет Павел Киселев высказал, как показалось Денису, здравую мысль:

– Мы не можем судить о том, чего не знаем, господа, но несомненно, на мой взгляд, одно: если победа при Пултуске подтвердится, то при сложившихся обстоятельствах генерал Беннигсен получит много шансов стать во главе всей армии.

– Что будет весьма печально! – вставил со вздохом маленький и толстенький поручик Ильин.

– Ну, господа, – с тонкой усмешкой отозвался Киселев, – не будем касаться вопроса о достоинствах человека, победившего французов… Следует считаться с обстоятельствами… Я лишь это хотел сказать!

– Дипломат! – с солдатской грубоватостью бросил Евдоким. – Тебе бы, Киселев, в иностранную коллегию!

– А разве военному запрещается быть немножко и дипломатом? – вежливо спросил Киселев.

– Э, ну вас всех с этой дипломатией, терпеть не могу, – перебил богатырь по виду, кавалергард Арапов, возвратившийся из плена вместе с Евдокимом. – Надо правде в глаза смотреть! Бонапарт – гениальный полководец, а мы против него выживших из ума старцев посылаем. Где это видано! Даже ежели старика заменим Беннигсеном, тоже плохо. Чем он себя прославил?

– А у нас, слава богу, Кутузов есть! Багратион! – произнес Евдоким.

– Имя Кутузова, говорят, при государе даже упоминать не принято, – вставил опять поручик Ильин.

– В том-то и беда наша! – отрезал Евдоким.

Разговор становился острым. Корнета Киселева, видимо, это обеспокоило.

– Право, господа, мы ведем бесцельный спор, и становится скучно, – вмешался он. – Вы бы, Арапов, лучше рассказали про встречу с Бонапартом. Вы так живо передаете!

– Нет уж, увольте, – отозвался Арапов и, неожиданно повернувшись к Денису, сказал ему: – Я издалека Бонапарта видел, а Евдоким имел честь разговаривать с ним.

– Разве? – живо заинтересовался Денис. – Где же это было, Евдоким?

– В лазарете.

– Ну? Что же он тебе сказал?

– Да ничего особенного, – спокойно ответил Евдоким. – Я тогда весь в бинтах лежал. Подошел он ко мне, остановился, собой маленький, толстенький… «Combien de blessures, monsieur?» – спрашивает меня. «Sept, sire», – oтвечаю. «Autant de marques d'honneur!» IV – сказал он и пошел дальше… Вот и все! 11

– Autant de marques d'honneur! – медленно повторил Денис. – Надо сознаться, сказано неплохо.

– Бонапарту нельзя отказать во многих достоинствах, – сдержанно отозвался Киселев.

– Откажи попробуй! – насмешливо произнес Арапов и прибавил: – Нет, по-моему, Бонапарт во всех отношениях человек гениальнейший. Нам его никогда не осилить! Что вы там не говорите!

Дениса слова кавалергарда задели за живое. Подобно другим военным, он исключительно высоко ценил талант Бонапарта, восхищался его решительными действиями. Но вместе с тем Денис никак не склонен был объяснять все успехи французского полководца лишь одной его гениальностью или необыкновенным счастьем, как думали некоторые. Быстрый разгром Австрии и Пруссии сначала, как и всех, просто поразил Дениса, а затем, подумав, он нашел и довольно трезвую оценку событиям. Разгром был подготовлен прежде всего самой военной системой, существовавшей в австрийской и прусской армиях. Той самой системой, основанной на палочной дисциплине и бесполезной муштровке, над которой издевался Суворов и которая была ненавистна любому военному, разделявшему суворовские взгляды.

«Будь на месте Бонапарта кто-нибудь из наших полководцев – Суворов, Кутузов или даже Багратион, – размышлял Денис, – они, пожалуй, тоже столь же быстро управились бы с пруссаками…» Сравнение Бонапарта с любимым Суворовым против воли возникало в голове не раз, но эти мысли казались кощунственными. Суворов был великим полководцем, родным и близким. Бонапарт, этот величайший завоеватель, угрожал чести и независимости отечества, следовательно, являлся врагом, и врагом страшным. Денис никогда этого не забывал.

Вот почему слова Арапова, вернее его уверенный тон, вывели Дениса из себя.

– А я уверен, – вдруг бледнея, тонким голосом крикнул он, – я убежден, господин Арапов, ежели этот во всех отношениях гениальнейший человек, как вы утверждаете, посягнет на нас… на наше отечество… – Давыдов почти терял самообладание от какого-то все сильнее охватывающего злобного чувства. – Я уверен… здесь не Пруссия… Мы ему покажем кузькину мать!..

Выходка Дениса привела всех в недоумение. Арапов медленно поднялся. Запахло скандалом.

– Да ты что, брат? – попробовал вмешаться Евдоким. – Арапов и не думал утверждать…

– А я утверждаю, – запальчиво перебил Денис, – что восхвалять неумеренно предводителя войск, стоящих почти на рубежах наших, русскому офицеру непозволительно…

Арапов бросил на него сердитый взгляд, пожал плечами:

– Я не могу принять ваших слов на свой счет. Но если вам угодно…

– Подождите ссориться, господа, – прервал Киселев. – Между вами, на мой взгляд, простое недоразумение… Попробуем разобраться хладнокровно.

И юный корнет с такой ловкостью повел дело, что в конце концов все кончилось благополучно.

Денису из всех товарищей брата особенно понравился Киселев. Между ними завязалась крепкая дружба.

… На следующий день, вдоволь по душам наговорившись, братья отправились к Нарышкиным.

Евдоким, давно уже представленный Марии Антоновне, состоял в числе самых восторженных ее поклонников. Взгляды Евдокима ничем не отличались от взглядов людей, среди которых он вращался. Новое положение Марии Антоновны как фаворитки государя в глазах Евдокима не только не унизило ее, а, напротив, возвысило.

– Помилуй, Денис, – сказал он, – я считаю, нам теперь особенно следует дорожить ее расположением. Тем более, у Нарышкиных великолепно обо всем осведомлены! Это, брат, всегда пригодится!

С последним нельзя было не согласиться. Где же, как не у Нарышкиных, можно, например, узнать подробности последних новостей?

И верно… Там эти подробности никакой тайны не составляли. Фельдмаршал Каменский, вскрыв полученную из Петербурга почту, узнал, что некоторые окружающие его лица приняли на себя «благородную обязанность» о всех действиях главнокомандующего тайно уведомлять начальника военно-походной канцелярии его величества.

Каменский пришел в бешенство. Написал объяснение царю и, не дожидаясь ответа, самовольно уехал в свою деревню.

Александр назначил главнокомандующим генерала Буксгевдена Но в это время была получена реляция Беннигсена о победе над французами под Пултуском. Александра эта реляция, несколько преувеличившая значение победы, несказанно обрадовала. Он немедленно переменил решение. Главнокомандующим стал Беннигсен.

– А я могу вам сообщить под секретом еще одну новость, – обратившись к Денису, с обычной лукавостью в глазах сказала Мария Антоновна. – Командование авангардом нашей армии вверяется вашему герою… князю Петру Ивановичу…

– Как? Багратиону? – подскочил Денис, никак этого не ожидавший.

– Да… Князь недавно заезжал ко мне, – продолжала Мария Антоновна. – Он был очень любезен… Мы говорили о наших делах. И если вы, – она посмотрела с улыбкой на взволнованного Дениса, – приедете ко мне завтра обедать вместе с Борисом, то, возможно, узнаете и другие интересные новости…

Денис молча поклонился. Разговор одновременно и взволновал его и расстроил. И хотя Евдоким уверял, что последнюю фразу Мария Антоновна произнесла каким-то загадочным тоном, Денис, наученный горьким опытом, никаких планов не строил. После двух решительных отказов паря на что можно было надеяться? Повторить свою просьбу? Эта мысль не приходила в голову. Служить у Багратиона!.. О таком счастье он не смел и мечтать! Обещание Марии Антоновны понял в том смысле, что ожидаются какие-то важные известия, относящиеся к военным действиям, а никак не к его собственной судьбе.