Искушение учителя. Версия жизни и смерти Николая Рериха - Минутко Игорь (электронные книги бесплатно .TXT) 📗
— Да не беспокойся ты! — перебил его Вадим. — Мы все сделаем. Не теряй времени.
Через полчаса на пегом в черных яблоках мерине Буране степенном и сильном, Владимир, приспособив в качестве седла кусок войлока, отправился в село Игда.
А через час на берегу Ловозера уже стояла большая теплая палатка, в ней топилась керосиновая печка, потрескивала четырьмя толстыми фитилями; Елена Ивановна хлопотала, готовила ужин, мальчики умчались к рыбакам — смотреть, как вытягивают глубинный невод.
Ужинали уже в полумраке — солнце ненадолго нырнуло за горизонт, но лампу не зажигали: сумерничали. Набегавшиеся Юрий и Святослав, переполненные впечатлениями, тут же сладко заснули; Вадим, взяв этюдник, краски и кисти, отправился «ловить момент, когда Ярило опять покажется над нашей скорбной землей». Илья, по его уверениям, отправился к знакомым, хотя (Юрий где-то проведал и шепнул об этом родителям) у молодого человека есть тут знакомая девушка, и зовут ее Катя.
Николай Константинович и Елена Ивановна сидели у раскалившейся печки. Молчали. Стемнело.. — Я зажгу свечу, — сказал художник.
— Как хочешь… Впрочем, да… Плохо видно, зажги. Я смутно различаю твое лицо.
Толстая сальная свеча долго не хотела разгораться — очень коротким был фитиль.
Наконец в палатке затрепетал язычок неяркого желтого пламени. Николай Константинович укрепил свечу в чайном блюдце и поставил его на низкий раскладной столик.
— Как ты себя чувствуешь, Лада?
— Превосходно. Почему ты спрашиваешь?
— Так…
— А ты?
— Что? — быстро спросил он.
— Тебя мучают мысли, — она прикрыла глаза; густые длинные ресницы мелко трепетали — мысли о Владимире. Не тревожься — он жив.
— Но где он…
— Не перебивай! — в голосе Елены Ивановны появились жесткие нотки. — И ты неотступно, последние дни… дни и ночи думаешь об этом. Об одном, об одном! Куда нам уехать? Куда бежать от них?.. Ты этими думами истерзал не только себя, но и меня… Молчи! Молчи, мой милый! Но ведь ты решил?
— Да, решил.
— Это Индия?
— Да. Но сначала…
— «Сначала», — перебила она, — это мелочи. Главное — цель: Индия, как мы и задумали.
— Да, как мы и задумали, — эхом откликнулся Николай Константинович.
— Прекрасно! — И Елена Ивановна с облегчением вздохнула, поднимая переставшие трепетать ресницы. — Превосходно!
Из книга Арнольда Г. Шоца «Николай Рерих в Карелии»
(Лондон, издательский дом «Новые знания», «Джордж Дакинс и К°», 1996 год)
Вначале несколько цитат, возможно, с небольшими комментариями.
26 октября 1917 года (заметьте, через двенадцать дней, ибо дата в дневнике по старому стилю, после октябрьского переворота. — А. Ш.), «находясь в Сердоболе и, может быть, глядя в окно на осенний шторм, поднявший высокие волны на Ладожском озере, Николай Константинович записывает в „Листах дневника“:
Делаю земной поклон учителям Индии. Они внесли в хаос нашей жизни истинное творчество и радость духа, и тишину рождающую. Во время крайней нужды они подали нам ЗОВ (выделено мною — А. Ш). Спокойный, убедительный, мудрый. В контексте слово «нам» необходимо перевести как «мне»: мне подали ЗОВ учителя Индии.
Вернемся в 1913 год. Дух приближающейся европейской войны уже витает над континентом. Но знаменитый русский живописец не ощущает надвигающейся катастрофы. Он в Париже — персональная выставка, шумный успех. На своем вернисаже он знакомится с востоковедом В. В. Голубевым, знатоком индонезийского, индийского и тибетского искусства. Ученый только что вернулся из длительной поездки по Индии, делится своими впечатлениями с художником, он намерен опять отправиться туда. Рерих загорается: может, вместе разработать некий план исследований культуры Индии? Он бы с удовольствием отправился на Восток, особенно в Индию. Его — и его супругу — жгуче интересуют и религия, и искусство этой прекрасной страны. Они проговорили несколько часов, потом встречались еще несколько раз.
Вернувшись из Франции, Николай Константинович пишет большую статью «Индийский путь» — о своих встречах с замечательным соотечественником, постоянно живущим в Париже, об их разговорах и зреющем совместном плане (ему не суждено было осуществиться — в задуманное вмешалась война); статья заканчивается такими словами:
Желаю В.В. Голубеву всякой удачи и жду от него бесконечно многозначительного и радостного… К черным озерам ночью сходятся индийские женщины. Со свечами. Звонят в тонкие колокольчики. Вызывают из воды священных черепах. Их кормят. В ореховую скорлупу свечи вставляют. Пускают по озеру. Ищут судьбу. Гадают. Живет в Индии красота. Заманчив великий Индийский путь.
Заманчив, очень даже заманчив… Похоже, в то время Николай Константинович Рерих еще только интуитивно чувствовал эту индийскую заманчивость. Его «великий план», смутные контуры будущей могучей «империи духа» только намечались в сознании. Но уже ясно: для того, что может возникнуть, необходима основа, фундамент, на котором будет стоять «храм духа»…
…Индийская, более широко — восточная, тема появляется в творчестве Рериха в 1905 году. Он пишет сказку «Девассари Абунту», а в следующем, 1906 году создает полотно под тем же названием и картину «Девассари Абунту с птицами». В дневнике Николай Константинович записывает: «Это моя первая творческая дань Индии».
В последующие годы тематика Востока занимает все большее место и в литературных работах Рериха, и в его живописи. Влияние восточной философии на мировоззрение живописца становится все заметнее.
Надо сказать, что Востоком, и не столько его искусством, сколько восточными религиозными учениями, с еще более раннего времени была страстно увлечена Елена Ивановна и в этом смысле она имела на своего супруга сильное влияние.
И все это происходит на фоне некоего объективного исторического процесса. Особенность Российской империи в том, что она — единственное в мире многонациональное евроазиатское государство, где переплетаются, взаимодействуют, обогащая друг друга, различные религии, культуры, традиции. И при глубинном изучении проблемы выясняется близость культуры, искусства, черт национального характера и религиозного восприятия мира, — несмотря на полную внешнюю несхожесть христианства и буддизма — тождество двух великих народов: русского и индийского. Это глубже и многогранней других ощутил, а потом осмыслил Николай Константинович Рерих, поняв, какие огромные, плодотворные возможности Таятся в сближении и сотрудничестве двух государств во всех областях, но прежде всего на поприще культуры.
Впрочем, в своем понимании важности изучения индийской культуры для России художник не одинок. Во второй половине XIX — начале XX в. культурные связи России и Индии значительно расширяются. Широкое признание получают блистательный русский индолог И. П. Минаев и его ученики С. Ольденбург и Ф. Щербатский.
Изучая прошлую, уходящую в глубину веков культуру Индии — философию, религию, искусство, Николай Константинович живо интересуется культурной и религиозной жизнью современной Индии (именно на этом поле произойдет его сближение с Рабиндранатом Тагором, которое уже в Кулу, где у подножия Гималаев в конце концов поселится наш живописец, перейдет в обоюдную приязнь, почти дружбу).
И следует сделать вывод: изучение индийской культуры, и особенно религии, которым во все века индийские правители придавали огромное значение, невзирая на войны, неслыханные материальные трудности и — увы! — традиционную нищету народа, способствует зарождению главной доминанты в теоретическом — пока теоретическом — учении Рериха о всеобъемлющем Землю «царстве духа»; доминанта эта — культура. В ту пору — десятые годы нашего века — Николай Константинович писал:
Среди народных движений первое место займет переоценка труда, венцом которого являются широко понятое творчество и знание. Отсюда ясно, что в поколениях народа первое место займут искусство и наука. Кроме того, эти два двигателя являются тем совершенным международным языком, в котором так нуждается мятущееся человечество.
