Дневник кислородного вора. Как я причинял женщинам боль - Аноним (библиотека книг .txt) 📗
Она говорила, и говорила, и говорила, а я кивал. В стратегических местах поднимал бровь. При необходимости гримасничал. Глупо ухмылялся или имитировал потрясение – в общем, что требовалось по ситуации. Я часто наблюдал за людьми, занятыми разговором, и фиксировал выражения их лиц. Интерес: чуточку поднять одну бровь… опустить или вздернуть другую, в зависимости от содержания разговора. Влечение: постараться покраснеть. Это не так-то просто (помогали мысли о том, что я сделаю с ней позднее). А румянец порождает румянец. В смысле, если мне удавалось покраснеть, она почти наверняка краснела в ответ. Сочувствие: наморщить лоб и мягко кивать. Очарованность: голову вверх и чуть вбок, и смущенно улыбаться.
Я выставлял эти заранее заготовленные маски «по свистку». Это было легко. Это было приятно. Парни всегда это делали, чтобы перепихнуться. Я делал это, чтобы поквитаться. Отомстить всему Женскому Роду. Такова была моя миссия. Примерно в это время я открыл для себя значение слова «мизогин» – женоненавистник. Помню, думал: как забавно, что в этом слове есть модное ныне обращение «миз».
Единственное, что не вызывало сомнений, – это то, что мне становилось легче, когда я видел, что больно кому-то другому. Но, разумеется, она часто пыталась скрыть, как сильно я ее ранил. Да, это само по себе было нелегко – помочь ей выплеснуть чувства наружу; но какое же настигало дьявольское разочарование, когда я лез из кожи вон, а потом не мог насладиться драматической отдачей! Вот почему возникла необходимость сгущать все в этот единственный демонстративный момент.
Софи была из Южного Лондона. Она когда-то накладывала макияж Энгусу Брейди из комедийного сериала «Разве вы не рады меня видеть?» [1]. Я познакомился с ней на вечеринке художественной школы Камберуэлл, которую сорвал. После нее была та девушка-дизайнер (чье имя, вот вам крест, не могу вспомнить), которую, уверен, я ранил очень глубоко, поскольку она мне больше ни разу не позвонила. Забавно. Хоть я больше никогда с ней не виделся и вообще ничего о ней не слышал, было ясно: она очень тяжело это восприняла. Откуда я это знаю?
Я знаю.
Потом была Дженни. Это та, которая выплеснула пиво мне в лицо. Я был в восторге от того, что приложил руку к такому взрыву бешенства.
Потом была Эмили. Но она не считается, потому что она была так же хороша в этом… как его… как и я, если не лучше. Я типа как влюбился даже.
Где-то там еще между ними была Лора. Бывший менеджер рок-группы с великолепной задницей и малолетним сынком. Однажды утром я проснулся и обнаружил, что восьмилетний пацан наблюдает, как я пытаюсь выпутаться из веснушчатых щупальцев его мамаши-коматозницы. А потом, когда он наложил на меня повинность отконвоировать его в школу, у меня возникло ощущение, что маменька и сынок по полной юзали мужчин, проходивших через их жизнь. Типа коренной американец и буйвол, эскимос и морской котик, мамаша на пособии и я.
И еще была та, с которой все началось.
Пенелопа Арлингтон. Я встречался с ней четыре с половиной года. Это длительный срок. Она была добра ко мне. Добрее, чем любая другая девушка в моей жизни. Когда я говорил, Пенелопа поворачивалась ко мне, и казалось: единственное, что сейчас имеет значение, – это смысл моих слов. Мне это нравилось. Лишь намного позднее я выяснил, что она никакая в постели. А в то время она казалась мне распутницей. На самом деле она ею не была. Но именно о причиненной ей боли я больше всего сожалею. Почему? Потому что она этого не заслужила. Не то чтобы этого заслуживали другие, но она не бросила бы меня, если бы я не разодрал ей душу в клочья. А мне нужно было, чтобы она меня бросила, потому что она встала между мной и моим пьянством.
И однажды вечером я просто сломался. Накипало уже целую вечность. Тепло, горячо, пузырилось, булькало… и вот взбурлило. Я надрался до головокружения, и с громыханием начала разворачиваться вся эта цепь событий. С чего вдруг человек задается целью разбить сердце того, кого любит? С чего вдруг ему хочется намеренно причинить такую боль? Почему люди убивают друг друга?
Потому что это доставляет им удовольствие. Действительно ли все так просто?
Если стоит задача добиться, чтобы душа разлетелась вдребезги, лучше, чтобы исполнитель прошел через такое же переживание. Раненые ранят других искуснее. Эксперт по разбиванию сердец по опыту знает воздействие каждого удара. Острие проскальзывает внутрь едва заметно, боль и извинения приходят почти одновременно.
Я устал от девушки, с которой встречался четыре с половиной года. Я любил ее. Это и было самое ужасное в том, о чем я собираюсь вам рассказать. Существует возможность, что она где-то там в эту самую минуту читает эти строки. Вы, прочие, отвернитесь-ка, следующие слова предназначены только для нее.
Пен, мне так жаль! Мне необходимо было сделать тебе больно. Я знал, что все близится к финалу. Я знал, что ты начала презирать меня. Ты пыталась скрывать свои чувства, но они пробегали рябью по твоему лицу. Отвращение. Я стал ненавидеть тебя за это. За то, что у тебя не хватало духу сказать о том, что́ ты на самом деле обо мне думаешь. Так что пришлось собраться с духом и сделать это за тебя.
Остальные, теперь можете повернуться.
Был пятничный вечер, я сидел в каком-то пабе в парке Виктории. В очередной раз я ушел с работы. Еще одно рекламное агентство, где еще один ворох концепций подвергся массовому уничтожению от рук еще одного креативного директора с кулаками, похожими на свиные окорока. Я был уверен в одном: мне нужно напиться до потери сознания. Так что я опрокидывал пинты пива одну за другой с пугающей скоростью.
У потрепанного жизнью, сморщенного бармена был обеспокоенный вид.
Потом виски.
К половине восьмого вечера я уже спотыкался. Мы должны были встретиться с Пенелопой в восемь. Мне пришлось идти к месту нашей встречи пешком, ведя велосипед «в поводу». Естественно, еще один паб.
Гнев. Скука. Опьянение. Скверная комбинация.
Я начал с чего-то такого:
– Как мне похерить эти четыре года?
Ее вопросительный взгляд, потом попытка уйти в сторону:
– Тебе нравится моя блузка?
– Похожа. На. Столовую. Скатерть.
Обиженный взгляд, за которым следует:
– Может, еще одну?
Еще пива. Это, как правило, помогало.
– Подружку? Да, будь любезна.
Теперь уже взгляд не столько обиженный, сколько скучающий. Обвела глазами паб. Молчание.
Потом она предложила:
– Пойдем куда-нибудь еще.
Это обычно тоже срабатывало. Но я решил, что сегодня не сработает. Не сегодня. Сегодня мы пройдем весь путь до конца. Это был всего лишь периметр, первая линия обороны. Моя стройная эмоциональная террористка злостно пропускала мимо эти оскорбления.
– Конечно. Пойдем куда-нибудь еще.
Я решил не говорить ни слова между этим пабом и следующим. И мне это удалось. Теперь она дрожала. От неуверенности. Я тоже дрожал. От возбуждения. Она заказала у стойки выпивку. Будь я проклят, если соберусь за нее платить, – и я занял место за круглым столиком, намеренно в наглую пожирая взглядом других девушек. Она это видела. Она и должна была видеть. И все равно никакой реакции. На кону стояли четыре с половиной года. В основном хороших. Так почему бы ей не дать мне на один вечер выходной? Но именно это было таким возбуждающим фактором для меня. Я все решил. А она не могла понять, что у меня в голове. Картинка, как я занимаюсь сексом с той белокожей, с проступающими голубыми венами проституткой, у которой была только одна грудь. Я знал, что мог бы искалечить Пен. Она, вероятно, тоже могла бы меня искалечить, но не успела, потому что я собирался сделать это первым.
Но почему? Я понимал, что в этом нет никакого смысла. Я действительно любил ее… по-своему. Очень любил. Она была красивой, веселой и заботливой, но мне было скучно… так скучно! Мне приходилось думать о других девицах, чтобы добиться эрекции. У меня не было никакого желания начинать длинный и трудный путь к ее оргазму, не говоря уже о моем. Я боялся случайно коснуться ее, чтобы по ошибке это не было принято за приглашение к сексу. И чтобы хоть что-то почувствовать сквозь это отупение, я решил совершить с душами – ее и своей – то, что было бы эквивалентом тушения сигарет о парализованные конечности. Я надеялся, что если смогу ощутить боль, то она будет воспринята с радостью – как признак жизни.
