Сингапурская история: из «третьего мира» – в «первый» - Ли Куан Ю (читать книги онлайн регистрации TXT) 📗

От событий на площади Тяньаньмынь в моей памяти осталась грустная картина: Чжао Цзыян, стоящий посреди площади, забитой демонстрантами с повязками на головах, на которых были написаны лозунги, с мегафоном в руке. Почти что со слезами на глазах он уговаривал студентов разойтись, объясняя, что больше не сможет защищать их. Это было 19 мая. Увы, было уже слишком поздно: лидеры КПК решили ввести военное положение и, при необходимости, использовать силу для разгона демонстрации. В этот момент студенты должны были либо разойтись, либо их разогнали бы силой. Чжао Цзыян не проявил твердости, которая требовалась от лидера Китая в тот момент, когда страна стояла на грани возникновения хаоса. Организованным демонстрантам позволили стать мятежниками, которые не повиновались властям. Если бы с ними не поступили жестко, они бы вызвали подобные беспорядки по всей огромной стране. Площадь Тяньаньмынь – это не Трафальгарская площадь в Лондоне.

Китайские коммунисты восприняли советскую практику, согласно которой, сколь бы влиятельным ни был лидер, находясь у власти, с момента отставки он становился никем, а его имя никогда не упоминалось публично. Несмотря на то, что я хотел встретиться с Чжао Цзыяном во время моих последующих визитов в Китай, я даже не мог заговорить об этом. Через несколько лет после событий на площади Тяньаньмынь я встретился с одним из его сыновей, который немного рассказал мне о том, как жил Чжао Цзыян после того, как впал в немилость. Ему пришлось переехать из района Чжуннаньхай, где жили все руководители партии, в дом, который занимал Ху Яобан (бывший Генеральный секретарь КПК), в бытность свою заведующим Организационным отделом КПК. В течение первых нескольких лет у входа в дом постоянно дежурил охранник, а все передвижения Чжао Цзыяна отслеживались. Со временем наблюдение стало не таким жестким. Ему разрешалось играть в гольф в китайском гольф клубе в пригороде Пекина, но не разрешалось играть в гольф клубе, принадлежавшем иностранному совместному предприятию. Ему разрешалось посещать внутренние провинции, но не разрешалось ездить в прибрежные провинции, чтобы свести до минимума контакты с иностранцами и связанную с этим огласку. Дети Чжао Цзыяна жили заграницей, за исключением одной дочери, которая работала в пекинском отеле. Условия его жизни были достаточно комфортными, его семье разрешалось посещать его. По советским меркам обращения с бывшими руководителями ему жилось не так уж плохо, – к нему относились лучше, чем Брежнев относился к Хрущеву, а Ельцин – к Горбачеву. [29]

Человеком, которого ненавидели внутри страны и за рубежом за введение военного положения и насильственный разгон демонстрации на площади Тяньаньмынь, был премьер-министр Китая Ли Пэн. На самом деле, решение было принято Дэн Сяопином, которого поддержали несколько ветеранов «Великого похода». Я впервые встретился с Ли Пэном в Пекине в сентябре 1988 года. Он занял должность премьер-министра, после того как Чжао Цзыян стал Генеральным секретарем КПК. Ли Пэн был не таким общительным, как Чжао. Ему было за 60, он получил советское инженерное образование, обладал хорошим умом, был всегда хорошо информирован и не бросался словами. Он не был рубахой-парнем и мог почувствовать себя оскорбленным, даже если для этого не было реального повода. Я приспособился к его темпераменту, и мы неплохо поладили. После того как я узнал его лучше, я обнаружил, что Ли Пэн – умный, хотя и консервативный человек.

Ли Пэн был сыном видного деятеля КПК, и был усыновлен премьер-министром Чжоу Эньлаем. Он говорил безо всякого провинциального акцента, потому что всегда жил с семьей Чжоу Эньлая там, где была штаб-квартира КПК, – сначала в Яньане, а затем – в Пекине. Его жена была более общительной, обаятельной женщиной и приятной собеседницей. В отличие от жен большинства китайских руководителей, которые держались на втором плане, она часто играла роль хозяйки дома. Она говорили по-английски на бытовые темы, и Чу легко смогла общаться с ней без переводчика.

Во время нашей официальной дискуссии Ли Пэн спросил о том, как развивался сингапурский бизнес в Китае. Я сказал, что инвесторы из Сингапура сталкивались с многочисленными трудностями. Слишком многие из них потеряли деньги и разочаровались в Китае, распространилась молва, что в Китае царит беспорядок, поэтому приток инвестиций в Китай замедлился. Инвесторы не могли понять, почему китайские руководители не могли добиться дисциплины от китайских рабочих. Гостиницы, находившиеся в собственности предпринимателей из Гонконга и Сингапура, вынуждены были нанимать в качестве руководителей китайцев из Гонконга и Сингапура, чтобы добиться дисциплины от персонала, но и это не позволяло разрешить всех проблем. К примеру, рабочих, уволенных за воровство из гостиниц, приходилось восстанавливать на работе, потому что оставшиеся работники протестовали. Если Китай хотел добиться прогресса, трудовые отношения следовало изменить. Китайцы должны были позволить инвесторам управлять своими предприятиями, включая найм и увольнение рабочих.

Ли Пэн ответил, что Китай был не против того, чтобы иностранные инвесторы зарабатывали деньги, но политика Китая состояла в том, чтобы они не зарабатывали слишком много. (Я понял это таким образом, что, какими бы ни были первоначальные договоренности, если китайские власти считали, что прибыли инвесторов были слишком высокими, то они находили способ, позволявший перераспределить прибыль). Налоговая политика Китая в специальных экономических зонах была более благоприятной, чем в Гонконге, но он признал, что иностранные инвесторы сталкивались с низкой эффективностью работы правительства и бюрократизмом. Решить эти проблемы было сложно. На многих государственных предприятиях было занято слишком много людей, предприятия несли убытки, им приходилось заботиться об ушедших на пенсию работниках. С введением свободного рынка китайская система оплаты труда стала просто абсурдной. Например, зарплата профессора хорошего университета составляла примерно 400 юаней, зарплата его дочери, работавшей вахтером на иностранном предприятии, была такой же, хотя никто не стал бы утверждать, что труд дочери был таким же ценным, как и труд ее отца. Всю систему оплаты труда следовало изменить, но правительство не могло повысить зарплату профессоров, потому что не располагало необходимыми для этого ресурсами. Ли Пэн сказал, что Китай многого добился с тех пор, как начал проводить политику «открытых дверей», но уровень инфляции был при этом высоким, и его приходилось контролировать путем сокращения инвестиций в строительство. Он был уверен, что курс на проведение реформ в Китае не изменится, а трудности будут преодолены.

Когда он спросил меня о ситуации с обеспечением безопасности в Восточной Азии, я нарисовал ему оптимистичную картину экономического роста и стабильности, конечно, при том условии, что ситуация в сфере безопасности не ухудшится. Соединенные Штаты и Китай сдерживали Советский Союз. Политика США заключалась в том, чтобы использовать свою собственную экономическую мощь и экономический потенциал Японии для обеспечения ее безопасности. Пока такой порядок вещей соблюдался, у Японии не было нужды перевооружаться. Япония не располагала ядерным оружием, но, если бы японцы не смогли больше полагаться на США, то Япония справилась бы с обеспечением своей безопасности в одиночку. В этом случае угроза безопасности всех стран Юго-Восточной Азии возросла бы. Большинство японских руководителей старшего поколения хотели продолжать партнерские отношения с США, что позволило Японии добиться процветания и обеспечить высокий уровень жизни ее народу. Существовала угроза того, что молодое поколение лидеров, у которых не было опыта прошедшей войны, могло считать иначе. Было бы особенно плохо, если бы им удалось возродить миф о том, что японцы являлись потомками богини Солнца.

Ли Пэн считал, что я недооценивал японскую угрозу. По его мнению, Китаю необходимо было проявлять бдительность по отношению к возрождению японской военной мощи. Несмотря на то, что Япония сама решила установить потолок военных расходов в размере 1 % ВНП, ее военный бюджет был примерно на 26–27 миллиардов долларов больше китайского. В Японии были лидеры, которые хотели бы отменить приговор истории, согласно которому Япония совершила агрессию по отношению к Китаю, странам Юго-Восточной Азии и южной части Тихого океана. Ли Пэн привел два примера: содержание японских учебников истории и посещение храма Ясукуни высшими руководителями Японии. (Храм Ясукуни построен в честь солдат, погибших на войне). Экономические успехи Японии стали источником средств для превращения ее в крупную политическую и военную силу, по крайней мере, так рассуждали некоторые японские лидеры. Его беспокойство относительно возможного возрождения японского милитаризма было реальным. В то же время, Китай постоянно был начеку относительно угрозы, исходившей от Советского Союза.