Анатолий Собчак: тайны хождения во власть - Шутов Юрий Титович (лучшие книги без регистрации .txt) 📗
Для поиска и вербовки ленсоветовских сторонников орготдел в первые же недели создал нам по нужным параметрам полную депутатскую картотеку, и даже с фотографиями. Мы тщательно «перетасовывали» их данные в компьютере, пытаясь найти хоть какое-то объединяющее депутатов начало. Однако сделать это не удалось. Поэтому достаточное число депутатских голосов, необходимых для принятия нужных нам решений, не подбиралось из этого слишком уж разношерстного слоя. Хотя поиск велся даже на уровне совпадений привычек и дурных наклонностей нардепов, о чем тоже накапливался фактурный банк данных. Так, например, председатель депутатской комиссии по культуре, коллега «патрона» по Университету профессор Лебедев считал, что любая работа ( это начисто потерянное для заглатывания алкоголя время.
До избрания А. Щелканова, рекомендованного группой депутатов, у Собчака была возможность самому поискать на пост председателя Исполкома более подходящую ему кандидатуру, поэтому «патрон» дал и мне задание подготовить предложения. Составив определенный трафарет качеств, необходимых подобной персоне, я свой выбор остановил на Николае Паничеве, в ту пору министре станкостроительной и инструментальной промышленности СССР. Мы были знакомы много лет. Он еще не достиг пенсионного возраста. Родом из белорусской деревни. Со студенческих лет жил в Ленинграде. Когда-то работал секретарем парткома крупного ленинградского станкостроительного объединения ЛСО им. Свердлова, затем директором небольшого, но, как сейчас говорят, «эксклюзивного» в смысле номенклатуры выпускаемых изделий, завода им. Ильича. В конце семидесятых годов обком партии направляет Паничева в открывшуюся столичную Академию народного хозяйства. Он стал одним из первых ее выпускников, которые почти сплошь быстро заняли министерские посты. В кресле министра Паничев наработал значительный государственный кругозор и оброс паутиной правительственных связей, которые, возглавь он Исполком, наделили бы местную власть потрясающей созидательной силой на благо нашего города.
Биография станкостроителя очень понравилась Собчаку. Кроме того, «патрон» помнил Паничева по недавнему утверждению его Верховным Советом в должности министра, которое стало теперь обязательным. Правда, как сказал Собчак, при обсуждении его кандидатуры Паничев вел себя как-то заискивающе. Видимо, очень хотелось остаться министром.
Получив добро «патрона» переговорить с Паничевым, я тут же вылетел в Москву. К неудовольствию жены, мы с Паничевым до полуночи просидели за остывшим чаем на кухне роскошной министерской дачи в элитарных глубинах Рублевского шоссе. Я больше слушал. Он, как министр и гражданин, прекрасно понимал куда катится страна, поэтому порой переходил на шепот, делясь своими впечатлениями о личности Горбачева и его компании. Паничев намного лучше меня знал положение дел в стране, предвидя уже скорую трагическую развязку и ликвидацию не только своего поста, но и министерства в целом. Поэтому, учитывая, что в Ленинграде у него до сих пор оставалась часть семьи, принял предложение Собчака с легкой, благодарной радостью, требующей лишь небольшого обговора условий.
Утром я вернулся в Ленинград и во второй половине дня доложил результаты встречи «патрону», добавив, что Паничев готов прибыть на переговоры в любое удобное Собчаку время. Тянуть было нельзя, и «патрон» приказал организовать свидание как можно скорее, но неприметно для все больше ожесточающихся против него депутатов.
Встреча состоялась в ближайшую субботу, для чего я арендовал небольшой кооперативный ресторанчик напротив дома где жил «патрон», что на улице Руднева. Этот достаточно уютный «сходнячок» под названием «Урарту» содержала одна армянская семья, работающая тут вся, начиная с бабушки. Они великолепно и дорого отремонтировали помещение и вкусно кормили.
Собчак знакомиться с Паничевым явился в недавно купленном твидовом пиджаке канареечного цвета с депутатским значком на лацкане. Сам вид живого депутата Верховного Совета СССР потряс старушку-хозяйку, проводящую все время за кухонной плитой без телевизора и потому не знавшую носителя значка в лицо. Это заметно покоробило «патрона». Чтобы никто не мешал переговорам, мы с В.Павловым обслуживали сами, принеся с кухни все, что можно было попробовать. На большом столе разлеглась сытая благость армяно-русской провинции, настолько разнообразная, что Собчак, судя по неотрывному созерцанию блюд, похоже, даже потерял интерес к собеседнику. Паничев же, напротив, пристальным взором из-под бело-косматых бровей уставился на «патрона». Затем министр попил, поел, поговорил и после церемонной рекомендации Собчака активнее противодействовать разношерстным депутатским группам вдруг категорически отверг предложение стать главой Ленгорисполкома.
Даже Собчак изумился ненужности его приезда и самой этой встречи. Ведь человек в здравом уме подобное решение принимает до того, как дает свое предварительное согласие. Такое поведение ни легкомыслием, ни трусостью не назвать. Есть более верное и меткое определение, но мне не хочется обижать уже неисправимого. Сожалеть можно лишь о том, что большинство поставленных партией капитанов отечественной промышленности оказались такими же, как Паничев. Поэтому не стоит удивляться их безропотным предательствам интересов своих команд и стремительному побегу с руководящих палуб терпящих бедствие отраслевых и индустриальных флагманов СССР. Это еще одна из кадровых ошибок партии, которая низвела к деградации крайне необходимые руководящему звену страны качества: честь, смелость в принятии решений и совесть, переродив их в утилитарное, безыдейное приспособленчество, в результате давшее возможность «хвосту вилять собакой».
Полагаю, только благодаря постоянно широко рекламируемой неприязни «патрона» к Щелканову депутаты с первого же захода избрали его председателем Исполкома. После чего Щелканов с неиссякаемым, многомесячным азартом занялся комплектованием своей команды, которое так и не смог завершить вплоть до ликвидации собственного кресла.
Несмотря на открыто сквозившее пренебрежение «патрона», я сохранил к Щелканову уважительное отношение, хотя невооруженным глазом было заметно, что тот попал явно не в свои сани. Из нескольких разговоров с глазу на глаз можно было заключить: Щелканов и сам в этом не сомневался. Однако все равно пытался подменить отсутствие необходимого внутреннего содержания блеском внешней атрибутики. Иногда даже «самопальным» увеличением своего роста за счет высоты подбитых каблуков или случайными беседами с горожанами при ежедневных поездках на работу общественным транспортом из Кировского района, где он жил.
Пока без особого интереса все наблюдали за подборкой Щелкановым заместителей и организацией долговременной антисобчаковской обороны, «патрон» быстрыми темпами возводил баррикады злобы между собой и депутатами. Порой очень умело используя крайне негативное отношение к себе людей, знавших его еще по Университету либо жизни. Способность Собчака наживать недругов была воистину универсальна, но это не радовало, так как его враги автоматически становились нашими. Их число с каждым днем, судя по всему, удваивалось. И утром я еще не ведал, кто будет на меня враждебно коситься вечером. Требовалось устранить причину подобного скоротечного размежевания, иначе борьба за «демократические преобразования» грозила быстро переродиться в возню между собой, что, в общем-то, и произошло. Ибо не удалось изменить концепцию Собчака на тему: «Я и Совет», где Совету отводилась роль послушного председателю органа, невзначай выпавшего из-под хвоста дворняги. Вероятно, в итоге так и будет. Однако сейчас, когда прошлое быстро удалялось, а будущее не наступало, такая позиция была явно недальновидной и ощутимо вредила делу. Зато привлекала «патрона» блеском граней склочного новаторства.
Собчак так и не смог подавить в себе выработанную годами этакую профессорскую брезгливость к умственной неполноценности студентов, поэтому, выступая с разных трибун, заведомо презирал даже своих почитателей. Это порой вызывало беспричинный внутренний протест слушателей. Они, к удивлению «патрона», почему-то не радовались его приходу освободить их, чтобы затем сделать своими рабами.
