Расскажи, как живешь - Кристи Агата (книги онлайн полные .TXT) 📗

Сегодня к нам на чай придут две французские монахини и капитан Ле-Буато. Мы встречаем их еще в деревне и ведем к себе. И что же: перед крыльцом нас гордо встречает очередной шедевр нашего неутомимого столяра – стульчак для туалета!

Дом обретает все более цивилизованный вид. Комната, где мы спали в первую ночь и куда еженощно сбегаются тараканы, превратилась в чертежную. Здесь Мак может работать в одиночестве, уединившись от людей. (Тараканы, похоже, его не смущают.) Рядом с чертежной – столовая, дальше идет коллекторская комната – для хранения наших находок, реставрации керамики, сортировки, классификации и атрибуции собранных предметов. (Благо столов там хватает!) Есть еще комнатушка, совмещающая функции рабочего кабинета и гостиной. Там стоит стол с моей пишущей машинкой и несколько шезлонгов. Дальше в бывшей квартире священника находятся три спальни – уже без мышей (благодаря арендованной нами кошке) и без тараканов (благодаря нескольким слоям свежей побелки?), но не свободные, однако, от блох! Это просто какое-то жуткое нашествие. Эти существа отличаются поразительной, просто вызывающей живучестью. Им нипочем ни «Китингс», ни «Флит», ни прочие новейшие средства. Обработка кроватей карболкой лишь сильнее вдохновляет этих насекомых на новые спортивные рекорды. Меня изводят не столько укусы, втолковываю я Маку, сколько их лихие прыжки. Уснуть, когда блохи проводят еженощные скачки на твоей пояснице, практически невозможно. Макс страдает еще сильнее, чем я. Однажды за поясом его пижамы я нахожу и убиваю сто семь особей! Макс жалуется, что они его окончательно вымотали. И уверяет, что мне достались самые хилые экземпляры, не то что ему. Да, да, настоящие посредственности, почти не умеющие прыгать.

А у Мака, похоже, блох нет вообще! Это чудовищная несправедливость. Вероятно, они просто забраковали эту совершенно не подходящую для них спортивную площадку.

Жизнь вошла в привычную колею. Каждое утро, едва рассветет, Макс отправляется на раскопки. Чаще всего я иду с ним, но иногда остаюсь дома и занимаюсь другой работой: склеиваю керамику и прочие находки, делаю к ним этикетки, а иногда сажусь за пишущую машинку – я же все-таки писательница. Мак проводит дома два дня в неделю – корпит над зарисовками.

День на раскопках тянется долго, но если погода хорошая, этого даже не замечаешь. Сперва, покуда солнце не поднялось высоко, воздух еще прохладный, но потом становится тепло, что очень приятно. Кругом появилось множество цветов, в основном маленьких красных анемонов, как я их называю (их латинское название, кажется, ranunculus).

Основной костяк рабочих – из Джараблуса, родного города Хамуди. Закончив сезонные работы в Уре, к нам присоединились и два его сына. Яхья, старший, высокий парень с добродушной широкой ухмылкой. Он чем-то напоминает симпатичного пса. Алави, младший, красавчик и, похоже, более смышленый. Но темперамент у него бешеный, и он часто становится зачинщиком ссор. Здесь также работает их двоюродный брат Абд эс-Салам, он тоже бригадир. Хамуди помог нам устроиться, все наладить и должен теперь вернуться домой.

Как только на раскопки пришло подкрепление из Джараблуса, спохватились и местные крестьяне. Подданные шейха тоже включились в работу. По двое, по трое подходят жители окрестных деревень. Среди них – курды, живущие на самой границе с Турцией, армяне и несколько езидов [41], прозванных «почитателями дьявола», кротких меланхоличных людей, всегда готовых принять на себя роль жертвы.

Принцип организации работы очень прост. Все рабочие объединены в бригады. Кайло вручается лишь тем, кто уже участвовал в раскопках раньше или просто производит впечатление сообразительного малого. Всем платят одинаково независимо от возраста – взрослым, подросткам и совсем еще мальчишкам. А кроме того, обязателен милый восточной душе бакшиш – небольшое вознаграждение за каждую находку.

Кайловщик имеет наибольшие шансы найти что-нибудь.

Как только квадрат для его звена определен, он начинает снимать грунт. После него идет рабочий с совковой лопатой, насыпает землю в корзины, и трое-четверо «корзинщиков» уносят ее на расчищенное место, где, высыпав содержимое корзины, снова тщательно его просматривают – на тот случай, если кайловщик с землекопом что-нибудь пропустили. А поскольку носильщиками работают мальчишки, у которых глаз очень острый, им тоже нередко достается награда за какой-нибудь амулет или бусину. Находки они завязывают в подол своего тряпья и предъявляют в конце дня. Иногда мальчишки, не дожидаясь конца дня, показывают найденное Максу, и он решает участь каждой вещицы, – «сохранить» или «шилух» (выкинуть). Это касается незначительных находок – амулетов, черепков, бусин и т, п.

Когда же попадается сразу несколько образцов керамики или кости из какого-нибудь погребения, остатки древней саманной кладки, то бригадир зовет Макса, и место осматривается особенно скрупулезно. Сначала Макс или Мак осторожно счищает с горшков или с кинжала всю землю ножичком, потом сдувают пыль, после чего объект, не сдвигая с места, фотографируют и зарисовывают в блокноте.

Отслеживание остатков строений – дело тонкое, требующее участия специалиста. Старший на раскопе в таких случаях сам берется за кайло и с превеликой тщательностью зачищает кирпичную кладку. Впрочем, и наши кайловщики, неопытные, но сметливые парни, вскоре тоже легко распознают саманную кладку и уверенно докладывают: «Хадха либн» («Саманный кирпич»).

Самые толковые рабочие – армяне, но они, к сожалению, большие склочники и ловко умеют разжигать страсти среди курдов и арабов. Ссоры здесь, можно сказать, не прекращаются. Наши рабочие – народ горячий, и у всех при себе имеются «оборонительные» средства – ножи, дубинки и что-то вроде булавы или трости с тяжелым набалдашником. Они разбивают друг другу головы и затевают жестокие драки – в тот самый момент, когда Макс громко зачитывает им правила поведения на раскопках. Все драчуны будут оштрафованы!

– Отношения будете выяснять после! – кричит Макс. – Я не потерплю никаких драк. Во время работы я ваш отец, а отца полагается слушаться. Мне нет дела до того, кто прав, кто виноват. Наказывать буду обоих одинаково.

Рабочие дружно кивают.

– Да-да, все верно. Он наш отец. Мы должны его слушаться. Во время драки можно нечаянно сломать какую-нибудь ценную находку, которая стоит больших денег!

Но драки все равно вспыхивают. Самых заядлых драчунов приходится увольнять.

Правда, не насовсем, а на день-два; но и те, кого прогнали насовсем, являются после дня расчета и просят поставить их в следующую смену.

День расчета установлен эмпирическим путем – это каждый десятый день работы. Многие приходят из самых дальних деревень и приносят с собой еду (обычно мешок муки и несколько луковиц); этого запаса хватает на десять дней, после чего они просят отпустить их в деревню, потому что кончилась провизия. Главная проблема в том, что работают эти люди нерегулярно: получив деньги, они уходят.

– У меня есть сейчас деньги, зачем мне работать еще? – недоумевают они.

Через две недели деньги кончаются, и они тут как тут: просят принять их обратно. Для нас это чрезвычайно неудобно: звено на каждом из квадратов успевает сработаться, а подобные перебои замедляют раскопки.

Французы придумали оригинальный способ борьбы с «текучкой кадров», которая изрядно осложняет им строительство железной дороги. До тех пор, покуда вся работа не будет сделана, они платят своим рабочим только половину суммы. Лейтенант посоветовал Максу попробовать этот «прием». Но мы решили, что это несправедливо.

Сколько заработали люди, столько и должны получить.

Так что пришлось смириться с этими постоянными уходами и приходами; вот только много возни с ведомостями по зарплате, которые то и дело приходится исправлять и переписывать.