Записки из чемодана Тайные дневники первого председателя КГБ, найденные через 25 лет после его - Серов Иван Александрович
Поэтому распущенный слух, что якобы мою резолюцию подчиненные поняли как намек на ее переделку, не состоятелен и является злостным вымыслом.
Через некоторое время мне позвонил Варенцов, очевидно, после того как ему стало известно о моем отрицательном отношении к приему Пеньковского.
Варенцов начал расхваливать Пеньковского, что он его знает десятки лет с хорошей стороны, что он воевал. Я возразил Варенцеву, указав, что на него плохая аттестация Военного Атташе. Он на это сказал, что он сейчас кончает ракетные курсы и имеет блестящую характеристику и просил ещё раз рассмотреть этот вопрос.
Я дал Указание Смоликову проверить и собрать все материалы. Он в конце разговора сказал, что ему также звонил Варенцов.
В дальнейшем ещё раз т. Смоликов приходил с документами и справкой на Пеньковского, из которых было видно, что он уволен приказом начальника Ген. Штаба, и тогда сказал Смоликову, <что> я по-прежнему не согласен…
Через несколько дней, встретив меня, Варенцов вновь расхваливал Пеньковского, на что я ответил, что больше добавить ничего не могу к тому, что сказал. Я считал, что на этом вопрос закончен.
Никому из подчиненных я не давал указаний ни о приеме Пеньковского в ГРУ, ни о переделке его аттестации. Это подтверждается документами: приказом о зачислении, подписанным т. Роговым, и аттестацией, подписанной т. Ляхтеровым и утвержденной т. Роговым.
Оба эти документа составлены с нарушениями существующего порядка в армии по аттестованию и оформлению приказов.
За это нарушение должны отвечать товарищи, допустившие его, но вместе с этим — я, как руководитель Главного Управления, доверчиво относившийся к этим товарищам, и не контролировал в должной мере их действия.
О том, что Пеньковский принят и работает в ГРУ, я узнал через несколько месяцев, когда увидел его фамилию в числе офицеров, выделенных для обслуживания выставки в Москве.
Я спросил у нач-ка отдела т. Рогова, откуда взялся Пеньковский, на что мне т. Рогов ответил, что кадры разбирались с ним и т. Роговым (зам. нач. ГРУ), подписан приказ о назначении…
…Показания на допросе предателя Пеньковского о том, что он якобы жене и дочери оказывал мелкие услуги и «покупал сувенирчики», является клеветой. Я вновь подтверждаю свое объяснение по этому вопросу, доложенное ЦК КПСС.
Впервые я предателя Пеньковского увидел на Шереметьевском аэродроме летом 61 года.
Простившись с женой и дочерью, улетавшими с туристической группой в Лондон, я встал у окна около пропускного пункта. Ко мне подошел незнакомец и, поздоровавшись, сказал, что он тоже летит в Лондон. Я подумал, что это сотрудник КГБ, знающий меня.
Никаких поручений я ему не давал, как он показал, потому что: во-первых, я не знал, кто он такой, во-вторых — в этом не было необходимости, так как накануне я попросил начальника Управления т. Соколова предупредить военного атташе т. Ефимова*, что если жена обратится к нему за помощью, <надо> оказать ей содействие. Это я сделал, потому что у дочки бывают приступы в животе и может потребоваться врач.
Далее, если бы предатель в Лондоне установил нормальное знакомство с женой и дочерью, то ему не понадобилось бы добывать домашний адрес семьи и телефона через порученца, как он об этом показал.
Поэтому я отвергаю эту клевету предателя на жену и дочь и не сомневаюсь в их честности и преданности Родине.
Мне хочется Партийной Комиссии высказать ряд своих соображений, из которых вытекает, что предателю слишком долго давали возможность заниматься подлым делом на глазах у контрразведчиков.
Постараюсь это доказать:
а) В апреле 1962 года, т. е. за полгода до ареста предателя, я принял решение его уволить из ГРУ и дал об этом указание Смоликову. КГБ, узнав об этом и сославшись на записку в ЦК, не согласилось с моим решением, мотивируя, что его трудно будет «доработать».
К тому времени уже было достаточно данных о его предательстве: проверялся в телефонных будках, дважды зафиксированы встречи с иностранцами во дворах, и даже в английском посольстве с женой разведчика, и наконец дома фотографировал сборник «Миноксом» [761].
И вместо того чтобы скажем, захватить его на фотографировании или перед явкой с иностранцем, отобрать улики, допросить и решать вопрос о его преступлении, ему 6 месяцев давали возможность работать в ГРУ, узнавать у офицеров новости, посещать библиотеку секретную и брать оттуда материалы, и все это на глазах у контрразведчиков передавать врагу.
Эта «доработка», я думаю, дорого обошлась государству, и неплохо было бы проанализировать, что он передал за эти полгода врагу, так как к тому времени он обнаглел. Нет сомнения, что можно было его «доработать» и не в секретном учреждении, но с меньшими потерями.
Ведь с предателем Поповым мы поступили разумнее, хотя еще ничего не знали о нем. Троих подозрительных перевели из Германии и через 2 месяца в Москве изобличили Попова [762]. Ни Шалин, ни Штеменко — не показатели.
…Будучи начальником ГРУ, нарушал партийные принципы в работе, и, попирая установленные в Советской Армии порядки, допустил проникновение в Советскую военную разведку ранее отчисленного из ГРУ как не внушающего доверия Пеньковского, впоследствии оказавшегося агентом иностранной разведки, предательством которого нанесен большой ущерб оборонной мощи и государственным интересам СССР.
Располагая серьезными компрометирующими доносами о Пеньковском и игнорируя их, тов. Серов продолжал оставлять его на службе, санкционируя поездки за границу, оказывая ему незаслуженное доверие. Пеньковский установил связь с семьей тов. Серова и был вхож в нее.
По указанию тов. Серова без всякой служебной необходимости Пеньковскому была предоставлена возможность проникнуть на строго режимный объект, сведения о котором составляют особую государственную тайну…
За потерю политической бдительности и недостойные поступки тов. Серова из членов партии исключить.
Послесловие
Есть русская пословица: «Что написано пером, не вырубишь топором».
Поэтому никакие попытки недругов моих не смогут унизить меня или заставить склониться перед ними. Не таков Серов, и вы, мои родные, будьте такими, воспитывайте детей и наших внуков такими.
Конечно, в жизни всегда нужно действовать, сообразуясь с обстановкой, но не за счет чести и совести, не за счет ущемления народа или государства.
Не проявляйте ненужного упрямства там, где вы неправы, и в то же время будьте настойчивыми до конца, где требуется справедливость.
Я почти всегда так делал, за небольшим исключением, когда не смог себя сдержать, то, возможно, и отклонился от этого правила, но это бывало без умысла, а по недоразумению.
Умейте вовремя отказаться, вернее, понравиться, когда вы убедились в ошибочности своего мнения. Это не ущемит вашего самолюбия, и вместе с этим вы хорошо будете выглядеть в глазах своих товарищей и знакомых.
В общем, на основании моего большого жизненного отчета я могу вам все это советовать (все-таки 60 лет возраста — это срок приличный, и если из него 42 года прослужить на благо народа, то опыта можно набраться).
А вам, моим родным, предстоит прожить, наверное, еще больше, так как медицинская наука ищет все новые и новые пути к продлению жизни человека, и я не сомневаюсь, что в ближайшие 10–15 лет она научится безболезненно заменять человеку износившиеся детали (почки, сердце, легкие и т. д.). Это не фантазия, а научно обоснованные предположения. Я в это верю, а вы узнаете в дальнейшем.
Ну, я, кажется, разболтался, но все же, думаю, и это для вас будет полезным.
