Николай Клюев - Куняев Сергей Станиславович (бесплатные полные книги txt) 📗
Срок ссылки подходил к концу, и Клюев, несмотря ни на что, надеялся на скорое освобождение. Из Томска он писал письма и Иванову-Разумнику, ни одно из которых не сохранилось. Архив критика почти целиком погиб в Царском Селе зимой 1941/42 года в его деревянном домике. «Когда я посетил его в последний раз, — вспоминал критик, — библиотека и архив представляли собою сплошную кашу бумаги, истоптанной солдатскими сапогами на полу всех трёх комнат домика; теперь от него осталось только одно воспоминание…» Но из воспоминаний Разумника видно, что Клюев писал ему о грядущей возможности выехать из Томска «с чемоданом рукописей»… Трудно представить себе, что это был за чемодан, и письмо это, конечно, было отправлено не в августе 1937-го, как писал критик, а ранее… Так или иначе, можно предположить, что Клюев ждал окончания своего срока… И дождался бы, если бы не роковые события мая — июня 1937 года.
В последние годы объективными историками установлено со всей бесспорностью, что к середине 1930-х годов в высших эшелонах власти до последнего предела обострилось противостояние Сталина и его группы верных соратников, с одной стороны, и секретарей крайкомов и обкомов, «красных баронов», умытых кровью Гражданской войны и не желающих расставаться с «р-р-революционными» методами управления, — с другой.
В 1934 году было принято постановление ЦИКа «О порядке восстановления в гражданских правах бывших кулаков», которое было в целом реализовано к 1936 году. В 1935-м за колхозниками было юридически закреплено право на личное подсобное хозяйство, и состоялась реабилитация казачества. 26 ноября 1936 года в «Правде» Сталин объявил, что «не все бывшие кулаки, белогвардейцы и попы враждебны Советской власти».
А самое главное — 5 декабря 1936 года была принята новая Конституция СССР, были реабилитированы лишенцы — колхозники, репрессированные по так называемому закону «о трёх колосках» и «социально чуждые элементы», в частности, в своё время высланные Кировым, «чистившим» Ленинград…
И, наконец, был подготовлен проект прямых, тайных демократических выборов: были отпечатаны образцы избирательных бюллетеней с тремя кандидатами — от партийных ячеек, общественных организаций и собраний беспартийных.
Всё это вместе взятое было «красным баронам» не просто поперёк горла. Сталин и его команда подводили черту под Гражданской войной, реально закончившейся только что, после коллективизации, а отнюдь не в 1922 году. Они преодолевали раскол общества и, соответственно, раскол страны в преддверии самых тяжких военных испытаний.
Прямые демократические выборы — это был конец «ленинской гвардии», конец её реальной власти. Отличились «герои гражданской» за эти пятнадцать лет так, что при свободном волеизъявлении народа ни одному из них как своих ушей не видать было не только кресла секретаря крайкома, обкома или райкома, но даже захудалого стульчика в райкомовской бухгалтерии. Более того, ни о какой их личной неприкосновенности уже не могло быть и речи.
И они перешли в контратаку. И разговор пошёл в любимой терминологии: кто — кого? Он — нас, или мы — его?
После «кремлёвского дела», раскрутившего клубок во главе с Авелем Енукидзе (1935), после процесса Зиновьева — Каменева (август 1936-го) и «параллельного антисоветского троцкистского центра» (январь 1937-го) «бароны» требуют ещё и ещё крови. Народной крови. И крови друг друга.
Народу после всего пережитого в самом деле «жить стало лучше и веселее»… А атмосфера подозрительности и страха нагнеталась день ото дня.
Впрочем, и сам Сталин дал понять народу, что не всегда государство может и должно быть милосердным.
Из беседы И. В. Сталина с Лионом Фейхтвангером 8 января 1937 года:
«СТАЛИН: Надо различать критику деловую и критику, имеющую целью вести пропаганду против советского строя.
Есть у нас, например, группа писателей, которые не согласны с нашей национальной политикой, с национальным равноправием. Они хотели бы покритиковать нашу национальную политику. Можно раз покритиковать. Но их цель не критика, а пропаганда против нашей политики равноправия наций. Мы не можем допустить пропаганду натравливания одной части населения на другую, одной нации на другую. Мы не можем допустить, чтобы постоянно напоминали, что русские были когда-то господствующей нацией.
Есть группа литераторов, которая не хочет, чтобы мы вели борьбу против фашистских элементов, а такие элементы у нас имеются. Дать право пропаганды фашизма, против социализма — нецелесообразно…
Критика, которая хочет опрокинуть советский строй, не встречает у нас сочувствия. Есть такой грех».
Информация о «натравливании», о писателях, «не желающих, чтобы мы вели борьбу против фашистских элементов», бралась с газетных страниц, заполненных умелой травлей неугодных. Уже начали раскручиваться в НКВД «дела» против крестьянских писателей: 8 февраля 1937 года по обвинению в «терроризме» был арестован Павел Васильев.
Всё это имело самое непосредственное отношение к судьбе Николая Клюева. 25 марта 1937 года, сразу по окончании февральско-мартовского пленума, на котором региональные «бароны» устроили настоящую истерику, требуя продолжения охоты на ведьм, по личному указанию секретаря Западно-Сибирского крайкома Роберта Эйхе начальник управления НКВД по Западно-Сибирскому краю Сергей Миронов (он же Мирон Король) составил письменное предписание, где обосновывалась необходимость «тащить» Клюева «не на правых троцкистов», а «по линии монархически-фашистского типа». Эйхе готовился к проведению грандиозной «операции», с которой, собственно говоря, и началась кровавая чистка 1937–1938 годов.
Эйхе уже в марте сочинял «линию монархически-фашистского типа»… Можно было, в духе времени, использовать и «троцкистов», но в «Клюева-троцкиста» никто бы не поверил даже из местного начальства. И успеть в изготовлении сей страшной «организации» (у которой ещё и названия-то не было!) нужно было до июньского пленума 1937 года, на котором предстояло выложить козырные карты на стол.
Название организации появилось в апреле: 29 апреля датирован протокол допроса арестованного в Томске Голова Александра Фёдоровича.
«ВОПРОС. На допросе 19 апреля 1937 г<ода> Вы признали, что являетесь членом контрреволюционной организации „Союз Спасения России“, назвали участников этой организации. Дайте характеристику известным Вам членам контрреволюционной организации, указанным Вами в предыдущем показании.
ОТВЕТ. В состав контрреволюционной организации „Союз Спасения России“ входят лица с явно враждебными взглядами против Советской власти, приверженцы монархического строя…»
И далее — имена: Георгий Лампе, бывший морской офицер Павел Иванов, преподаватель русского и латинского языков Томского университета Александр Успенский, бывший кулак Гавриил Диков, студенты университета братья Рязанцевы, некто Беляев…
И наконец: «О принадлежности к этой организации Лампе, Беляева, бывш. княгини Волконской, адмссыльного писателя Клюева — мне известно со слов Ивановского, который всех знает лично, посещал их квартиры и обсуждал с ними вопросы борьбы с Соввластью. Особо он придавал значение участию в этой организации писателя Клюева и Волконской, говоря, что „это — люди непримиримой борьбы“…»
Показания эти выжимал из подследственного оперуполномоченный 7-го отдела УГБ младший лейтенант госбезопасности Георгий Горбенко.
Пётр Ивановский, такой же административно-ссыльный, был, очевидно, знаком с Клюевым, как и некоторые другие персонажи этого дела, из которых и сколачивалась пресловутая «организация».
Пятнадцатого мая был допрошен Александр Успенский, по его словам — «по своим убеждениям — социалист».
«ВОПРОС. Кто является руководителем организации?
ОТВЕТ. Со слов Ивановского мне известно, что идейным вдохновителем и руководителем организации является писатель Клюев, отбывающий в данное время ссылку в г. Томске.
