Как это было: Объединение Германии - Горбачев Михаил Сергеевич (читать онлайн полную книгу .TXT) 📗

…Считаю исключительно важным обсудить всю проблему, касающуюся двух государств на немецкой земле, и связанные с этим конкретные шаги. Дело в том, что идеи и формулировки, которые мы использовали до сих пор, уже не действуют. Большинство общественных сил, за исключением мелких левых сект, так или иначе группируется вокруг идеи объединения».

Вот так обрисовал ситуацию Председатель правительства ГДР.

И я, и Модров видели, что канцлер стремится воспользоваться этой ситуацией, чтобы выказать себя в роли главной фигуры объединения. Мы констатировали также: объединение уже стало центральным вопросом предвыборной борьбы, в которой каждый —заинтересован набрать себе побольше очков.

Однако Модров предложил затормозить процесс, используя права держав-победительниц, которым следовало бы, по его словам, договориться о партнерстве «в деле стабилизации положения». Что он имел в виду под «стабилизацией», я до сих пор не понимаю. «Торможение» процесса или наведение порядка внутри ГДР? Но тогда получалось бы, что наводить порядок он вроде бы предлагал великим державам, то есть делать то, с чем сам он, будучи председателем правительства, не справлялся. Это означало бы остановить массовое движение, мощный порыв немцев к воссоединению с помощью внешней силы!

Словом, беседа с Модровом подтвердила, насколько своевременно было совещание в ЦК КПСС по германскому вопросу, которое я провел 26 января, и насколько правильными были выводы, к которым мы пришли.

Особого рассмотрения заслуживает тема Декларации, которую Модров привез в Москву и передал мне. Называлась она «За Германию — единое отечество! (Концепция пути к германскому единству)».

Исходя из права народов на самоопределение, в ней декларировалось стремление к объединению двух германских государств в ходе многолетнего процесса. Предлагалось включить проблему объединения в повестку дня Общеевропейского совещания по сотрудничеству и безопасности, которое намечалось на конец 1990 года. Иначе говоря, авторы Декларации пребывали на позиции, на какой мы с Колем находились год назад — до всего того, что произошло осенью и в начале девяностого года.

В Декларации говорилось о постепенном создании конфедерации двух государств, то есть речь шла опять же о постепенном сближении ГДР и ФРГ, что расходилось с оценками самого Модрова, убедительно показавшего мне на фактах, что начался неодолимый процесс разрушения ГДР. С кем в таком случае должна была сближаться ФРГ?

Говорилось в документе о намерениях глубокого и серьезного обновления ГДР. Но с этим явно опоздали.

Предлагался также военный нейтралитет ГДР и ФРГ, то есть, попросту говоря, выход их из своих блоков. Об этом мы тоже думали.

Мне становилось ясно, что руководство ГДР в лице Модрова, самого способного и достойного среди тех, кто принял наследство Хонеккера, не только не владеет ситуацией, но и серьезно отстает в понимании масштабов и опасности всего того, что происходит в обеих Германиях.

Отвечая Модрову, я старался поддержать его морально. Основной смысл моих замечаний и советов сводился к тому, что необходимо использовать все остающиеся в распоряжении властей права и возможности и не допустить такого взрыва страстей, такого обвала ситуации, по сравнению с которыми погром здания Штази покажется мелкой неприятностью. — Встреча с Модровом подвела меня к мысли, что основными моими партнерами в практическом решении острейших проблем, порожденных уже развернувшимся процессом объединения Германии, будут Коль и Буш. С ними, располагающими рычагами реального воздействия на ход событий, придется иметь дело, добиваясь справедливого решения, более или менее устраивающего все стороны.

9 февраля 1990 года у меня была беседа с государственным секретарем Соединенных Штатов Джеймсом Бейкером. Он специально приехал в Москву, чтобы обсудить германский вопрос. Начиная разговор, я напомнил ему о своем прогнозе насчет того, что мир будет меняться, меняться драматически и во многих своих частях, и что теперь этот прогноз подтверждается ходом событий, в особенности — тем, что происходит в Германии.

Бейкер согласился. Более того, сказал, что процесс этот идет гораздо быстрее, чем кто-либо мог ожидать в конце прошлого года. Он сообщил о беспокойстве своих коллег — министров иностранных дел Великобритании, Франции и ФРГ, с которыми накануне встречался. Чтобы обеспечить удержание процесса в стабильных рамках и на перспективу, сказал Бейкер, необходимы механизмы решения вопросов, касающихся внешних аспектов объединения.

Мы тоже об этом подумали и считаем правильным иметь такой механизм по формуле «4+2», ответил я. Бейкер высказался за то, чтобы перевернуть формулу и называть ее «2+4». Ссылался на немцев, которые видят в этом символику, подтверждающую, что внутренние германо-германские аспекты объединения — их прерогатива. Не нужно, мол, лишний раз испытывать немецкий национализм.

Я не стал возражать. И вообще я не придавал серьезного значения порядку цифр в формуле — ни в тот момент, ни потом. Хотя некоторые мои оппоненты создали впоследствии из этого целую проблему. Я имею в виду прежде всего Фалина, который воздвиг целую пирамиду обвинений по поводу этой якобы принципиальной нашей уступки. Но все это чистая схоластика.

Бейкер заявил мне, что ни Буш, ни он «не намерены извлекать односторонних преимуществ из происходящих процессов». И хотел бы здесь это подчеркнуть.

Потом он произнес мини-речь по поводу того, что нельзя допустить, чтобы Германия стала нейтральной. Главный аргумент — в этом случае немцы могут создать собственный ядерный потенциал. Другой аргумент — что нейтралитет Германии ставит под вопрос присутствие Соединенных Штатов в Европе и разрушает механизм, обеспечивающий это присутствие, — НАТО. А ухода США не хочет никто.

Я согласился с тем, что на данном этапе военное присутствие Соединенных Штатов в Европе играет стабилизирующую роль. И СССР не выступает за вывод американских войск в контексте воссоединения Германии.

Бейкер тут же торжественно заявил мне, что — цитирую по стенограмме — «не произойдет распространения юрисдикции и военного присутствия НАТО ни на один дюйм в восточном направлении… Мы считаем, что консультации и обсуждения в рамках механизма „2+4“ должны дать гарантии, что объединение Германии не приведет к распространению военной организации НАТО на Восток». Это понимание было зафиксировано в Договоре «Об окончательном урегулировании в отношении Германии» [ 2]. И, кстати, выполнено в полном объеме: и в том, что касается времени пребывания на территории бывшей ГДР советских (российских) войск, и в том, что касается времени после их вывода.

В связи с происходящим сейчас расширением НАТО меня нередко спрашивают: не допустило ли просчет советское руководство в свое время, не поставив вопрос о недопущении расширения НАТО на Восток вообще, а не только на территории бывшей ГДР. Что на это можно сказать? Если наше требование в отношении территории ГДР было абсолютно правильным, то выдвижение требования о нерасширении НАТО на Восток в тот момент было бы просто глупостью. Так как существовали НАТО и ОВД [ 3]!

Если о чем и шла речь тогда, так это о необходимости трансформации обеих военных организаций (ОВД и НАТО) в политические, о сокращении военной составляющей этих блоков. Иначе говоря, дело шло не только к «разводу» двух блоков, олицетворявших военную конфронтацию Запад — Восток, но и об их коренной реорганизации, о серьезных изменениях в самих их функциях. Это нашло свое отражение в итогах заседания Совета НАТО в Лондоне, которое состоялось в те дни. В это же время шла подготовка встречи в верхах в Париже, которая приняла затем Хартию для Европы. Этим советское руководство занималось основательно. Встреча проведена была по нашей инициативе и была нацелена на строительство Новой Европы, в первую очередь — системы общеевропейской безопасности взамен военных блоков.