ЛСД – мой трудный ребёнок - Хофманн Альберт (читать книги онлайн полностью без сокращений .txt) 📗

ЛСД экспириенс художника

…Потом мы с Евой отправились в уединённую горную долину. Там, на природе я подумал, что с Евой это будет особенно замечательно. Ева была молодой и привлекательной. На двадцать лет старше её, я уже находился на середине жизненного пути. Несмотря на плачевные последствия, с которыми я сталкивался раньше в результате любовных похождений, несмотря на боль и разочарование, которые я приносил тем, кто любил меня и верил мне, меня с непреодолимой силой тянуло к этому приключению, к Еве, к её молодости. Я был околдован этой девушкой. Наш роман только начинался, но я чувствовал силу соблазна сильнее, чем когда-либо прежде. Я непреодолимо хотел впасть в это сладострастное опьянение вместе с Евой. Она была самой жизнью, самой молодостью. И пусть потом я попаду в лапы к Дьяволу! Я уже давно покончил с Богом и Дьяволом. Они были для меня всего лишь человеческими изобретениями, используемыми безбожным, безжалостным большинством, чтобы подавлять и эксплуатировать доверчивое и наивное меньшинство. Я хотел не иметь ничего общего с этой лживой общественной моралью. Наслаждаться, я хотел любыми средствами наслаждаться, а «после нас хоть потоп». «Что мне жена, что мне дети – пусть попрошайничают, если им нечего есть». Я также воспринимал брак как социальную ложь. Брак моих родителей и браки моих знакомых достаточно подтверждали это для меня. Пары оставались вместе, потому что это более удобно; они привыкли к этому, и «если бы не дети…» Под предлогом брака каждый эмоционально мучил другого до язвы желудка, или же каждый шёл своей дорогой. Все во мне протестовало против идеи любить одну и ту же женщину всю жизнь. Откровенно говоря, я считал это отвратительным и противоестественным. Таковы были мои принципы перед этим зловещим летним вечером на горном озере.

В семь вечера мы оба приняли по умеренной дозе ЛСД, около 0.1 миллиграмма. Потом мы прошлись вдоль озера и присели на скамейку. Мы бросали в воду камешки и смотрели на расходящиеся круги. Мы чувствовали слабое внутреннее беспокойство. Около восьми мы вернулись в холл отеля и заказали чай и сэндвичи. Некоторые из гостей все ещё сидели там, рассказывали анекдоты и громко смеялись. Они подмигивали нам. Их глаза странно блестели. Мы чувствовали себя странно и отрешённо и боялись, что они что-то заметят в нас. На улице становилось темно. Мы с неохотой решили пойти в свой номер. К дальнему коттеджу вдоль чёрного озера вела неосвещённая улица. Когда я зажёг фонарик, гранитная лестница, которая вела от прибрежной дороги к дому, словно воспламенилась ступенька за ступенькой. Ева вся испуганно вздрогнула. «Как зловеще» пронеслось у меня в голове, и внезапный ужас проник в мои конечности, я знал: будет очень плохо. Вдалеке, в деревне, часы пробили девять.

Когда мы, испуганные, очутились в комнате, Ева рухнула на постель и посмотрела на меня широкими глазами. Было просто невозможно думать о любви. Я присел на краю постели и взял Еву за руки. Потом пришёл страх. Мы впали в глубокий неописуемый ужас, которого никто из нас не понимал.

«Посмотри мне в глаза, посмотри на меня», умолял я Еву, но её изумлённый взгляд был направлен в сторону от меня, а затем она в страхе громко вскрикнула и вздрогнула всем телом. Выхода не было. За окном была лишь тёмная ночь и чёрное бездонное озеро. В общем доме все огни погасли; люди, наверное, ушли спать. Что бы они сказали, если бы видели нас сейчас? Возможно, они позвали бы полицию, и тогда все стало бы ещё хуже. Скандал по поводу наркотиков – невыносимо мучительная мысль.

Мы не могли больше сдвинуться с места. Мы сидели в окружении четырех деревянных стен; между досок дьявольски темнели щели. Становилось все невыносимее. Вдруг дверь открылась, и вошло «нечто ужасное». Ева громко вскликнула и спряталась под покрывало. Снова крик. Под покрывалом было ещё страшнее. «Смотри мне прямо в глаза!» взывал я к ней, но она вращала глазами взад и вперёд, как безумная. Я понял: она сходит с ума. В отчаянии я схватил её за волосы, чтобы она больше не смогла отвернуться от меня. Я видел жуткий страх в её глазах. Все вокруг нас было враждебным и пугающим, как будто все хотело в следующий миг напасть на нас. Ты должен защитить Еву, ты должен продержать её до утра, тогда действие кончится, сказал я себе. Однако затем я снова погрузился в невыразимый ужас. Больше не было ни времени, ни рассудка; казалось это состояние будет длиться вечно.

Предметы в комнате ожили, как на карикатурах; они презрительно усмехались со всех сторон. Я заметил Евины туфли с черно-жёлтыми полосками, которые я считал такими возбуждающими; они стали двумя огромными злыми осами, ползавшими на полу. Водопроводные трубы в душевой превратились в драконью голову, глаза которой – два крана – злобно смотрели на меня. Мне пришло на ум моё имя Георг, и я сразу почувствовал себя рыцарем Георгом, который должен сражаться за Еву.

Крик Евы вырвал меня из этих мыслей. Вся в поту и дрожащая, она прижалась ко мне. «Я хочу пить», простонала она. С большим усилием, не выпуская Евиной руки, мне удалось достать ей стакан воды. Но вода, казавшаяся вязкой и тягучей, была отравлена, и мы не смогли утолить ей своей жажды. Две настольных лампы сияли странным свечением, как адские огни. Часы пробили двенадцать.

Это ад, подумал я. Нет никакого Дьявола и демонов, но, тем не менее, они ощущались в нас, заполнив собой комнату, они мучили нас невообразимым ужасом. Воображение, или нет? Галлюцинации, проекции? – этот вопрос не имел значения лицом к лицу с реальностью страха, внедрившегося в наши тела и заставлявшего их дрожать: существовал только страх. Вспомнившиеся некоторые эпизоды из книги Хаксли «Двери восприятия» принесли мне короткое успокоение. Я взглянул на Еву, на это плачущее, испуганное, измученное существо, и ощутил сильное сострадание и жалость. Она стала мне чужой; я едва узнавал её теперь. Она носила на шее тонкую цепочку с медальоном Девы Марии. Это был подарок её младшего брата. Я обратил внимание на благотворное, успокаивающее излучение, связанное с чистой любовью, которое исходило от этого ожерелья. Но вслед за этим снова ворвался страх, как бы желая окончательно нас уничтожить. Мне понадобились вся моя сила, чтобы сдержать Еву. Я слышал, как за дверью таинственно тикал электрический счётчик, как будто хотел в следующий миг сообщить мне нечто важное, злое и опустошительное. Презрение, насмешки и злоба снова зашуршали изо всех углов и щелей. И вот посреди этой агонии, я услышал вдалеке звон коровьего колокольчика, как дивную, заманчивую музыку. Однако он вскоре умолк, и снова сразу же воцарился страх и ужас. Как тонущий надеется на спасительную доску, так и я желал, чтобы коровы вновь очутились возле дома. Но все оставалось безмолвным, и только счётчик трещал, гудел и жужжал вокруг нас словно невидимое зловредное насекомое.

Наконец стало рассветать. К большому облегчению я заметил, как возник свет в щелях ставен. Теперь, я мог предоставить Еву самой себе; она успокоилась. Обессилевшая, она закрыла глаза и уснула. Поражённый, в глубокой печали, я присел на краю кровати. Ушли моя гордость и самоуверенность; все, что осталось от меня – небольшая горсть страдания. Я посмотрел на себя в зеркало и вздрогнул: я стал на десять лет старше за эту ночь. Подавленный, я уставился на свет от настольной лампы с жутким абажуром из переплетённого пластмассового шнура. Мгновенно свет стал ярче и начал мерцать и искриться на пластиковом шнуре; он сиял как бриллианты и самоцветы всех оттенков, и меня переполнило ошеломляющее чувство счастья. Все сразу, и лампа, и комната, и Ева, исчезли, и я обнаружил себя посреди удивительного, сказочного ландшафта. Он был похож на внутренности огромной готической церкви, с бесконечными колоннами и готическими арками. Они были сделаны не из камня, а скорее из хрусталя. Голубоватые, желтоватые, молочные и ясно-прозрачные хрустальные колонны окружали меня как деревья в лесу. Их вершины, и арки терялись в головокружительной высоте. Перед моим внутренним взором появился яркий свет, и чудесный мягкий голос заговорил со мной из этого света. Я не слышал его своими ушами, а скорее воспринимал его, как ясные мысли, возникающие внутри.

Я понял, что в ужасе прошедшей ночи я воспринимал моё собственное личное состояние: эгоизм. Моя самость отделяла меня от человечества и привела к внутренней изоляции. Я любил только себя, не своего ближнего; только удовольствие, которое давали мне другие. Мир существовал только для удовлетворения моей жадности. Я стал жестоким, холодным и циничным. Ад показал мне это: эгоизм и отсутствие любви. Поэтому все и казалось мне чужеродным, презрительным и пугающим. Вместе со слезами, меня озарило знание, что истинная любовь означает отказ от эгоизма, и что не желания, а, скорее, самоотверженная любовь строит мост к сердцу другого человека. Волны невыразимого счастья катились по моему телу. Я испытывал божественное милосердие. Но как могло быть, что оно проистекало на меня именно из этого дешёвого абажура? Внутренний голос ответил: Бог есть во всем.

Пережитое у горного озера дало мне уверенность, что за пределами преходящего материального мира существует неумирающая духовная реальность, которая и есть наш истинный дом. Теперь я на пути домой.

Для Евы все осталось лишь дурным сном. Вскоре после этого мы расстались.