Детство Александра Пушкина - Егорова Елена Николаевна (читать книги онлайн бесплатно полностью TXT) 📗
– Не верится, что больше нет его с нами, – вздохнула Оля и снова заплакала. Захлюпали носами и все остальные. Пёс Соколко, чуя общее горе, начал подвывать.
Марья Алексеевна нашла детей в беседке и стала их утешать:
– Горе, детушки, горе. Да такова доля, что Божья воля. Забрал ныне Господь Коленьку нашего к себе. Теперь он, ангелочек безгрешный, за нас в раю молится и нас благословляет… Пойдёмте, покушать бы вам надо.
Дети немного успокоились и поплелись за бабушкой. Завтрак был для всех накрыт в берёзовой роще. Через силу поев каши, Оля и Саша пошли в дом. Там в комнате брата пономарь читал молитвы. Детям дали по свече и пустили внутрь. Николенька лежал в гробике, украшенном голубыми лентами и резными деревянными ангелочками по бокам. Лицо его дышало необыкновенным спокойствием. Казалось, он спит и видит счастливые сны.
Сразу после медового Спаса брата отпели в Вязёмской Преображенской церкви. Саше запомнились слова песнопений, полных утешениями для скорбящих родителей и родственников, прошениями об упокоении «новопреставленного младенца Николая» в Царствии Небесном и верой в то, что теперь он, как и говорила бабушка, будет молиться на Небе за всех, любящих его.
Николеньку похоронили прямо рядом с церковью, у алтарной части. С того дня, бывая в Вязёмах, Оля и Саша непременно заходили на могилку брата. Помня, как он любил собирать полевые цветы, они плели венки и клали на холмик, а когда родители установили памятник, то украшали венками и его. На следующий год дети стали находить на могилке садовые цветы, поставленные в глиняный кувшин. Это Анночка Зеленская их приносила. Ей долго не говорили о смерти Николеньки, но летом она сама нашла новое надгробие в церковной ограде.
Сашу потеря любимого брата заставила задуматься о конечности земного бытия, о неизбежности смерти. Однажды он пошёл с книжкой в берёзовую рощу, присел на пенёк и вместо чтения погрузился в свои мысли, в созерцание грустного и прекрасного вида начавших желтеть деревьев. Тут мальчика и нашёл Алексаша, возвращавшийся домой из дальнего леса с полной корзиной грибов.
Бойкий словоохотливый повар присел рядом на землю и спросил:
– Что, хороша наша роща?
– Хороша. Как я её люблю! Хочу быть здесь похороненным, когда умру.
– Что Вы, что Вы, барич, Вам ещё жить да жить! Пойдёмте лучше до дому, уже вечереет.
Мальчик вздохнул и побрёл за поваром, которого уважал за рассудительность и сметливость.
Смерть Николеньки, первое большое горе в Сашиной жизни, осталась неизгладимым рубцом в его чуткой душе.
Московские будни и праздники
Осенью 1807 года Пушкины сняли деревянный дом с двумя флигелями и хозяйственными постройками на Поварской улице и зажили как обычно – открыто и хлебосольно. Родители и гости теперь чаще говорили о политике, горячо обсуждали Тильзитский мирный договор, подписанный 8 июля 1807 года государем Александром Павловичем и Наполеоном Бонапартом после тяжёлых военных поражений, понесённых Россией и её союзниками. По этому договору Россия была вынуждена признать завоевания Франции в Европе, оставить Молдавию и Валахию, отвоёванные у Турции, прекратить торговлю с Англией, своим главным партнёром. Россия и Франция обязались помогать друг другу во всякой наступательной или оборонительной войне. Унизительные условия Тильзитского мира уязвляли национальные чувства россиян. Вечера у Пушкиных проходили на патриотической волне интереса к родной истории, литературе, искусству. На Сашу и Олю всё это производило неизгладимое впечатление.
Русский язык, Закон Божий и арифметику детям теперь преподавал Алексей Иванович Богданов, студент последнего курса Московской духовной академии. Нового учителя рекомендовали Сергею Львовичу его тётушки Варвара, Анна и Мария Васильевны Чичерины. Алексей Иванович служил в церкви Симеона Столпника на Яузе, где прихожанками были престарелые сёстры.
Богданов умел быть и мягким, и требовательным с детьми, и они полюбили его уроки. Раньше бабушка никак не могла втолковать основы арифметики Саше, особенно деление. Сколько из – за него было пролито слёз! А молодому учителю удалось поправить положение.
На занятиях Саша порой отвлекался и сочинял стихи. Богданов относился к этому снисходительно, в отличие от нового гувернёра Руссло, сменившего графа Монфора. Сутулый и лысоватый, Руссло внешне являл противоположность своему предшественнику. Оле и Саше он преподавал французский язык и латынь. Гувернёр хорошо знал французскую литературу. Особенно преклоняясь перед Вольтером, он и сам недурно сочинял стихи, примеры из которых приводил ученикам на уроках наряду с цитатами из классиков. Руссло придерживался высокого мнения о своём творчестве, но для брата и сестры Пушкиных разница между его сочинениями и произведениями великих французских авторов казалась очевидной. Педантичный преподаватель строго спрашивал на уроках, не спускал малейшей невнимательности ученикам. Особенно доставалось Саше, но его спасала прекрасная память: не уча задания, он мог совершенно правильно его ответить вслед за сестрой. Слова и речевые обороты он легко запоминал прямо на занятиях. Дети недолюбливали Руссло за строгость и заносчивость, но учителем тот считался хорошим не зря. Успехи Оли и Саши по французскому языку и латыни скоро заметили все.
Уроки фортепиано девочке теперь давал немец Гринвальд. При Монфоре она обожала играть, с удовольствием постигала нотную грамоту и разучивала новые упражнения. С приходом Гринвальда, неудавшегося танцмейстера, всё изменилось. Немец требовал совсем иной манеры игры – громкой и резкой. Сам он нещадно барабанил по клавишам старых ганнибаловских клавикордов. Ученицу, если она делала что – то, по его мнению, не так, он мог ударить линейкой по рукам. Однажды Оля не стерпела и воскликнула:
– Мсьё Гринвальд, вы делаете мне больно!
– А кто Вам сказал, что я не хочу сделать Вам больно! – грубо ответил немец.
Скоро она возненавидела уроки фортепиано, и охота заниматься у неё пропала. Родители не слушали жалоб дочери, принимая их за обычные капризы. Девочка выполняла заданные учителем упражнения без всякого энтузиазма. Лишь иногда в его отсутствие Оля садилась за клавикорды и разучивала произведения любимого композитора Моцарта в той мягкой манере игры, которую привил ей Монфор. Единственным её благодарным слушателем был Саша. Музыка вдохновляла мальчика, и он порой сочинял стихи, записывая их в тетрадь, положенную на колени. Рядом обыкновенно дремала на мягкой подушке стареющая Жужу, тёмная мордочка которой уже начинала седеть. У камина на коврике сладко спал кот Тришка, свернувшись калачиком. Для брата и сестры это были счастливые часы.
Иногда после уроков или воскресного богослужения Оля и Саша с дядькой Никитой Козловым отправлялись на прогулки по Москве, а по праздникам выезжали с родителями и слугами на популярные народные гулянья.
Кремль, Арбат, Замоскворечье, Немецкая слобода, Сокольники. Лефортово… Сколько в православной Москве замечательных мест, от которых веет седой стариной! С давних времён любят хлебосольные москвичи праздники и умеют от души повеселиться.
Накануне Вербного воскресенья, в Лазареву субботу, едут со всего города кареты на Красную площадь на большое детское гулянье и вербную ярмарку. Длинный ряд экипажей тянется по Волхонке до собора Василия Блаженного и Лобного места. Саша, Оля и Лёвушка глядят по сторонам – конца нет этой веренице. Вдоль кремлёвской стены напротив гостиных рядов расставлены палатки и столы, где торгуют вербами, детскими игрушками и красным товаром: тканями, лентами, галантереей, недорогими украшениями. Торговцы предлагают с лотков пироги, калачи, бублики, зазывают детей попить чайку к самоварам, кипящим на столах, а взрослых – напитки покрепче. Пушкины выходят из экипажа и присоединяются к нарядно одетым горожанам, выбирающим подарки для детей и покупающим вербы к великому празднику. Тут же балаган с кукольным представлением. Лёвушка идёт за руку с Сашей и няней. Увидев детскую карусель, малыш начинает проситься туда:
