Маршал Тухачевский - Коллектив авторов (библиотека книг TXT) 📗

Предложение М. Н. Тухачевского было принято, главком отдал соответствующий приказ. Однако части 5-й армии действовали крайне медленно и подошли с флотилией к Симбирску только 24 сентября.

Белогвардейцы оказались отброшенными далеко на Восток, к Бугульме. С этого времени уфимское направление передается 5-й армии. Симбирская же Железная дивизия готовится к Сызрано-Самарской операции.

22 сентября Михаил Николаевич вызвал меня в Симбирск для разработки плана наших дальнейших действий.

Сызрано-Самарская операция была несколько сложнее Симбирской. В Симбирской активно действовала только Железная дивизия, а в Сызрано-Самарской приняли участие все три дивизии 1-й Революционной армии, переданная в полное распоряжение М. Н. Тухачевского Вольская дивизия, подчиненные ему же лишь в оперативном отношении два полка Самарской дивизии и часть Волжской военной флотилии.

Главный удар по сызрано-самарской группировке противника наносили Инзенская и Пензенская дивизии.

Возложив на меня окончательное закрепление нашего успеха в районе Симбирска и все хлопоты по передаче уфимского направления 5-й армии, Михаил Николаевич сразу же выехал в Инзенскую. Он, как и В. В. Куйбышев, с большим уважением относился к ее начальнику Яну Яновичу Лацису. В противоположность Г. Д. Гаю, по-кавказски темпераментному и, что греха таить, любившему иногда покрасоваться, Ян Янович отличался удивительным хладнокровием и спокойной рассудительностью. Это был несгибаемый большевик-ленинец, на всю жизнь запомнивший рукопожатие и наставления Владимира Ильича при отправке на Восточный фронт 4-го Видземского полка.

Для полководческого стиля Тухачевского характерна одна особенность: куда бы он ни выезжал, связь между ним и штабом поддерживалась непрерывно. Так было и в тот раз. Я всегда знал, где находится командарм, что делает, какие им даны указания на месте. Знал это и оперативный дежурный. Михаил Николаевич был крайне требователен и в то же время очень внимателен к своим штабистам. Несколько позже в юбилейном сборнике, посвященном годовщине 1-й Революционной армии, я с большим удовлетворением прочитал его отзыв о нашей тогдашней работе:

«Штаб армии, носивший мимолетно-пасмурный вид сразу после мобилизации специалистов, очень быстро сжился, сложился в дружную семью, искренно преданную Советской республике».

Однако справедливости ради не могу не отметить здесь, что во время Сызрано-Самарской операции не все мобилизованные специалисты проявили себя с лучшей стороны. Перед самым началом этой операции Тухачевский представил мне в своем салон-вагоне человека средних лет, небритого, в каком-то поношенном френче, небрежно развалившегося в кожаном кресле:

– Энгельгардт.

От матери, уроженки Смоленской губернии, и от отца, много лет служившего во 2-м пехотном Софийском полку в Смоленске, я знал, что Энгельгардты – коренные смоляне, что у крепостной стены в Смоленске стоял памятник коменданту Энгельгардту, отказавшемуся передать Наполеону ключи от города. Энгельгардт, представленный мне Михаилом Николаевичем, тоже был смолянином, земляком Тухачевского и, кроме того, его сослуживцем по Семеновскому гвардейскому полку. К нам он прибыл с предписанием Всеросглавштаба.

Свои клятвенные заверения честно служить Советской власти Энгельгардт подкреплял ссылкой на былые дружеские связи с командармом:

– Неужели, Миша, ты думаешь, что я могу быть подлецом и подвести тебя?!

И однако же подвел, оказался истинным подлецом.

Во время Сызрано-Самарской операции Михаил Николаевич объединил в руках Энгельгардта командование Пензенской и Вольской дивизиями, а также двумя полками Самарской. Энгельгардт выехал в Кузнецк, В ходе операции он часто терял связь со штармом, его донесения противоречили донесениям из частей и в конце концов мы вынуждены были связаться напрямую со штабами дивизий и осуществлять руководство ими, минуя Энгельгардта. А когда закончилась операция и штарм перебазировался в Сызрань, Энгельгардт незаметно исчез и объявился потом у Деникина. [25]

На наше счастье, в 1-й Революционной армии таких негодяев было очень немного. За все время помню два-три случая перебежек бывших офицеров к белогвардейцам…

Но вернемся к Сызрано-Самарской операции.

Пензенская и Инзенская дивизии продвигались к Сызрани, преодолевая отчаянное сопротивление противника. Медленно и нерешительно наступала Вольская. Очень трудно было управлять двумя полками Самарской, находившимися на левом берегу Волги и имевшими задачу выйти в тыл белочехам у станции Липяги. Утомленная почти непрерывными боями Симбирская Железная дивизия действовала в направлении Сызрань – Ставрополь.

Отчаянный бой разгорелся у Батраков за овладение Александровским мостом. Белочехи и «народная армия» КОМУЧа понесли здесь огромные потери. Это воодушевило наши войска. А еще больший подъем вызвали известия о том, что противник приступил к эвакуации Самары, где подпольщики-большевики подняли на борьбу рабочих самарских заводов.

Сразу активизировались, полки Самарской дивизии; опрокидывая белогвардейцев, они развили стремительное наступление на Липяги. В соревнование с самарцами, инзенцами и пензенцами вступила Симбирская Железная дивизия. Гая Дмитриевич решился на отчаянный шаг, за который впоследствии получил от командарма серьезное внушение.

К этому времени в распоряжении армии появился авиационный отряд в составе двух «Фарманов» и одного «Сопвича». Поскольку я в свое время прошел краткосрочный курс офицерской воздухоплавательной школы, Михаил Николаевич возложил руководство действиями «армейской авиации» на меня. Основная ее задача состояла в осуществлении «глубокой» (до 30 километров) разведки.

Один из самолетов, насколько помню «Сопвич», я придал Симбирской Железной дивизии. И вот после занятия Сызрани, когда в треугольнике Сызрань – Самара – Ставрополь шли еще бои, Гая Дмитриевиче летчиком (кажется, тов. Кожевниковым) садится где-то на картофельном поле под самой Самарой, узнает, что белогвардейцы из нее почти все удрали, и, вооружившись ручными гранатами, отправляется в город. Самару он знал хорошо и сразу двинулся на телеграф. Перепуганные его грозным видом, телеграфистки покорно стали отбивать на нескольких аппаратах: «Всем! Всем! Всем! Я, Гай, нахожусь в Самаре. Да здравствует Советская власть!»

А через некоторое время от Сергея Сергеевича Каменева по прямому проводу из Арзамаса мне пришлось выслушивать примерно следующее:

– Вы доносите, что войска армии ведут упорные бои на подступах к Самаре, а оказывается, Симбирская дивизия уже заняла ее. Доложите точно, до полка включительно, положение частей армии.

Почти одновременно меня запрашивал и Михаил Николаевич:

– Где сейчас находятся полки Железной?..

Произошло это 7 октября. Мы с Валерианом Владимировичем Куйбышевым очень опасались, что телеграмма из Самары от имени Гая является белогвардейской провокацией. Но в ночь на 8-е все разъяснилось. После тщательной проверки штаб донес С. С. Каменеву и по другим адресам о том, что рабочие Самары изгнали «учредилку». А к исходу дня, не встречая сопротивления, в город вступили части сначала 4-й армии, потом (часа два-три спустя) 1-й Революционной.

Я получил приказание командарма передислоцировать штаб из Пайгарма в Сызрань.

Сызрань была первым городом, в котором штабу армии после эшелонного житья в Инзе и квартирно-бивуачного в Пайгарме удалось разместиться с комфортом в огромном новом здании банка. А для командарма и состоящих при нем лиц был отведен особняк купца Стерлядкина. По тем временам он считался почти дворцом: роскошный кабинет, гостиные, столовая, спальни с кроватями из карельской березы, комнаты для приезжающих… Говорили, что Стерлядкин, строя этот особняк, платил бешеные деньги архитекторам, лишь бы перещеголять купца Шатрова в Симбирске. Почти не умея читать, бывший владелец особняка обзавелся еще и большой библиотекой, но при ближайшем ознакомлении с ней выяснилось, что главное богатство тут составляли тисненные золотом переплеты и огромные красного дерева с бронзой книжные шкафы…