Заходер и все-все-все… - Заходер Галина Сергеевна (читать бесплатно полные книги TXT, FB2) 📗
В дальнейшем эту операцию я повторяла еще дважды, через каждые десять лет. Сейчас кресла снова пылятся в сарае, нуждаясь в следующем ремонте. (Подумываю, не взяться ли в очередной раз, — все равно таких легких и удобных кресел даже сейчас, когда большой выбор, не найдешь.)
Самое время процитировать стихи, преподнесенные мне Борей в один из подобных рабочих моментов, которые возникали по мере обживания дома.
Я научилась хорошо вязать (шить умела и раньше), и тогда Борис выписал мне из Америки двухфактурную вязальную машину. Надо сказать, стоило мне чем-нибудь заняться, увлечься (а мне это очень свойственно), он тотчас задумывался, чем мне помочь, и находил способ и возможность (что при нашей тогдашней бедности было совсем не просто) оснастить меня передовой техникой. Мы все были обвязаны мною на самом высоком профессиональном и художественном уровне. Это было очень актуально, особенно если учесть, что у Бори была, мягко выражаясь, нестандартная фигура. Купить одежду большого размера можно было в специальном магазине, но носить ее было нельзя — в лучшем случае, в ней можно было работать в поле или лежать под машиной.
«В деревне дешево жить, — шутил Борис, — гуси свои, утки свои, ходим в домотканом, едим доморощенное, корьем укрываемся…» — что было недалеко от истины. Правда, из «своих» у нас бывали, пожалуй, только вороны.
Вскоре нам представили наших соседей. Почему не нас, новичков, представили старожилам, как это подобает, а наоборот?
Да потому, что это было ПРЕДСТАВЛЕНИЕ — настоящий спектакль. И дала его нам наша соседка Леля — так мы стали называть Елизавету Владимировну с первых дней нашей комаровской жизни, — прирожденная актриса, как и подобает представительнице знаменитой театральной семьи. Да и внешность у нее соответствующая. Про нее очень-очень давно одна престарелая родственница, наблюдая, как та, примеряя что-то, вертится перед зеркалом, сказала: «Дорогая девочка, у вас настоящее лицо актрисы. Никаких черт. Просто — луна. Блин. Поэтому любая шляпка вам к лицу!»
— Теперь же, — говорила Леля, — я похожа на Станиславского в роли Фамусова, чей портрет висит у меня на даче.
Летним вечером мы сидели на нашей — нашей! — террасе, окутанной благоуханием сирени. Сирень цвела в саду, сирень выглядывала из окон комнаты, огромные букеты сирени стояли в ведрах на ступеньках лестницы.
Мы попивали топленое молоко, приготовленное нехитрым способом: в термосе. Леля похваливала молоко: «Это лучше всякого пирожного, уверяю вас!» Мы смотрели незабываемый концерт в ее исполнении.
Помимо артистизма природа одарила ее литературными способностями и большим чувством юмора. За какой-нибудь час мы перезнакомились со всей ее родней, знаменитыми и совсем не знаменитыми соседями.
Перед нами прошли дядя Костя, который вечно чем-нибудь болел, и его жена, актриса, которая так же вечно его лечила и, сражаясь с микробами и бактериями, приказывала дезинфицировать и мыть все, вплоть до сахарного песка.
Мы увидели женщин рода Алексеевых, которые «любили делать ЭТО», и поэтому у них всегда было много детей от разных мужчин.
Предстал дядя Гоня, сын А. С. Штекер, — тот, что создал легенду о привидении. Судя по всему, это был человек с богатым воображением и весьма рукодельный. В трудные времена он варил мыло из жира канализационного стока. Он переделывал все во все: граммофоны в мясорубки и наоборот, изготавливал фонари из могильных крестов и еще много странного из столь же странных и неподходящих материалов, и все это непременно покрывал «черным лачком».
Между прочим, странным образом его увлечение передалось и мне. Как только мы с Борей немного наладили свою деревенскую жизнь, я начала отыскивать на чердаке и задворках всякую старинную утварь. Попадались утюги, детали керосиновых ламп, колеса от экипажей; откопала тяпку для рубки капусты, нашла кованый торшер и каминный набор, состоящий из подставки и щипцов с кочергой.
От Лели в день нашего бракосочетания мы получили совершенно бесценный подарок — фонарь из Любимовки. Таких фонарей в имении было два, и они каким-то чудом сохранились, пролежав долгие годы на чердаке ее дома. Теперь один из них стоит у нас в саду. И я никогда не упускаю случая похвастаться, что на этот фонарь в 1902 году смотрел сам Чехов!
Все это (в том числе и фонарь) я отчищала и… правильно, покрывала «черным лачком».
Мы увидели милую служанку Фенечку, на вечный вопрос о которой: «Где Фенечка?» — всегда следовал столь же вечный ответ: «Фенечка на маленьких саночках повезла…» Вместо точек следует вставить любое из нижеперечисленных слов: мешок картошки, шкаф, рояль, гостя на станцию и т. д.
Кажется, что это давняя история, не подтвержденная никакими конкретными материалами, ан нет! У меня хранится письмо, найденное мною на нашем чердаке, быть может, к той самой Фенечке. Обычный конверт, оборванный с одного края быстрой рукой. Изъеденный насекомыми ветхий конверт, на котором карандашом написано: получить Фени отъ мамы.
Внутри конверта — открытое письмо (carte postale), на котором без соблюдения каких бы то ни было правил, тоже карандашом, письмо, относящееся, вероятно, к началу XX века (сохраняю орфографию подлинника):
Дарогая Феня. Кланяюся я тибе и крепко целую.
Дарагая Феня. Я прашу тибя пажалуста небери ты ничиво в столовой никаких гостинцев. А если тибе что хочется то ты мне скажи так я тибе завсигда дам что тибе хочется а если тибе девочки научают то луче пускай они сами возмут, а ты находи это очень нехорошо. Знаешь барыня за это очень рассердится и будит неприятность твоя мама.
А «графиня Сумарокова, которая жила на сундуке»! Жаль, что у нас, по нашей тогдашней бедности, не было не только видеокамеры, но даже простого магнитофона! Сколько упущенных сцен и слов! Теперь, описывая этот спектакль, я полагаюсь только на собственную память. Графиня, некогда знатная и богатая, умевшая лихо скакать на коне и «сострунившая [5] не менее сотни волков», теперь жила у Веры Владимировны, матери Лели. Лучшего места, чем в кухне на сундуке, для нее не нашлось, однако даже в такой обстановке она сумела «сострунить и нас», как рассказывала Леля. Утро начиналось с того, что графиня принималась варить кофе и повелительным голосом говорила Леле: «Пхибавьте огонь!» Тон повышался: «Накхойте кхы-шечкой!!» Еще выше: «Повехните хучкой к стенке!!!» — «Сейчас, сейчас, Нина Александровна», — суетилась Леля, едва успевая выполнять указания. Напившись кофе, графиня почти умиротворенно говорила: «Схазу видно, что ваша мать не двохянка. Купчиха с Охотного хяда. Опять сожхала всю кахтошку!»
Но если у двери раздавался звонок — графиня преображалась, особенно когда зычный голос прибывшего произносил: «Доложите — князь Трубецкой-Бутурлинский». Одернув драную телогрейку, князь щелкал несуществующими шпорами. «Пхосите», — томно говорила графиня. Появлялась бутылка водки, и повеселевшая графиня, кокетливо поправляя сбившийся локон, говорила Леле: «Духак такой, он ухаживал за мной в Ницце!» Далее шепотом сообщалось, что сейчас он прибыл со сто первого километра…
