Николай Байбаков. Последний сталинский нарком - Выжутович Валерий Викторович (мир бесплатных книг .TXT, .FB2) 📗
Группа непосредственно подчинялась штабу Южного фронта. Только с ведома этого штаба разрешалось вести работы. Байбакову сообщили, что штаб и командующий фронтом С. М. Буденный, после того как оставлен Ростов-на-Дону, находятся в Армавире. Отправились туда.
Летели на «У-2». Внизу пылали хутора и станицы, армейские части отходили где колоннами, где группами. Страшная панорама отступления открывалась с высоты. Над Армавиром самолет начал снижаться. «Какое-то обостренное шестое чувство, — вспоминал Байбаков, — вдруг заставило пристально всмотреться в то, что было внизу на земле, и холодные мурашки поползли у меня по спине: на аэродроме — танкетки! Немецкие танкетки с белыми крестами на броне! А пилот тем временем уже вел самолет на посадку.
— Что ты делаешь, сукин сын! — закричал я, не слыша своего голоса в треске мотора. — Поднимайся! Немцы!
— Нет! — пилот обернулся — глаза его лихорадочно блестели — и покачал головой. — Это наши!
Но я видел в бинокль: на бортах танкеток белые немецкие кресты. Медлить было нельзя ни мгновения, я выхватил из кобуры наган и приставил дуло к затылку пилота.
— Ах, мать твою так! — заорал я изо всех сил, должно быть, не своим голосом. — Если сядешь, застрелю!
Пилот сник, плечи его обмякли, он весь как-то понуро сжался и выправил руль. На аэродроме метались немцы, показывая на нас руками. “У-2” набрал высоту и взял курс на Краснодар.
— Что же ты делал, негодяй? — спросил я пилота на аэродроме. — Ведь ты вез меня в плен.
— Товарищ Байбаков, — дрожащим, хриплым голосом произнес, потупив голову, пилот. — Простите, моя жена и дочь — в Армавире.
Пилота тут же на месте хотели расстрелять, но я вмешался, и его отправили на фронт, в штрафной батальон».
Штаб фронта располагался в станице Белореченской. Добравшись туда после долгих мытарств, замнаркома нефтяной промышленности добился встречи с «первой саблей молодой республики, преданным сыном коммуны» маршалом Буденным. Как впоследствии вспоминал Байбаков, Семен Михайлович в одних подштанниках и нательной рубахе (стояла неимоверная жара) отдыхал у лесочка на свежем воздухе. Они были и раньше знакомы — в довоенное время не раз встречались, когда Буденный был заместителем наркома сельского хозяйства, совместно решали вопросы снабжения села горючим. Отношения между ними сложились хорошие.
— Семен Михайлович, давайте команду на проведение спец-мероприятия! — с ходу начал Байбаков.
— Коля, не торопись, — добродушно ответил Буденный. — Моя кавалерия остановила танки.
Когда они шли к дому, где находился штаб Южного фронта, Байбаков услышал, как курившие у плетня несколько кавалеристов возбужденно переговаривались:
— Она-то вертится, проклятая, гусеницами скрипит, а я ее за зад ловлю, чтобы горючкой ее припечь. Как шарахнул!
— А я их шашкой достал! Да чтобы они — нас? Ни в жисть.
«Уже потом я более подробно узнал, как было на самом деле, — рассказывает Байбаков. — Конники действительно смекнули, что, как ни быстро может крутиться танкетка, не сравниться ей с быстротой и разворотливостью коня, и им удалось, закружив танкетки вокруг своей оси, поджечь бутылками с зажигательной смесью десять танкеток на подступах к реке Белой. На радостях или из-за понятной возбужденности доложили Буденному, что уничтожено десять вражеских танков. Не обошлось, разумеется, без потерь с нашей стороны. И все же, пусть не танки, а танкетки — небывалая победа.
— Семен Михайлович, — сказал я маршалу, — имейте в виду, что немецкие тылы, основные силы отстали, а вышли к нам лишь передовые части, которые сильно увлеклись. Я сам с самолета видел».
Несмотря на доводы Байбакова, Буденный не спешил разрешить спецоперацию на промыслах. Семен Михайлович, видимо, продолжал верить, что его кавалерия в силах остановить немцев. Но положение было очень опасным. Советские войска день за днем отступали. Медлить было нельзя. По телефону из штаба фронта Байбаков отдал нефтяникам приказ — приступить к немедленному уничтожению скважин. Затем сел в машину и поспешил на промыслы. Не успел он доехать до станции Апшеронской, как его разыскал по телефону член Военного совета Южного фронта Л. М. Каганович и дал команду на ликвидацию промыслов. Работы развернулись под боком у немцев. Те подошли к станице Апшеронской, откуда простирался на восток район нефтепромыслов Краснодарского края. Апшеронскую электростанцию взорвали уже под автоматным и пулеметным огнем врага.
До августа 1942 года удалось отправить на восток страны около 600 вагонов с оборудованием, вывезти в Грозный всю добытую за последние дни нефть, подлежащую переработке.
Завершали спецоперацию в Хадыжах, центре нефтяного края, куда к тому времени переместился штаб Южного фронта и куда прибыл Каганович, пожелавший на правах члена Военного совета самолично осмотреть промыслы.
— Все ли сделано как надо, — требовательно спросил «железный нарком», — надежно ли забиты скважины?
— Надежно, Лазарь Моисеевич! — заверил его Байбаков.
— Ну-ка, проверю.
И он стал бросать в ствол одной из скважин камешки, в надежде услышать близкий стук их падения. «Невероятно, но он полагал, что скважины должны быть “забиты” на всю глубину, — рассказывает Байбаков. — Мы сконфуженно молчали, только переглянулись друг с другом. Все же, выяснив из вежливых объяснений окружающих, как законсервирована избранная им скважина, Каганович поинтересовался:
— Сколько времени потребуется, чтобы снова пустить ее?
— Очень много, — ответил я. — Так много, что легче и быстрее будет пробурить рядом новую скважину.
Каганович хмыкнул то ли в знак согласия, то ли выражая недоумение, но расспросы прекратил».
Ровно через сутки наступила критическая минута, когда необходимо было немедленно уничтожить все, что подлежало уничтожению в самую последнюю очередь. Байбакову передали, что в районе Кабардинки появились немецкие части, идет перестрелка, уничтожаются последние объекты на промыслах. Он срочно сообщил Кагановичу об этом.
— Чего вы там паникуете? — загремел Каганович по телефону. — Пошлите разведку, убедитесь! Войска надежно удерживают район.
Но не прошло и пятнадцати минут, как поступил приказ о срочной эвакуации штаба фронта в Туапсе. Уничтожив остатки промыслов, взорвав последний объект — электроподстанцию, — группа Байбакова двинулась в путь по Малому Кавказскому хребту. Из-за сильного обстрела и жестоких бомбежек единственной магистральной дороги Хадыжи — Туапсе они решили пробираться до Туапсе лесами и горными дорогами, уходили вместе с теми, кто должен был остаться в тылу немцев вести партизанскую войну.
Прошло несколько тяжелых, бессонных суток, прежде чем запыленные, небритые и голодные «ликвидаторы» добрались до Туапсе. К этому времени их здесь успели «похоронить». На запрос Наркомата нефтяной промышленности, находящегося в Уфе, из Туапсе сообщили, что Байбаков вместе со своей группой специалистов, выполнявшей спецзадания, пали смертью храбрых: «Каково было женам и матерям получить такое страшное сообщение на казенной, официальной бумаге! Моей жене, Клавдии Андреевне, жившей в то время в Уфе с маленькой дочкой Таней на руках, также пришлось принять и пережить мою “гибель”».
Вскоре группа Байбакова перебазировалась в Грозный. Неподалеку от него, в районе Малгобека, в начале августа 1942 года развернулись ожесточенные бои: Гитлер изо всех сил рвался к грозненской нефти, немцы уже заняли Моздок, вышли к узловой станции Червленая. Но здесь они были остановлены свежими дивизиями Красной армии, переброшенными из Сибири по Турксибу и далее через Каспий на Махачкалу.
Именно в те дни в войска пришел приказ наркома обороны № 227, ставший известным под названием «Ни шагу назад!» и положивший начало заградотрядам. Спустя семьдесят лет, пытаясь дать свою оценку тому приказу и произведенному им воздействию на бойцов, Байбаков скажет, что «жесточайшая эта мера, конечно же, была вынужденной и, сколько бы ныне задним числом ни спекулировали на ее бесчеловечности, сыграла свою роль».
