Живая память. Великая Отечественная: правда о войне. В 3-х томах. Том 3. - Каменецкий Евгений
Конец 1945 года. Париж. Немногим больше года пробыл я на чужбине, а казалось, что целую вечность. И вот, попрощавшись с друзьями, вместе с другими офицерами отправляюсь на аэродром. Самолет берет курс на Берлин, далее — Варшава, Минск и, наконец, Москва!
Здравствуй, Родина! Здравствуйте, родные и близкие. Я — дома. А главное — мы помогли вернуться домой из неволи тысячам и тысячам своих соотечественников.
Петр Дунаев. Полет в бессмертие
Они встретились через четверть века. В книге, которую назвали «Журналом встречи» и положили в вестибюле школы-интерната, появились примерно такие записи: «Прибыл с сыном и внуком», «С женой, сыном, дочерью и внуками»…
Там, где стоит интернат, во времена ленинградской блокады лежал пустырь, покрытый чахлым мелколесьем. Здесь, разумеется, не было ни станции метро «Дачное», ни этих обжитых проспектов и скверов.
На этом месте когда-то погиб экипаж комэска Николая Смирнова. Бомбардировщики возвращались с задания. На малой высоте выскочил летящий со стороны Ленинграда «хейнкель». Короткий бой — и печально памятным стал для полка этот пустырь…
Проходили годы, десятилетия, но память не остывала. Как по тревоге, со всей страны съезжались однополчане в Ленинград. Теперь уже поседевшие пожилые люди, у которых была общая фронтовая молодость и могла оказаться общей смерть. Многих унесла война, сократили жизнь старые раны.
Утро 16 декабря 1965 года. Ночью выпал снег, пушистой шалью укрывший асфальт улиц, проспектов, двор школы-интерната. У входа в интернатовский коридор среди ветеранов войны — бывший командир полка Владимир Сандалов в блеске генеральских погон и орденов. Рядом с ним — полковник Марьяновский. На встречу ветеранов он приехал с братом, доцентом Московского энергетического института. В годы войны тот командовал гвардейским танковым батальоном. Его Золотая Звезда Героя Советского Союза — за Могилев, два ордена Александра Невского — это Днепр и Березина.
Тяжело опираясь на костыли, к ветеранам полка подходит Николай Коломиец. В сентябре 1941 года в небе Ленинграда он был тяжело ранен в ногу, но свою «пешку», как называли тогда самолет «Пе-2», довел до аэродрома «на честном слове и на одном крыле». По излечении, углубив свои знания в Академии гражданской авиации, Николай Павлович десятки лет был руководителем службы движения управления гражданской авиации.
Вместе с ним прибыл и техник его самолета Георгий Светличный. 16 лет прослужил Георгий Петрович в 125-м БАП. Из этих шестнадцати лет 900 дней пришлось на блокадный Ленинград. Другой бывший техник Анатолий Соколов в дни боев в блокадном Ленинграде обслуживал самолет командира эскадрильи, человека песенной храбрости, своего тезки Анатолия Резвых. Невозмутимый и доброжелательный, он был похож на борца-профессионала. Случалось, Соколов в одиночку подвешивал к самолету стокилограммовые бомбы, а иногда, если ослабевшие от голода товарищи по оружию не могли свернуть гайку ключом, пальцы Анатолия Соколова их раскручивали. За годы войны техник-лейтенант Соколов совершил 14 боевых вылетов, с 22 июня 1941 года по 3 сентября 1945 года обслужил 768 боевых вылетов.
Обслужил… Запомним, что «технари» готовили к вылету боевые самолеты и в зной и в лютый мороз, в ливень и в пургу, днем и ночью. Делали свое дело под обстрелами и бомбежками, работали без сна и отдыха. Это легко сказать: обслужил, но за этим словом подвиги летчиков, их боевая судьба. И горько, что боевую славу пилотов не разделял техник самолета.
Резвых и Соколов. Разные по характеру люди, но комэск, блистательный воздушный боец, был уверен всегда в готовности «пешки» к бою. Рядом с самолетом неизменно стоял не менее блистательный «технарь», для которого жизнь командира была дороже своей. Но когда Резвых не вернулся с боевого задания, полк вздрогнул. Почему? Почему не вернулся комэск? Может быть, лишь потому, что был измучен так, как может быть измучен на войне командир, которому приходится раздвигать пальцами обгорелые веки, чтобы видеть прицел. Трое суток Анатолий Соколов не уходил с летного поля. Он ждал своего командира. До конца своей жизни Анатолий Иванович помогал семье боевого друга словом и делом. Не без его влияния сын комэска — Константин Резвых посвятил жизнь авиации, стал доктором технических наук. А внука назвали Анатолием — в честь деда и в честь дяди Толи. Три года срочной службы сержант А. Резвых служил в гвардейском полку, которым командовал дедушка, в котором капитан Резвых защищал Ленинград.
С венками, букетами роз и гвоздик мы направляемся на Пискаревское кладбище.
Здесь тихо. Воздух сух и прозрачен. Невыразимое чувство скорби и печали вызывают безымянные холмы-могилы, в которых захоронены жертвы блокады и павшие защитники города-героя. На гранитных плитах цифры: 1941–1942, а впереди огромная гранитная стена и изваяние женщины, осеняющей дубовым венком эту героическую землю, в которой нашли вечный покой сотни тысяч ленинградцев.
Рвет сердце печальная музыка оркестра, по суровым лицам мужчин, ходивших рядом со смертью, льются слезы, в голос ревут женщины.
Герой Советского Союза полковник Алексей Петрович Поздняков, обращаясь к своему товарищу по оружию, боевому другу, тоже Герою Советского Союза Ивану Михайловичу Павкину, тихо говорит, показывая на гранитные холмы-усыпальницы:
— И наша вина перед ними. Плохо защищали их.
Я слушаю летчика-героя и вспоминаю: мать лейтенанта Позднякова четырежды получала похоронки с сообщением, что ее сын пал в бою смертью храбрых…
Многие из ветеранов впервые увидели Ленинград в подробностях не с воздуха, не из кузова санитарной машины, а в непосредственной близости, впервые прошлись по его улицам и площадям. Ходили по палубам и кубрикам «Авроры», были в Мраморном дворце, в Эрмитаже, любовались Казанским собором, творениями Кваренги и Росси, скульптурами Мартоса, Фальконе.
А вечером ветераны гвардейского полка пикирующих бомбардировщиков выстроились на поверку:
— Первый командир полка майор Кобец!
— Погиб смертью храбрых 24 июня сорок первого. На встречу приехали его вдова, сыновья, внуки.
— Командир эскадрильи капитан Смирнов!
— Погиб смертью храбрых, защищая Ленинград. На встречу приехали: мать, вдова, сын, дочь, внуки.
— Командир эскадрильи капитан Резвых!
— Погиб смертью храбрых, защищая Ленинград. На встречу приехали его вдова, сын, внуки.
— Герой Советского Союза младший лейтенант Черных!
— Погиб смертью храбрых, повторив подвиг Гастелло. В строю школьники школы номер двадцать восемь имени Героя Советского Союза Ивана Черных города Прокопьевска. В строю делегация Киселевского машзавода имени Ивана Черных.
— Герой Советского Союза лейтенант Косинов!
— Погиб смертью храбрых, повторив подвиг Гастелло. В строю учащиеся Успенской сельской школы имени Героя Советского Союза Семена Косинова Курской области.
— Герой Советского Союза сержант Губин!
— Погиб смертью храбрых. В строю делегация горняков забайкальской шахты «Объединенная» во главе со своим бригадиром Героем Социалистического Труда Владимиром Ивановичем Ардиным. В строю делегация теплоходов Балтийского морского пароходства «Иван Черных», «Семен Косинов», «Назар Губин». В строю делегация воинов полка, в списки которого Черных, Косинов, Губин зачислены навечно. В строю жители ленинградских улиц имени Ивана Черных, Семена Косинова, Назара Губина.
Вечерняя поверка продолжается.
— Герой Советского Союза генерал-майор авиации Сандалов!
— Я!
— Герой Советского Союза полковник Поздняков!
— Я!
— Герой Советского Союза генерал-майор авиации Яловой!
— Я!
— Герой Советского Союза Попов!
— Я!..
«Никто не забыт, ничто не забыто», — детской нетвердой рукой выведено на кумаче в актовом зале интерната. А над сценой, с которой пожилые ветераны глядят на своих взрослых детей, другой плакат, плакат-рассказ, плакат-символ. Острый шпиль Петропавловки, две зенитки на переднем плане, аэростаты, развешанные над силуэтами домов, желтый сектор прожектора и — красным — пламя над сбитым самолетом…
