Анатолий Тарасов - Горбунов Александр Аркадьевич (читать книги онлайн полностью без сокращений .TXT) 📗
Тарасов указаний покинуть поле не давал. Матч во избежание трагедии остановил на 83-й минуте Шляпин, и он же отправил команды в раздевалки. Сегодняшние правила трактуют вмешательство публики в ход встречи однозначно: техническим поражением наказываются хозяева поля. Тогда же весь гнев советских спортивных чиновников обрушился на ВВС и Тарасова. «Летчикам» присудили проигрыш, «Трактору» же в таблице добавили два очка. Строгий выговор был объявлен Тарасову — как сказано в постановлении комитета, «за недостойное поведение». Его вывели из состава тренерского совета ВВС, но с командой он какое-то время работать продолжал. До тех пор, пока его не заменил Сергей Капелькин. Из игроков ВВС десятиматчевую дисквалификацию схлопотал защитник Кулагин — тот самый Борис Павлович Кулагин, который спустя годы будет ассистировать Тарасову в хоккейном ЦСКА. Он по ходу матча вырвал из земли длинную палку, за которую крепилась сетка за воротами, и стал размахивать ею, словно булавой. Потом, правда, по ходатайству ВВС, дисквалификацию сократили до трех игр.
Любопытна в постановлении строка, посвященная директору сталинградского стадиона «Трактор»: «Тов. Рудину за нетактичное поведение по отношению к старшему тренеру ВВС тов. Тарасову и за необеспечение должного порядка на стадионе объявлен выговор». Как видим, Тарасов никогда — ни в молодости, ни в зрелом возрасте — не давал спуску тем, кто пытался несправедливо поступить с его командой и оскорблять его самого.
В Москве «летчикам» предстояло сыграть с «Зенитом». На этот раз Тарасов поставил Парамонова в состав, и ВВС выиграл (3:1). На радостях — первая победа в чемпионате! — команду пригласили к начальнику политуправления Советской армии, и тот вручил каждому игроку в подарок немецкое автоматическое охотничье ружье «зауэр».
Считается, что Василий Сталин заменил Тарасова Капелькиным за инцидент в Сталинграде. Но это был лишь формальный повод избавиться от строптивого тренера, не желавшего следовать указаниям фактического хозяина команды. Сталин-младший постоянно пытался вмешиваться в кадровые вопросы, ему ничего не стоило продиктовать тренеру состав, который он хотел бы видеть в матче. Генералу казалось, что он разбирается в тактике, а потому вправе давать советы и в этой области.
После появления в ВВС Сергея Капелькина, привезшего с собой из Германии большую группу футболистов, Василий Сталин распорядился освободить из команды великовозрастных игроков, которые, как ему казалось, мешают становлению коллектива. Тарасов такому решению воспротивился. Воспротивился он и другому решению генерала. Василий Сталин начал собирать в ВВС сильнейших в стране спортсменов — баскетболистов, велогонщиков, ватерполистов, пловцов, хоккеистов, вознамерившись создать суперклуб, сформировав его из лучших кадров. И футбол не был им обойден стороной. Сталин предложил Тарасову целый список знаменитых футболистов, которые, по словам генерала, должны были «украсить ВВС». Тарасов список решительно отверг. Он с генералом постоянно спорил. Сталину-младшему, привыкшему к полному подчинению, несговорчивость тренера не нравилась. После московского матча с тбилисским «Динамо», проигранного ВВС с разгромным счетом 1:5, Василий Сталин вызвал Тарасова в свой особняк на Гоголевском бульваре. Крутой разговор завершился просьбой Тарасова освободить его от должности. «Нашла коса на камень, — рассказывал о той ситуации Тарасов. — Я вернулся в ЦДКА, к которому всё время оставался приписанным как офицер».
Когда Сталин сделал выбор не в пользу Тарасова, отчислили и Парамонова. Ему, можно сказать, повезло: Алексей, не успевший попасть в штат военнослужащих и остававшийся вольнонаемным, оказался свободным от службы в армии и армейского футбола и попал в «Спартак». Говорили, что Парамонова выгнали из ВВС из-за Тарасова: «добрые» люди, помня о том, как попал Парамонов в команду, доложили Сталину, будто центральный нападающий — родственник бывшего тренера. Молодой Парамонов внешне действительно был похож на Тарасова, и Сталин приказал подготовить документы на отчисление. Но это сомнительно, поскольку в футбольном ВВС (а потом и в хоккейном) продолжал играть настоящий родственник Анатолия Тарасова — его родной брат Юрий. Он, правда, сначала ушел в «Спартак», но потом вернулся в хоккейный ВВС — в составе спартаковской тройки вместе с Иваном Новиковым и Зденеком Зикмундом.
5 января 1950 года при посадке на свердловский аэродром «Кольцово» разбился самолет «Дуглас», приписанный к полку правительственной связи. На борту находились летевшие на игру в Челябинск 11 хоккеистов команды ВВС, их врач и массажист, а также шесть членов экипажа. Среди игроков был 26-летний Юрий Тарасов.
«За мной прислали машину, привезли на “Сокол”, там был штаб Василия Сталина, — вспоминал Николай Пучков. — В комнате увидел Шувалова, Стриганова, Афонькина, Чаплинского, еще кого-то. Собрали всех, кто оставался в Москве, даже тех, кто закончил или собирался закончить играть. Василий Сталин был черен, он рыдал. Нам всем было приказано тут же выехать на поезде в Челябинск. Календарные игры чемпионата продолжались. В Свердловске пошли в ангар, где они лежали. Были все. Родители, жены… Приехали из Москвы Анатолий Тарасов, Владимир Никаноров, Михаил Орехов — цеэсковцы…»
Юрий Тарасов до 1944 года воевал на фронтах Великой Отечественной войны, вернулся с орденом Красной Звезды на гимнастерке. За портретное сходство с полководцем в спортивных кругах его звали Багратионом. Смелый, быстрый левый крайний играл в спартаковской тройке, а затем в тройке ВВС. Свои лучшие матчи, как свидетельствуют очевидцы, он провел, когда приходилось играть против старшего брата. «Когда Тарасовы, — вспоминал Анатолий Кострюков, — становились соперниками, играя в разных командах, и сходились в поединках, это было захватывающее зрелище. Они буквально сражались друг против друга, не щадя сил».
Гибель брата и почти всей команды ВВС подкосила Анатолия Тарасова. Ему сообщили о трагедии в Челябинске, куда ЦДКА улетел из Москвы. Николай Пучков рассказывал потом Нине Григорьевне: когда Анатолий Владимирович увидел останки брата — полголовы было снесено, — он упал замертво: его часа полтора приводили в чувство. «Когда я бываю в Свердловске, — рассказывает Татьяна Тарасова, — обязательно иду на кладбище поклониться братской могиле, где лежит наш дядя Юра».
Василий Сталин не оставлял попыток вернуть Тарасова в ВВС. Тарасов, однако, был тверд. «Я был немножко удивлен, — вспоминал Анатолий Владимирович, — почему он меня не арестовал. Может быть, потому что я не у него в штате был… Он меня много раз уговаривал вернуться и предлагал дачу на окраине Москвы. Хоромы. Сказал: “У меня сейчас из Киева игроки, лучшие игроки Москвы. Приходи и скажи, кого взять. Всё будет!” Я сказал: “Не буду я, Василий Иосифович, не буду… Потому что вы не можете не вмешиваться. А я терпеть не могу, когда вмешиваются в мою работу. Вы же помогать мне не захотите…”».
Слово «нет» Сталин-младший слышал в исключительных случаях. Кроме Тарасова и Никиты Симоняна, отказавшегося переходить из «Спартака» в ВВС, никто ему, кажется, и не перечил.
Глава пятая ТАРАСОВ И БОБРОВ
Когда начинают говорить о взаимоотношениях между Тарасовым и Бобровым, частенько вспоминают поговорку о том, что двум медведям тесно в одной берлоге. Но в том-то и дело, что берлоги у Тарасова и Боброва на протяжении их жизни были разными. По-другому и быть не могло, поскольку один из них (Бобров) был великим игроком, другой (Тарасов) — великим тренером.
«Не складывались у Тарасова отношения с Всеволодом Бобровым», — писал Александр Гомельский. Выдающийся баскетбольный тренер дружил с обоими — жил с ними в одном доме. Любимая история Гомельского о Тарасове и Боброве такая.
Однажды он из окна своей квартиры увидел, как во двор дома собирается въехать с улицы Алабяна Бобров на своей «Волге», а Тарасов в это время на своей машине пытается выехать со двора на улицу. Двум машинам в узком проезде не разъехаться. Бобров и Тарасов долго стояли друг против друга. Молча, не сигналя. Никто не хотел уступать. Только соседям, желавшим тоже проехать во двор, спустя время удалось прекратить противостояние. Нина Григорьевна Тарасова, правда, считает, что этого не было. «Ты, Саша, сочиняешь, — говорила она Гомельскому, — для красного словца!»
