Прощай, «почтовый ящик»! Автобиографическая проза и рассказы - Врублевская Галина Владимировна
Поначалу меня использовали как сменного воспитателя: я занималась с ребятами, когда воспитатели отряда уезжали в положенный им на смену трехдневный отпуск. Однако внезапно я сделала головокружительную карьеру – стала старшим воспитателем лагеря.
А случилось это неожиданно. Начальница лагеря – школьный педагог, попросила меня составить график дежурств персонала – воспитателей и пионервожатых. И я с инженерной сметкой составила и нарисовала его на миллиметровке так наглядно, что поразила воображение заслуженной учительницы.
И вот я старший воспитатель лагеря. Детей я больше не воспитываю, моей обязанностью стала теперь проверка планов и методических разработок воспитателей отрядов. И здесь я столкнулась с таким подобострастным отношением к себе, с каким ни разу не встречалась в ЦНИИ, хотя уже несколько лет работала старшим инженером. Да и сама ни перед кем так голову не клонила. А воспитатели из числа учителей школ, бледнея и краснея, торопились вынести мне, временной случайной начальнице, тетрадки с записями, чтобы отчитаться по всем пунктам.
– Да-да, – кивала я. – Вижу. У вас все в порядке.
– Нет-нет! Вы посмотрите, у меня тут почасовой план, все расписано.
Некоторое время мы препирались с очередной учительницей над ее отчетом, пока ребята ее отряда, сломя голову, безнадзорно носились по территории лагеря.
Только, покрутившись в женском педагогическом коллективе, я поняла насколько свободнее и демократичнее атмосфера в нашем ЦНИИ. Хотя среди наших сотрудников и встречались такие тревожные типы, как наш Фигаро, но были они редкостью.
В лагере мне также пригодились разнообразные умения, которым я обучилась в рабочее время. Так именно в институте, вместе с умной Ларисой, мы ходили играть в обед в настольный теннис (преждевременно пообедав, нарушая рабочий режим). И здесь это умение помогло мне в короткий срок поставить себя в старшем отряде. Там всё, как в звериной стае: признание надо заслужить победой над соперником. Мы схлестнулись с трудным мальчишкой, лидером ватаги непокорных, в теннисном поединке. У нас с ним конфликтные отношения, и этот поединок не просто спорт, а борьба: кто кого. Мне удалось несколько раз обыграть своевольного парнишку, и консенсус был установлен. После своего поражения он перестал бузить, и больше времени проводил за теннисным столом.
Также на работе, снова приплюсовывая время к обеденному перерыву, наши сотрудники играли в модную тогда игру «Эрудит». Набор игры состоял из пластмассовых квадратов с буквами – из них составлялись всяческие слова. В этой игре, как в кроссворде, не надо быть большим эрудитом, достаточно запомнить часто встречающиеся комбинации слов. Этот навык мне пригодился в общении с ребятами среднего возраста.
А после отбоя я играла с пионервожатыми в преферанс – игре я тоже научилась в стенах своего института. Я была вдвое старше вожатых и радовалась, что и с ними обнаружились общие интересы.
В тот год у меня не было другого варианта устроить летний отдых детям. Во-первых, мне никто бы не дал отпуск на все лето. А во-вторых, мы с мужем только взяли участок, чтобы возвести дачу на шести болотистых сотках, в садоводстве за станцией Мга. Участок выдавался институтом бесплатно, но стройматериалы требовалось покупать. И поскольку они, как и многое другое, были в дефиците, Толик метался по областным магазинам в поисках бревен, досок и кирпичей, и в этом я не могла помочь ему. Разве что, уехав с детьми в лагерь, освободила его полностью от домашних забот.
Глава 3. Горбачевская «перестройка»
1985–1991 годы
Перестроечный энтузиазм
Перестроечная риторика Горбачева была принята большинством коллектива с воодушевлением. Слово «гласность» сопровождалось потоком разоблачений как деятелей разных эпох, так и дел. На первых порах необычная информация вызывала всеобщий интерес и бурно обсуждалась в коллективах.
В нынешнее время любой компромат воспринимается уже с безразличием, поскольку люди подозревают, что многие разоблачения порождены выгодой разоблачителей. Но в пору горбачевской перестройки люди ахали-охали-возмущались, узнавая имена очередных расхитителей, организаторов заговоров и прочих виновников бед народа при социализме. Стремительно взлетела к небесам вера людей в печатное слово!
В секторе сложилась традиция выписывать в складчину толстые журналы: «Новый мир», «Иностранная литература», «Нева», «Звезда» и другие. После долгих лет ограничений тиража и с любимой интеллигенцией «Литературной газеты» сняли наконец пресловутый «лимит на подписку». Трудно сейчас поверить, что и журналы могли числиться дефицитным товаром. А тогда впервые каждый желающий мог подписаться на эту газету или купить ее в уличном киоске. С одинаковым интересом все вчитывались в свежие новости.
Поскольку и журналы в лаборатории прочитывали одни и те же, то шло активное обсуждение публикаций: схлестывались мнения, формировались политические взгляды. Прежде весьма однородное в избирательных предпочтениях общество начало раскалываться на «левых» и «правых» – и окончательное расслоение политических взглядов сложилось только к концу правления Горбачева, к 91 году. Наряду с острой публицистикой в журналы хлынул поток «возвращенной литературы»: в прежние годы запрещаемой цензурой. Особенно впечатлил народ солженицынский роман «Архипелаг ГУЛАГ», ввиду объемного документального материала, связанного с политическими заключенными и культом личности Сталина. Тогда же возникла уверенность, что все трагические факты уж точно принадлежат истории. И никого не оставляли равнодушными новые разоблачения: о беспределе на хлопковых плантациях в Узбекистане – тогда окраинном регионе нашего государства, о воровстве директора московского рыбного магазина, о пышной свадьбе дочери секретаря ленинградского обкома в залах известного музея и о других громких делах с вовлечением высоких персон.
Новый тип карьеры
Однако разговоры разговорами, а работа шла своим чередом и даже заметно оживилась. По собственной инициативе сотрудники забросили поднадоевшие игры в слова, перестали разгадывать кроссворды, прекратилась игра в преферанс за дверью, закрытой на кодовый замок. Впервые появилась робкая надежда, а вскоре и уверенность, что собственная судьба зависит от тебя самого, что ты – не винтик в системе, что твоя работа имеет рыночную цену. Возникло понятие «рынок труда», и отдельные сотрудники попытались участвовать в нем. Как и прежде, плановые задания умудрялись выполнить за полдня, но оставшееся рабочее время тратили не на утомительные развлечения, а выполняли теперь заказы для сторонних организаций.
Появилась аббревиатура ЦНТТМ – Центр Научно-технического Творчества Молодежи. Эти первые коммерческие центры возглавлялись комсомольской верхушкой, получали госкредиты и право обналичивать безналичные платежи. В эти кооперативы устремились более молодые специалисты. Устраивались по знакомству, цепочкой перетягивая за собой друзей. Однако и начавшие сотрудничать там инженеры не спешили увольняться из института. На институтском оборудовании решали по договорам научные задачки для новых центров, и эта работа оплачивалась лучше, чем на штатной должности в ЦНИИ. Что не удивительно: ведь руководители сторонних центров не несли затрат на аренду аппаратуры, на эксплуатацию чужих компьютеров, зато получали всевозможные финансовые льготы. Заказанные ЦНТТМ проекты приобретали коммерческую ценность, зато государственные научные учреждения приходили в упадок, теряли кадры, финансирование, а порой и помещения.
В стране вошло в обиход словосочетание «институт развалился». Помаленьку-потихоньку во многих НИИ сотрудникам прекращали выплачивать зарплату, и народ постепенно растекался, кто куда. Однако наш институт, подобно гигантскому кораблю, имея надежный запас плавучести, сумел пережить семибалльное цунами. В «перестройку» произошло и снятие непроницаемой завесы с деятельности института. Засекреченный прежде «ящик» теперь приоткрылся. Именно в это время у входа появилась вывески с названием учреждения на двух языках, а наиболее видные ученые получили возможность общаться с иностранными коллегами на регулярной основе.
