Земля, до восстребования - Воробьев Евгений Захарович (книги регистрация онлайн бесплатно .txt) 📗
Антон Ганц властно поднял руку, почти как в фашистском приветствии, и, перекрывая грозную разноголосицу и возбуждение толпы, пытаясь держаться прежде взятого спокойного тона, осторожно выбирая слова и скрывая озлобление, принялся убеждать...
Он отдал приказание, руководствуясь соображениями гуманности.
Он заботился о безопасности хефтлингов.
Он пытался избежать лишних жертв.
Ну, а если господа не хотят прятаться в штольне, - ответственность за все, что может произойти, когда бой перекинется на территорию лагеря, ляжет на тех, кто выразил несогласие с его распоряжением.
Сказав это, он разрешил всем разойтись по своим баракам. Разрешение он отдал тоном приказа, чтобы показать - он остался хозяином положения. Антон Ганц знал, что сейчас заключенные охотно послушаются, это и в их интересах. И послушное выполнение последнего его распоряжения сгладит впечатление от того, что лагерь не подчинился его предыдущему приказу.
Сошел с помоста Антон Ганц, за ним ретировались его подчиненные. Пятилась шеренга автоматчиков от помоста. Эсэсовцы отходили медленно, держа автоматы наготове.
Помост опустел, на нем остался только счастливый Мацанович. Все расходились с аппельплаца, радуясь победе.
Старостин мучительно раздумывал:
"На самом деле Антон Ганц подчинился всеобщему протесту и сдался? Или он только коварно отступил и замышляет расправу, будет вызывать себе подмогу?"
Но при всех обстоятельствах Старостин был доволен, что вооруженное столкновение не началось здесь, на открытом аппельплаце, под дулами пулеметов, направленных с вышек. Здесь шансов на конечный успех было все же меньше, чем в рукопашном бою, в лесочке возле бараков, как это предусматривал план восстания...
Он надсадно кашлял. Сорвал себе голос, выкрикивая слова протеста, призывая к неповиновению.
Наконец, удалось унять кашель, но это потребовало таких усилий, что он еще больше ослабел: сейчас сбить с ног его можно было и шапкой.
Старостин медленно побрел к блоку No 15, товарищи бережно вели его под руки. К нему подбегали узники из других бараков, благодарили всяк по-своему, трясли руки, а экспансивные итальянцы обнимали. Их привел старый знакомый Чеккини, крайне изможденный, но все еще красивый, как в первые дни неволи в Маутхаузене.
Старостину рассказали, что около полудня в барак No 1, в шрайбштубе к Драгомиру Барте, вошла группа эсэсовцев. Последовал приказ все документы изъять. Набили бумагами мешки, погрузили их на тачку и повезли к крематорию.
В этот момент в шрайбштубе кроме Барты был еще Серж де Мюссак, младший писарь. Барте удалось скрыть от эсэсовцев и спрятать самые важные документы - списки погибших, перечень всех транспортов и команд заключенных, которые прибывали в Эбензее. Барта улучил момент и засунул эти бумаги под куртку, под рубашку. Не успели эсэсовцы довезти мешки до крематория, как документы были перепрятаны Мюссаком и двумя югославами Милошем Баичем и Любомиром Зацевичем. Опорожнили огнетушитель, туго набили его документами и закопали за бараком. Эсэсовцы в спешке сожгли бумаги, так и не узнав, что исчезли самые важные...
В три часа мимо барака, где лежал Старостин, прошли два эсэсовца, они направлялись от пекарни к воротам. Каждый держал руку на кобуре. Старостин видел в окно, что ни один лагерник не отдал приветствия и не снял перед ними полосатого берета.
Перед вечером испанцы, которые прибирали в домах у начальства, дали знать: Антон Ганц сел в машину со своим догом и уехал. Судя по тому, как он собирался, - возвращаться лагерфюрер не намерен. Говорили, будто он пытался вызвать подмогу по телефону, но убедился, что командованию не до лагеря. Наоборот, у него стали требовать эсэсовцев для обороны какого-то моста. Сюда же прислали только жиденький взвод фольксштурма. Эсэсовцы грузятся на машины и покидают лагерь. Теперь у пулеметов на караульных вышках торчат пожилые фольксштурмисты. Но в лагерь никто из них входить не решается.
Старостин уже успел отлежаться, когда в барак вбежал старший по бараку No 7 испанец Антонио: на нем лица не было.
- Что случилось?
- Я из пятой штольни.
- Ну и что же?
- А то, что при входе стоит паровоз, а к нему тянется шнур, тщательно засыпанный щебенкой.
Поздно вечером подпольному комитету стали известны подробности, их сообщили итальянцы.
По приказу Ганца в штольню No 5 пригнали паровоз и оставили стоять близ выхода, якобы из-за неисправности.
Так вот, паровоз можно назвать одной огромной миной: и холодная топка его, и тендер битком набиты взрывчаткой.
Чеккини, который проведал Старостина, хорошо знаком с саперным делом. Он подсчитал - взрывчатки в десять раз больше, чем ее требуется, чтобы засыпать выход из штольни.
- Хватило бы обрушить половину горы. Каменная братская могила! Можете мне поверить, - возбужденно уверял Чеккини. - Я играл в такие игрушки...
134
После ненастных дней, после затяжных дождей впервые светило солнце. Рано утром на дороге, ведущей к городку, появился танк. Старостин видел, как неторопливо, осторожничая, он прошел к окраине города, но въезжать на узкие улицы не решился и повернул обратно,
Сотни глаз наблюдали за танком сквозь густую колючую проволоку. В изгороди проделали несколько дыр. Кто-то, цепляясь полосатым одеянием за колючки, то и дело пролезал туда и обратно. Узник никак не мог насладиться самой возможностью ходить по той зоне, где прежде его настигла бы пулеметная очередь. Иные падали на колени, целовались, тряслись от неудержимого смеха, плакали. Где взять силы, чтобы пережить такое? Когда радость безмерна, в первые минуты она причиняет острую боль.
Кричали всяк на своем языке, но танкисты и не подозревали о лагере, притулившемся к подножию лесистой горы, ничего не видели и не слышали.
Трое заключенных ушли вниз в долину, чтобы найти танкистов, но вернулись ни с чем - дорога опять пустынна. Еще трое отправились в городок к местному пастору: в лагере многие при смерти и хотят причаститься. Пастор Франц Лойдль и еще два священника поспешили в лагерь.
Перед полуднем в долине показались бронетранспортеры, следом за ними еле слышно погромыхивали танки. Легкий ветерок колыхал флаги, которыми были расцвечены дома.
Красно-бело-красные австрийские флаги развевались сегодня впервые: больше семи лет жила Австрия под игом Гитлера.
В два часа дня на плац въехал легкий танк. Пастор Франц Лойдль так объяснил его появление:
- Это сам Христос пришел в лагерь, чтобы сказать вам, что вы живы и свободны.
- К сожалению, на этот раз Христос замешкался в пути, - сказал Старостин. - Для многих он явился слишком поздно.
Второй раз Этьена освобождают американцы, и это не случайно - его загнали на запад, как можно дальше от своих.
Вслед за первым появился второй легкий танк. Заключенные обступили их так тесно, что танкистам некуда было спрыгнуть. Не теряя времени, какой-то уголовник украл у американца пистолет из кобуры, висевшей у того за спиной. Но пистолет быстро нашли и вернули под дружный смех владельцу. Старостин смеялся, пока не закашлялся.
Оказалось, что машины - из третьей танковой армии генерала Паттона. С танкистами прибыл военный корреспондент "Дейли телеграф энд Морнинг пост". Мацанович и Старостин заговорили с ним по-английски. Отвечая корреспонденту, Мацанович сообщил, что больше всего в лагере поляков; русских выжило около двух с половиной тысяч.
Подошел Барта, он принял участие в беседе с военным корреспондентом и дал ему точные сведения. В лагере уцелело 16650 заключенных, из них больных 7566. Это - по лагерному списку на вчерашний день, но несколько десятков человек умерло вчера, некоторые из них - от счастливого потрясения. Военный корреспондент записал также несколько подробностей, касающихся попытки лагерфюрера Антона Ганца взорвать пятую штольню, загнав туда узников.
Танк с корреспондентом ушел, второй танк остался на плацу. Вскоре появился джип, за ним пришли машины с продуктами и машина с душем. Походные кухни непрерывно варили кашу. Несколько санитарных машин курсировали между городком и лагерем, увозя больных. Товарищи уговаривали Старостина лечь в лазарет, но он не хотел расстаться со своими.
