Среди эмиграции (Мои воспоминания. Киев-Константинополь, 1918-1920) - Слободской А. (книги бесплатно без TXT) 📗
Споры на политическую тему, о происходящих в России событиях были одной из самых излюбленных тем среди беженцев. Там, где собирались 2–3 беженца, непременно возникал горячий спор о большевиках, Деникине, Врангеле, об отношении к союзникам и — наоборот. Прибывшие из отпуска в городе обыкновенно были центром внимания в течение всего дня. От них исходили все самые свежие новости. Конечно, врали при этом до бесчувствия. Многие знали, что в новостях есть большая доля лжи, но все же верили. Это вносило хоть некоторую свежую струю в царящую мертвечину.
Однажды приехавший из города, из отпуска, беженец, капитан, по обыкновению, делился здесь же на пристани свежими новостями. Подошел русский комендант и вмешался в происходивший разговор. Вскоре разговор перешел в спор. Страсти разгорелись. Комендант, будучи ярым монархистом, с пеной у рта доказывал необходимость продолжения борьбы, но с программой определенно монархической. — «Без всяких учредилок, демократии и прочей республиканской дряни. Единая, неделимая и монархическая», закончил он свое красноречие. Капитан был противоположных взглядов. К нему присоединилось большинство. Причем все стояли за необходимость прекращения вообще борьбы, которая в конце-концов превращается в борьбу за интересы отдельных групп и личностей, ничем не связанных с массой.
Поражение коменданта было полное к каждый, в своей ненависти к нему, шутливо это подчеркивал. Удаляясь со своими некоторыми приверженцами, комендант обещал еще раз, как-нибудь при случае, «поговорить с капитаном». Случай скоро представился. Капитан получил записку через одного своего знакомого, что в сербском посольстве вывешен список лиц, коим разрешен выезд в Сербию. В числе прочих имеется и фамилия капитана, и ему следует поехать в город и получить из посольства свой паспорт с визой. Капитан, как полагается, подал рапорт с приложением этой записки по команде, через русского коменданта. На следующий день, придя в канцелярию, он получил ответ, что союзный комендант ему отпуск не разрешил, так как он недавно был в отпуску. Не зная, что это была проделка русского коменданта, капитан отправился лично к союзному. Там его не приняли, но предложили объясниться с русским комендантом. Капитан пошел к нему. Тот его также не принял, сославшись на массу дел. Так прошло несколько дней. Наконец, капитан случайно встретился с русским комендантом в продуктовом складе при выдаче очередного пайка. Между ними произошел короткий разговор, окончившийся тем, что капитан ударил коменданта и между ними произошла драка. Из присутствовавших здесь беженцев, никто и пальцем не пошевельнул в защиту своего начальства и только благодаря союзническим солдатам, комендант был спасен от окончательного избиения. Вид его после этой «бани» был весьма плачевный. Окровавленная, распухшая физиономия, разорванный английский френч без одного погона — в таком виде он пошел к союзному коменданту. Капитан был немедленно арестован. На следующий день он был доставлен к союзному коменданту. После продолжительного допроса и по выяснении, что избиение коменданта произошло вне служебного времени и на почве личных отношений, союзный комендант освободил капитана, но с пайка он был снят. Русский комендант дня через два был переведен в какое-то общежитие вновь комендантом.
Таких и подобных случаев были тысячи. Каждый шаг в жизни беженца на острове был подчинен произволу «русских комендантов». И только страх перед снятием с пайка и отправкой виновных в Крым удерживал наиболее горячие натуры от расправы над ненавистным русским начальством.
Внутренний распорядок, права и обязанности беженцев регламентировались соответствующими правилами и инструкциями, выработанными и утвержденными соответствующим союзным военным командованием. Этим правилам подчинены были все беженцы, и в случае невыполнения того или иного пункта имелся ряд репрессивных и принудительных мер. Для охраны общественного спокойствия и порядка в распоряжении союзного коменданта имелся вооруженный отряд солдат из союзнического гарнизона. Для наблюдения за настроениями беженцев, их лояльностью к союзникам и для непроникновения в среду их большевистских агитаторов имелся соответствующий кадр «контр-разведчиков». «Контрразведчики» вербовались «драгоманатом» и среди самих же беженцев данного острова. Обычно всех их беженцы знали, и при всяком удобном случае их клеймили и презирали. Но это «контр-разведчиков» мало смущало, ибо они за свою службу получали ряд преимуществ и материальных льгот: освобождались от очередных работ, пользовались внеочередными отпусками, получали усиленный паек и т. д. Образчиком их неразбирающегося ни в чем тупоумия и вечного страха перед «большевистской заразой и опасностью» может служить следующий случай на одном из островов.
Случайно в обычном разговоре беженец сказал контрразведчику, что на острове у одного из его приятелей имеется интересная книга — «Капитал» Маркса. При этом пояснил, что Маркс является первым большевистским учителем. Этого было достаточно. В тот же день беженец был арестован и у него начали допытываться о фамилии владельца «Капитала». У арестованного хватило мужества не сказать фамилию, и его отправили в Константинополь. В ту же ночь, среди наиболее подозреваемых и неблагонадежных, были произведены повальные обыски. В результате обыска был арестован владелец «Капитала» — инвалид поручик. Кроме «Капитала», в его руках обнаружили старый истрепанный номер «Окопной Правды» за 1917 год и несколько старых агитационных брошюр эсэровской партии.
По его показанию и лиц, знавших его, агитационный большевистский материал у него хранился, как историческое воспоминание. Судить о его политическом мировоззрении можно было по его ордену за корниловский поход, где он и получил инвалидность. Но обнаруженного «материала» было достаточно, чтобы обвинить его «в большевистской» пропаганде и разложении беженцев. Некоторые прямо говорили, что это просто большевистский агитатор с подложными документами, несмотря на свидетельские показания тех, кто его лично знал и был с ним у Корнилова.
Так или иначе, но он был арестован и препровожден в Константинополь, а оттуда в Крым для суда. Окончательная судьба его неизвестна. В результате этого случая было то, что беженцы в течение двух — трех дней перебирали все свои «вещи», вытаскивали и уничтожали все, что могло иметь малейшее подозрение или сомнение. При этом погибло много ценных исторических материалов и документов, случайно находившихся у некоторых. Большевистская зараза «на острове» была во время устранена, и «разложение прекратилось».
Одним из самых животрепещущих вопросов жизни беженцев на островах был вопрос продовольственный. В первые дни эвакуации довольствие беженцев было сравнительно удовлетворительное, но впоследствии, с момента эвакуации Новороссийска, положение резко ухудшилось. Вначале на человека выдавался паек, приблизительно, в размере: 1 банка консервированного мяса, 1 банка консерв. молока, 1 чайная ложечка чаю, 6 кусков сахару и 1 клг. хлеба и немного круп. Этот паек выдавался на два дня. Впоследствии все это было уменьшено наполовину и даже больше. Помимо пайка, для приготовления пищи выдавалось топливо на несколько семейств сразу и на несколько дней вперед. На некоторых островах вначале применялся способ приготовления горячей пищи в общественных котлах, но после некоторых выявленных злоупотреблений со стороны русских властей, ведавших довольствием, этот способ был ликвидирован. Выдачей пайка ведали исключительно союзные власти, так как не доверяли русским.
Наиболее лучшее питание было на острове «Принкипо» у англичан и здесь были сосредоточены преимущественно «привилегированные» слои беженства. Попасть туда рядовому беженцу было невозможно, требовалась протекция и рекомендация. Вообще же расселение беженцев на острова производилось строго по «признаку и породе». Каждый остров имел свою собственную форму одежды; соответствовавшей той форме одежды, в которой была армия союзника, владельца острова. Из имевшихся запасов военного обмундирования были выделены наиболее старые комплекты, в которые и были одеты мужчины беженцы. В городе по костюму беженца точно определяли: с какого он острова.
