Буги-вуги-Book. Авторский путеводитель по Петербургу, которого больше нет - Стогов Илья Юрьевич "Стогoff" (первая книга txt) 📗
– Проходи.
После этого для Ахматовой началась совсем другая жизнь. Да и для города, в котором она жила, тоже.
Глава пятая
Литейный, 4
1
Знаменитый краевед Пыляев писал в конце XIX века:
Лет шестьдесят назад была затеяна перестройка здания, стоящего на углу Невского и Малой Садовой. Когда рабочие достигли уровня фундамента, грунт неожиданно провалился и показался неизвестно куда ведущий подземный ход: кирпичная стена и скелеты людей, прикованных к стене, торчащие из пола металлические кольца и цепи, большой кузнечный горн и другие инквизиторские ужасы, будто целиком выхваченные из готических романов ушедшей эпохи.
Сейчас на месте, о котором идет речь, расположен магазин купцов Елисеевых. А лет двести тому назад тут располагались здания Тайной канцелярии. Так называлась политическая полиция того времени. И методы ее дознания были покруче, чем у любых энкавэдэшников сталинской поры.
Малейшего подозрения в неблагонадежности было достаточно, чтобы человек оказался в подвалах Тайной канцелярии. А уж сколько времени он тут пробудет, одному Богу было ведомо. Никакой презумпции невиновности не существовало. Не существовало и законов, ограничивающих срок пребывания в застенке. Посадили – значит, будешь сидеть. Причем питаться и обустраивать быт узникам предстояло за свой счет. Некоторые бедолаги проводили в местных подвалах десятилетия. А судя по тому, что отыскали рабочие под зданием Елисеевского магазина, были и такие, кто оставался тут навсегда.
Вызов из камеры на допрос всегда означал пытку. Самым традиционным видом пытки была дыба, или, как ее иначе называли, «виска». Суть тут в следующем. Прежде всего человеку длинной веревкой связывали руки за спиной. Конец веревки перебрасывали через блок у потолка и начинали тянуть. Боль от выворачивающихся суставов была нестерпима. Если этого было мало, к ногам несчастного привязывали тяжелую колоду. Иногда помощник палача мог встать на нее и попрыгать. Кости ломались, кожа лопалась, жилы рвались.
Если же подследственный упорствовал, то второй помощник палача кнутом начинал исполосовывать ему спину. Каждые несколько минут бичевание прерывали и обрабатывали кровоточащие раны горячим банным веником. Для самых упорных предназначалось еще и дополнительное прижигание огнем. Но до этой стадии доживали лишь единицы.
Впрочем, можно было обойтись и без дыбы, одним кнутом. При этой пытке один из палачей хватал жертву за руки и забрасывал их себе за плечи, а другой бил кнутом. Именно от этого способа происходит выражение «заплечных дел мастер». Кнут должен был иметь толщину в палец и длину в пять локтей. Опытный палач мог навсегда искалечить человека всего тремя-четырьмя ударами.
Еще одно выражение: «Я тебя в бараний рог согну!» Тут тоже имеется в виду пытка: голова жертвы веревкой привязывалась к ногам, а потом эту веревку начинали с помощью палки закручивать. Человек сперва задыхался, а потом у него ломался позвоночник. Выражение же «узнать всю подноготную» происходит от того, что жертвам загоняли под ногти особые деревянные палочки. Помимо этого практиковались ломка ребер особыми клещами, зажимание пальцев тисками и банальные избиения ногами.
Все пребывание в подвалах Тайной канцелярии было рассчитано на то, чтобы как можно сильнее отравить жизнь обитателям. Например, их могли накормить селедкой и не давать пить. Или развести в печах огонь и закрыть все дымоходы. А иногда на все время пребывания в застенках человека цепью приковывали к здоровенной деревянной колоде, которую называли «стул». Теперь, передвигаясь, он был вынужден тащить колоду за собой.
Петр I пытки любил и понимал в них толк. Некоторые самодержец придумывал лично и очень любил присутствовать при допросах. При его наследниках палачи также не оставались без работы. Дольше всего Тайную канцелярию возглавлял известный садист граф Андрей Ушаков – целых семнадцать лет подряд. При нем контора разрослась и занимала целый квартал от Садовой улицы до Итальянской площади.
Однако постепенно нравы смягчались. Уже императрица Елизавета Петровна строжайше запретила пытать детей до двенадцати лет и беременных женщин. А Екатерина Великая в 1774 году и вовсе запретила самые изощренные виды пыток. При ней бывший район Тайной канцелярии перешел в иные руки, был заселен новыми обитателями, и постепенно даже память о творившихся здесь ужасах изгладилась.
Органы сыска переехали с Садовой на набережную Фонтанки, а суд – в самое начало Литейного проспекта. Там еще с петровских времен пустовало здоровенное здание Арсенала. Литейный проспект потому ведь и называется «литейным», что некогда тут лили пушки. Потом оружейное производство из района перевели, а опустевшие корпуса заняли службы Петербургского окружного суда.
Архитектурных красот здесь немного. Даже во времена Пушкина это была всего лишь тусклая окраина блестящей столицы. Однако постепенно все менялось. Именно тишина и неспешная жизнь района привлекли сюда совсем иных жильцов. К началу ХХ столетия это был уже вполне себе фешенебельный район адвокатов, генералов в отставке и высокооплачиваемых докторов.
В самом начале Литейного проспекта сегодня можно видеть Литейный мост. Известен он в основном тем, что активисты арт-группы «Война» как-то нарисовали на нем светящийся фаллос. Мост стали разводить, фаллос вроде как сам собой эррегировался, и Интернет-общественность аж завыла от восторга. А полтора века тому назад на этом месте располагался всего лишь уютный и вечно немноголюдный тупичок. Никакого моста еще не было, проспект упирался просто в Неву, а там, где сегодня начинается мост, были для красоты расставлены старинные, зеленые от времени пушки на узорных лафетах. Художник Добужинский рассказывал, как в 1880-х он ребенком любил лазать по ним и представлять себя петровским кирасиром, а охранявшие орудия усатые артиллеристы в мешковатых мундирах улыбались ему и рассказывали о войнах минувших эпох.
Чуть правее пушек находился сам суд, а сразу за ним – тюрьма, известная в народе как «предвариловка». Построили ее в 1875-м по американскому проекту: большой внутренний двор, железные решетки и много-много металлических, лязгающих при ходьбе мостков. Для своего времени тюрьма была самой передовой в Российской империи, проблема лишь в том, что используется она и до сих пор, притом что за последние полтора века ее ни разу не ремонтировали и даже толком и не чистили.
Камеры рассчитаны в основном на одного-двух постояльцев. Кирпичные стены, выкрашенные зеленой масляной краской, беленый потолок. Из обстановки только лежанка, умывальник и дырка в полу, чтобы пописать. В противоположной от двери стене окно. Чтобы узникам было ничего не видно, на окно, помимо решетки, надет еще особый деревянный намордник. На двери – глазок и кормушка.
Кто только в этих камерах не сидел! До революции – все до единого бунтари, от брата Ленина Александра до самого Ленина. Кстати, его камера сегодня превращена в этакий местный музей, и арестантов в нее не сажают. Иосиф Бродский утверждал, что когда конвоиры ведут вас по коридору, то запрещают даже смотреть в сторону этого святого для них места. Позже тут томились тысячи сталинских узников. Некоторых тут же во дворе и расстреливали. Считается, что в 1941-м, когда немцы замыкали окружение города, и вывозить арестованных было уже некогда, во дворе «предвариловки» казнили Даниила Хармса. В 1990-х сюда свозили особенно отмороженных лидеров преступных группировок. А насчет того, кто именно сидит по тамошним камерам сегодня, думаю, всем нам расскажут позже.
2
Февральская революция 1917 года в Петербурге обошлась без штурмов и побоищ. Единственным зданием, которое восставшие сразу же сожгли дотла, было как раз здание Окружного суда на Литейном. Полюбоваться на обугленные руины все лето того года приходили тысячи горожан. Среди них была и молоденькая Ахматова. Ей было невдомек, что спустя пару десятилетий ходить сюда ей (уже не такой молоденькой) придется совсем по иному поводу.