Алла и Рождество - Скороходов Глеб (чтение книг txt) 📗
Аркадий Укупник: раньше я был только композитором
Начало было трудным. Я довольно долго пытался показывать Алле свои песни, приносил ей кассеты с записями. Но — ни ответа, ни привета. Тогда я решил зайти сбоку: стал общаться с Кристиной, написал для нее несколько песен. И действительно, Алла меня заметила.
Моей первой песней, что понравилась ей, стал «Талисман». Она сняла с «Талисманом» клип и начала его монтировать. Вот тогда мы и встретились в первый раз. Я пришел в монтажную как автор, то есть на законных, по моему мнению, основаниях, и спросил:
— Можно мне поприсутствовать?
Она:
— Пожалуйста.
Я сел сзади и из-за ее спины пытался что-то там хрюкать. Раз, другой, третий. Алла терпела, терпела, а потом сказала:
— Композитор, тебя здесь много!
Я замолчал, но, как ни странно, стал после этого бывать в ее доме. Она недавно вспомнила об этом, с удивлением глядя на меня:
— Ходил ко мне когда-то пожилой дяденька, а сейчас ты вроде моложе стал. В чем дело, не пойму.
— Это вы на меня так благотворно влияете, — объяснил я.
Между прочим, петь я, тем более с эстрады, никогда не собирался, был честным трудягой-композитором. Если и записывал сам свои песни, то от нечего делать. А в основном бегал по звездам — раздавал свою продукцию.
И вот однажды принес Алле свою кассету с записями группы «Кармен», чтобы протолкнуть этих ребят в «Рождественские встречи». Алла записи послушала и на следующий день звонит мне:
— Ребята слишком молодые, я их пока не возьму. А тебя возьму. Ты там поешь песню «Фиеста», очень симпатичную. Ну так давай, вперед!
И с этого все началось. Когда Алла приглашает человека, она сразу берет его в оборот. Мне тут же была назначена на завтра встреча, назван адрес, а зачем, почему — об этом ни слова.
Прихожу — там парикмахер. Алла отдает ему команду:
— Так. Сделай из него человека. Он должен стать легким, воздушным пудельком.
И мне принялись делать химию, потом накручивать, завивать. И действительно — я пришел домой весь как пудель.
Жена — в шоке. Стала тут же меня отмачивать в ванной бальзамами, стеная и охая, и ей как-то удалось все это немного смягчить. Во всяком случае, когда на следующий день я пошел на репетицию, люди от меня не шарахались. По пути я еще получил деньги, не помню, за что, положил их в портфель и с этим портфелем выхожу на сцену репетировать. А сам думаю: сейчас Алла, конечно, потребует оставить портфель, а куда я его дену — там как-никак деньги. И вдруг слышу голос Аллы:
— С портфелем очень хорошо! Не выпускай его — будешь всегда с ним ходить. И очки не снимай! Это твой имидж!
По-моему, меня никто всерьез не принял, наверное, из-за моей внешности. Я далек от идеализации, но мне кажется, что в своих программах Алла хочет помочь всем. На себе испытал.
Она — труженица. Задолго до «Рождественских встреч», в сентябре — октябре, уже сидит среди кучи кассет, включает-выключает магнитофон, пьет чай, курит, слушает, чертыхается, приходит в восторг. Может часами крутить записи из Сибири и кайфовать, если они нравятся.
Помню, однажды принес ей кассету Челобанова — она долго валялась на рояле. Алла не обратила на нее никакого внимания, потом как-то случайно воткнула эту кассету в магнитофон, и ее замкнуло на музыку Челобанова. Алла сразу поняла, что эта музыка написана на десять минут вперед. И в самом деле — только сейчас наступило ее время: «Мумий Тролль» и «Сплин» — отголоски того, что уже делал Челобанов. И хотя Аллу хаял дружный хор: «Что это такое? Кому это нужно? Кого она вытащила на сцену?» — она не только угадала новое, но и дала ему дорогу.
И вот что я думаю. Алла, прослушивая все эти кассеты, естественно, лучшее впитывает в себя. Это — почва для собственного творчества. Здесь, видимо, присутствует здравый расчет, стремление знать, от чего оттолкнуться, что придумать, что отвергнуть. Много лет быть первой на эстраде невозможно, только сидя за роялем с композиторами и ожидая от них песенок.
А как она работает над каждой новой песней! Могу рассказать историю рождения одной из них. Свое сочинение я переделывал для Аллы два раза. Принесу, покажу, а она морщится: что-то не так и не то. На третий раз пришел и говорю:
— Я думаю, эта песня больше подойдет для Кристины.
А она просит:
— Давай-ка я еще раз послушаю.
Слушает, ходит, напевая «ля-ля-ля», и вдруг:
— А чего это ты решил, что для Кристины? Я и сама могу это спеть.
Мне тут же пришлось переделать припев и еще кое-что подправить. Там были совершенно другие слова, а Алла придумала новый образ — «Сильная женщина плачет у окна». И на самом деле стала соавтором песни. Тут я ничего не преувеличиваю.
По-другому она и не может. Все песни перекореживает под себя. И делает это великолепно: она же сама — профессиональный автор, настоящий композитор-песенник. Хотя и старается это не афишировать.
А насчет ее популярности случай один расскажу.
Пугачева в тот вечер пела в Кремле. Это приблизительно год восемьдесят шестой, при Горбачеве, начало «перестройки». Мы, как обычно, сидели у нее на Тверской: Резник, я, целая комната народу.
Алла говорит:
— Все, поехали, а то опоздаем.
Мы выходим на улицу, у нее тогда была «Чайка», начинаем садиться, и оказалось, что мне места нет. Я так одиноко стою, а Алла мне:
— Ну, что ты стоишь? Езжай на своей машине.
— Да, как же! Меня же не пустят.
— Езжай!
И я на своем видавшем виды «жигуленке-восьмерочке» еду за ними и думаю: «Ну как я проеду в Кремль — место заповедное?» Мы подъезжаем к Боровицким воротам — никогда в жизни не позволял себе ехать прямо к ним, — я пристроился к «Чайке», а в заднее зеркало вижу, что ко мне несутся наперерез две канарейки с мигалками.
Мы останавливаемся у проходной, из будочки выходит солдат, а из канарейки выскакивают люди. «Ну, — думаю, — все. Сейчас меня повяжут». В этот момент царица открывает переднюю дверь и говорит:
— Этот композитор на машинке со мной.
Пауза. Пугачева! Солдатик в шоке накручивает вертушку:
— Товарищ полковник, тут Алла Борисовна..
И точно повторяет все, что она сказала, слово в слово, вплоть до «композитора на машинке». И потом:
— Есть. Слушаюсь!
И меня пускают. А «Чайка» уже уезжает быстро вперед. И вот я на своей «восьмерочке» еду по Кремлю и не понимаю, где я, начинаю блуждать, а часовые через каждые пятьдесят метров ничего не понимают, смотрят на моего «жигуленка», которого они не видели там никогда. Я спрашиваю:
— А где тут у вас Кремлевский дворец, как туда проехать?
Шел густой снег, и ощущение было такое, точно я в сказку попал.
«Встречи-92». Озеро надежды
Эта программа начиналась с эпиграфа — разговора с Пугачевой, что шел в ее доме, там, наверху, возле огромного окна. Эпиграф, правда, на этот раз неожиданно разросся.
— После «Рождественских встреч» я вообще две недели вскакиваю по ночам в холодном поту, —призналась Алла. — «Ой, не успеваю монтировать!» «Ой, уже пора в эфир сдавать!» Или кричу в страшном сне: «Боже мой, боже мой! Публика собралась, надо начинать, а еще ничего не готово!»
Может быть, мне кажется, но, по-моему, теперь время стало лететь быстрее. Раньше мне могли сказать:
— О, это было как вчера.
— Да что вы! — говорила я в ответ. — Это было вообще в другой жизни. Это было так давно!
А сейчас только-только закончились прошлогодние «Рождественские встречи», а уже новые начинаются. Как миг все пролетает.
— В библиотеке ВТО, — сказал я, — там, в конце Большой Дмитровки, я смотрел газетные вырезки о вас — их несколько толстенных папок. Так за 1991 год о «Рождественских встречах» ни одной толковой рецензии, только сплетни типа: «Пугачева там-то и там-то появилась с Челобановым и нежно прижималась к нему».
— А я вообще нежная, — улыбнулась Алла. Настроение у нее было отличное. — Я не только к Челобанову прижималась. Что я могу с собой сделать! У меня приступы нежности, Глеб Анатольевич. Вчера я и к вам прижималась! Ну и какой вывод из этого? Мне наплевать, что про меня будут судачить. Мне важен только данный момент, сегодняшний.
