Голому рубашка. Истории о кино и для кино - Эйрамджан Анатолий (бесплатные онлайн книги читаем полные txt, fb2) 📗
— Понял, — говорит. — Мне старшего брата своего освободить нужно.
— Расскажи, что ты теряешь… Вдруг я помогу себе? — говорю ему и снимаю наручники. — Мы же бакинские ребята, не чушки из района, у меня столько друзей азербайджанцев было! Не меньше чем армян или русских. Если приедут сюда, увидишь, как я их встречу!
— У меня тоже, да и у моего брата много друзей армян. Мы ж на Баилове жили. Вначале на Биби-Эйбате, потом возле рынка. Армянский район.
— Тогда говори, земляк, на каком хочешь языке. На каком тебе удобней.
— Да я на любом могу, — говорит Айдын и переходит на русский. — Все же наш общий язык это, скажи?
— Согласен, и если честно, я даже думаю на русском, — признался я ему.
— А я по-разному, — сказал Айдын. — Тем более в последнее время в Баку уже меньше на русском говорят.
— Я там давно не был, не знаю. Что этот чатлах сделал твоему брату?
— Придется мне рассказывать с самого начала. Не скучно тебе будет?
— Ты что? Сидим, коротаем время. Не забудь, солдат сидит, а служба идет. Мне ведь бабки капают.
— Брат в Баку стал беспокоиться за своих пацанов — одному тогда было 12 лет, а другому 10. Все время думал, что как только ребята подрастут, их заберут в армию и направят в Нагорный Карабах.
— Опять армяне виноваты! — усмехнулся я.
— Да, мы тоже так считали. Не было бы конфликта, все сидели бы в своих домах. А так смотри, 600 тысяч бакинских армян разбрелись по свету. А сколько азербайджанцев из Армении, с оккупированных территорий остались без крова? Столько же, если не больше.
— Мы с тобой в этом виноваты? — спрашиваю я его. — У нас кто-нибудь спрашивал наше мнение?
— И ты прав, — говорит он. — Так вот, подали мы на лотерею грин-кард и выиграли — и мой брат с семьей, и я. Представляешь, сразу так нам повезло. Продали квартиру в Баку, бабушкин дом в Ленкорани, мебель-шмебель — короче, около 80 тысяч насобирали бабок. Как их сюда везти? Самому младшему сыну брата, третьему, тогда было два года. И вот почти все деньги поместились в детскую коляску, в полдюймовые трубки, из которых она была вся сделана. Скручивали стодолларовые бумажки по десять штук и проталкивали в трубки. Прилегаем в Майами — весь багаж прилетел, а коляски нет. Те люди, что нас встречали по грин-карт программе, говорят: «Не жалейте о коляске, мы вам купим новую в сто раз лучше.». А брат говорит: «Нет, я буду сидеть в аэропорту, пока не получу свою коляску. Мой сын к ней привык.» Что делать? Эти люди пошли, узнали и сообщили, что коляска прилетит следующим рейсом из Нью-Йорка через 5 часов. Все это время мы сидели в аэропорту и ждали нашу коляску. Хорошо, получили ее. Это я тебе рассказываю, чтобы ты знал, как дороги нам эти деньги. В этих 80 тысячах труд всей нашей семьи, начиная с бабушки. Отец с братом работали в НПУ имени 26-ти бакинских комиссаров, отец слесарем, а брат оператором в компрессорной. Я закончил техникум и работал строителем — клал кафель, паркет.
— Хлебная специальность у тебя, — сказал я.
— Не жалуюсь, — говорит Айдын. — Сейчас тайл здесь кладу, ламинейт — что хочешь. Если будет надо — имей в виду. Как земляку скидку сделаю. Так вот, сразу после приезда брат стал присматриваться, во что бы вложить деньги. Остановился на том, чтобы сделать свою пекарню. Он всегда хорошо готовил, а тут совсем нет кутабов, лаваша, наших сладостей вроде пахлавы, шякяр-чурека, — сам знаешь. Свели его с человеком, который сдает помещение в рент. С этим самым Эмилио. Договорились о цене, хотя тот вначале заломил выше крыши. А потом он спрашивает брата сколько он собирается вложить в это дело. Брат говорит: «80 тысяч». Эмилио говорит: «Раз у тебя есть такие деньги, зачем тебе такая головная боль — утром рано вставать, целый день находиться в горячем цеху, и притом неизвестно, пойдет у тебя дело или нет.» «А что мне делать?», — спрашивает брат. «Я бы на твоем месте вложил бы деньги в ценные бумаги, — говорит Эмилио, — они в месяц будут с этой суммы приносить тебе самое меньшее 2000 долларов. Думаю, это столько же, сколько даст тебе пекарня, только без геморроя». Брат подумал два дня, посоветовался с кем мог, составили они с Эмилио договор и брат отдал ему деньги наличными. Месяца четыре он получал от Эмилио по 2000 долларов; иногда чуть меньше, иногда больше, в зависимости от котировок на бирже, как объяснял ему Эмилио. А однажды он ничего брату не дал, сказал, что акции резко упали и все, кто их имел, понесли убытки, включая моего брата и Эмилио. Таков, мол, закон биржи, закон капитализма. Брат говорит, я ничего не знаю, возвращай мои деньги или, клянусь, я убью тебя. Эмилио стал кричать, чтобы народ собирался — дело у него в офисе происходило, а брат совсем завелся, повалил его и стал метелить и говорить, что это только начало, и если он не вернет деньги — ему крышка. Успел хорошенько навалять ему, но люди из соседних офисов вызвали полицию, брата взяли, а потом на суде дали шесть лет. Договор, который подписал мой брат с Эмилио, юристы признали законным, а там маленькими буквами было написано, что в случае обвала на бирже брат никаких претензий к Эмилио иметь не будет. После суда я остановил Эмилио и сказал ему: «Запомни, ты не знаешь, кто такие кавказцы. Мы таких вещей не прощаем, если мы не отомстим, отомстят наши дети, внуки. Такой закон наших гор». И ушел. Вот после этого он, очевидно, и нанял тебя. А я убивать его не собираюсь, мне главное — освободить брата и вернуть наши деньги.
— А чего ты вокруг дома ходил? — спрашиваю я.
— Вчера ночью я проезжал мимо дома и свет не горел здесь. Я подумал, вдруг он сбежал уже. Пришел сегодня, чтобы проверить.
— План есть у тебя? — спрашиваю я.
— Пока нет, но знаю, что земля у него должна гореть под ногами. Надо его пугать, делать вид, что кто-то пытается проникнуть к нему в дом — сегодня я хотел сломать стекло в подвале. В конце концов он не выдержит и сам начнет искать со мной встречи. Но вот ты не вовремя появился.
— Очень даже вовремя, — говорю. — Считай, что тебе крупно повезло. Если вместо меня сейчас здесь был бы американец или испанец — твоя эпопея тут же бы закончилась. А со мной она только начинается.
— Что ты хочешь сказать? — спрашивает Айдын.
— А то, что я тебе буду помогать, — говорю ему. — Ты будешь знать о всех его передвижениях, планах. Через меня. И не может такого быть, чтобы два бакинца, центровых в общем парня, не смогли бы проучить этого чатлаха.
— До конца жизни буду благодарен тебе только за эти слова, — говорит Айдын. — А если поможешь — я в долгу не останусь.
Достал я початую бутылку «Хенесси», которую открыл для Нинки в Фениксе, разлил по бумажным стаканчикам. Мы выпили.
Я тебе сейчас одну музыку включу — для тебя будет большим сюрпризом! говорю Айдыну и ставлю в CD-проигрыватель диск с азербайджанской музыкой. Тихую громкость дал, чтобы мой гётверан не услышал и не проснулся. — Ну, как?
— Кто это? — сразу обалдел Айдын.
— Эюб Якубов! — говорю ему. — Когда я уезжал, я его там не слыхал. Недавно, видно, появился. Но как поет!
— Поверишь, — говорит Айдын, — с тех пор как мы приехали, а уже больше года прошло, я первый раз нашу музыку слушаю. — Джан э джан! — расчувствовался он после того, как Эюб хорошую соловьиную трель засандалил.
— Я тебе этот диск дарю, — говорю ему. — А себе я новый из Интернета скачаю. Только послушаем пока.
— Спасибо, дорогой, — говорит Айдын и я чувствую, говорит от всего сердца. А я такой человек, когда мне от чистого сердца что-нибудь говорят или делают, мне хочется еще больше тому человеку что-то сделать.
— Давай будем думать теперь, как наказать твоего чатлаха, — говорю. — Одно знаю точно, он очень жадный, по жизни недальновидный и большой бздун.
— Вот на то, что он бздун — я на это очень надеюсь, — говорит Айдын. — Но и опасность в этом есть — он может капнуть в полицию, и ему вдруг поверят на слово — я их законов не знаю!
— Так просто полиция тебя не возьмет — нужны хотя бы косвенные улики. Например, соседи скажут, что видели твою машину возле его дома неоднократно. Ты где машину поставил?
