Гитлер в Вене. Портрет диктатора в юности - Хаманн Бригитта (книги онлайн бесплатно серия .txt) 📗
Если Италию нельзя рассматривать в качестве надёжного союзника, то следует воспользоваться моментом и избавиться от этого опасного врага, — так считал Хётцендорф, начальник императорского и королевского Генерального штаба.
Надпись: «Сербия должна умереть!»
Старый император категорически возражал против любой превентивной войны. Предательское нападение на союзника, которому он неоднократно клялся в верности, не соответствовало представлениям Франца Иосифа о чести и праве. В 1911 году после крупной ссоры он отстранил Хётцендорфа от должности, но в 1912 году, по желанию наследника престола эрцгерцога Франца Фердинанда, тот снова стал начальником Генштаба, оставшись при своём мнении по поводу Сербии, Италии и превентивной войны.
Гитлер-политик, заинтересованный в хороших отношениях с Италией, отлично знал историю сложных взаимоотношений Австро-Венгрии и Италии. Он вполне понимал нелюбовь итальянцев к империи Габсбургов: Италия взорвалась бы, если б правительство решилось отправить на поле битвы к ненавистным Габсбургам хоть одного итальянца в качестве союзника… То, как Габсбурги веками попирали свободу и независимость итальянцев, забыть невозможно, даже если очень захочешь. Но этого никто и не хотел — ни народ, ни правительство. У Италии было два варианта — или союзнический договор, или война. Выбрав первый, можно было спокойно готовиться ко второму [1483]. Итак, Гитлер, как и Хётцендорф, полагал, что Италия только и ждёт подходящей минуты, чтобы нарушить союзнические соглашения и начать войну против Австро-Венгрии.
Личные письма и дневники той эпохи свидетельствуют, что все слои населения готовились к войне и всё больше её одобряли. Даже Мария Валерия, 40-летняя дочь императора, записала в дневнике: «Слухи о войне не прекращаются… Но ведь вполне можно предположить, что такое крупное потрясение, каким станет эта война, принесёт не только зло, но и благо… что снова появятся люди с твёрдым характером, которых так не хватает нашей эпохе» [1484].
На скорое начало военных действий уповали и пангерманцы, пусть и по другим причинам. Пангерманцы надеялись, что в итоге войны многонациональное государство очень скоро распадётся на части и Германская Австрия сможет присоединиться к Германской империи. С их точки зрения, Двойственный союз Германии и Австро-Венгрии был ошибкой, ведь Берлин якобы не подозревал об истинном положении дел в Дунайской монархии и позволил той тянуть себя на дно. Газета «Альдойчес Тагблатт» постоянно призывала Берлин предоставить государство Габсбургов его неизбежной печальной участи и не допустить того, «чтобы прямо у границ Германской империи 10 миллионов немцев уничтожили как нацию, создав сильное и враждебное немцам государство» [1485].
Гитлер до конца своих дней отстаивал данную точку зрения, приводя те же аргументы. Германское правительство, якобы не имея представления о реальной внутриполитической ситуации своего союзника [1486], должно было расторгнуть союз с Австро-Венгрией: Я торжественно заявляю, что если бы Германия была в то время национал-социалистическим государством, то я как государственный деятель предоставил бы Австрию её судьбе. Я не стал бы отправлять миллионы людей на поле боя только ради того, чтобы спасти этот политический труп [1487]. Войну следовало начать гораздо раньше: Проклятием как немецкой, так и австрийской дипломатии было то, что они всё время пытались отодвинуть неизбежный час расплаты, пока наконец им не пришлось действовать в самый неподходящий момент [1488].
Постоянно критикуя Габсбургскую монархию, императорскую и королевскую армию, Гитлер всегда делал исключение для Франца Конрада фон Хётцендорфа. Он выказывал этому генералу всяческое уважение за то, что тот стремился начать превентивную войну и нарушить союзнические обязательства ради жёсткой политики с позиции силы и мнимой военной необходимости. В 1941 году Гитлер говорил о полководцах Первой мировой войны так: Самым толковым из военачальников был, видимо, всё-таки Конрад фон Хётцендорф. Он чётко осознавал, что именно следует делать с политической и с военной точки зрения, просто у него не было подходящего инструмента [1489]. Под «инструментом» Гитлер подразумевал австро-венгерскую армию.
12 марта 1939 года, в День памяти героев, фюрер Великогерманской империи приказал возложить в знак уважения венки на три могилы — графа Гинденбурга в Танненберге, Людендорфа в Тутцинге, Конрада фон Хётцендорфа в Вене [1490].
Гитлер обладал весьма основательными познаниями в военной истории, вполне можно доверять следующему его утверждению в письме от 1921 года: В двадцать два года я с особым пылом бросился изучать военно-политические труды и с тех пор постоянно и интенсивно занимаюсь мировой историей [1491].
Источником знаний стали для него в первую очередь работы пангерманцев. Особенно его интересовала история германских и австрийских немцев, причём в том ключе, как её преподавал профессор Пётш в Линце и как её излагали венские пангерманцы. Это войны и военное искусство, начиная с херусков, потом освободительные войны, 1848 год, сражение при Кениггреце и наконец кульминация военной истории немецкой нации — победа над французами во Франко-прусской войне 1870–1871 годов, которая и стала предпосылкой создания Германской империи.
По свидетельству анонима из Брюнна, в 1912 году у Гитлера была всего одна книга — двухтомная «Иллюстрированная история Франко-прусской войны 1870–71 годов» — «сокровище, которое он тщательно оберегал». Возможно, оберегал ещё и потому, что это была любимая книга его отца. Напоминая Гитлеру об отце, она служила символом объединявшего их преклонения перед немецким национальным государством, которое создал Бисмарк.
Аноним сообщает: «Гитлер очень любил поговорить об этой войне и о её героях, он демонстрировал при этом солидные познания. Столь же хорошо он знал войну 1866 года, которой тоже восхищался. Он знал всех полководцев, принимавших участие в этой войне. Глубочайшее восхищение и почтение вызывал у него Мольтке и, конечно же, Бисмарк. Последний был его главным кумиром». По словам анонима, Гитлер отказывал в уважении только Вильгельму II Гогенцоллерну, что тоже полностью соответствовало точке зрения шёнерианцев: Этот политический молокосос посмел убрать Бисмарка! А ведь он обязан Бисмарку властью. Ханиш пишет, что Гитлер презрительно называл Вильгельма II надутым хвастуном, который позирует скульпторам.
В дальнейшем Гитлер любил черпать из кладовой своих знаний примеры и подробности для подтверждения своей правоты. После Сталинградской битвы, когда для немцев сложилась катастрофическая ситуация, он вспомнил в разговоре с Миклошем Хорти, регентом Венгрии, сражение при Кениггреце: На войне точно можно знать лишь то, насколько плохи твои дела, но ты никогда не знаешь, насколько плохи они у противника… Если бы проигрывающий знал, в каком тяжёлом положении находится другая сторона, он бы перетерпел и благодаря этому одержал бы победу. В сражении при Кениггреце прусская армия около четырёх часов пополудни находилась в критической ситуации. Но австрийцы этого не заметили, и поэтому победа в конце концов осталась за более стойкими пруссаками. В шесть часов вечера Мольтке уже мог закурить свою знаменитую сигару, потому что самое страшное было позади. Точно так же обстоят дела и сегодня [1492].
