В кругу королев и фавориток - Бретон Ги (мир бесплатных книг .txt) 📗
Я распорядилась поскорее забрать ее из девичьей и поместила в отдаленную комнату вместе с моим врачом и несколькими женщинами, которые должны были помочь, и обеспечила ей хорошую помощь. Богу было угодно, чтобы она произвела на свет девочку, которая к тому же была мертвой».
У Маргариты вырвался вздох облегчения. Она поблагодарила небо за то, что все так обернулось, и снова легла в постель.
Вернувшись с охоты, Наваррец пошел проведать Фоссез, которая переживала свою неудачу и была обижена на то, что Маргарита сочла возможным вернуться к себе и лечь спать. Король бросился будить жену и стал упрекать, что она так безжалостно покинула его любовницу. И тут между супругами разразился ужасный скандал. Молодая королева, почувствовав себя оскорбленной, решила вернуться в Париж.
…В Париж, где она надеялась увидеть Шанваллона.
Через несколько дней после этой сцены Маргарита, начавшая было уже собирать чемоданы, выложила белье обратно в шкафы, отменила лошадей и заговорила с Наваррцем почти любезным тоном.
Откуда такая перемена?
Все дело в том, что, как ей стало известно, Шанваллон покинул Париж и отправился в Лондон, где герцог Анжуйский собирался начать ухаживать за королевой Елизаветой, «Дорогой братец» Маргариты действительно надеялся жениться на «женщине без мужчины», и пребывание его в Англии оказалось столь богатым на всевозможные пикантные события, что об этом, я полагаю, надо сказать несколько слов.
Как известно, королева-девственница отличалась непоколебимой строгостью нрава, и никто ни разу не видел, чтобы она проявила хоть какое-то подобие мягкости в отношении мужчин. В любых обстоятельствах взгляд ее оставался холодным. Однако, когда к ней прибыл герцог Анжуйский, она была так смущена, что, ко всеобщему изумлению, при первой же встрече поцеловала его прямо в губы…
Несколько растерявшийся, Франциск попытался произнести что-то любезное, по она тут же оборвала его:
— Я очень счастлива видеть вас, И я хочу, чтобы вы приняли это в память о сегодняшнем дне.
К нему приблизился камергер и протянул великолепный перстень.
Еще более сконфуженный, французский принц пролепетал слова благодарности. Но Елизавета не дала ему докончить и быстро потащила его в свои личные покои.
В течение трех месяцев английская королева оказывала ему всевозможные знаки внимания, и когда в феврале 1582 года Франциск собрался покинуть Англию, она разразилась рыданиями в присутствии всех своих министров и попросила принца впредь считать ее своей супругой.
Была ли «женщина без мужчины» действительно влюблена? Возможно. И если бы брак, задуманный Екатериной Медичи, не был в конце концов расстроен рядом политических событий, история англо-французских отношений, без сомнения, была бы иной…
Как только ей стало известно, что Шанваллон вернулся в Лувр, Маргарита снова повела себя с Наваррцем высокомерно, снова заказала лошадей и собрала свой багаж.
И в этот момент из Парижа пришло письмо. Екатерина Медичи, никогда не терявшая надежды разъединить Генриха Наваррского с его армией, написала дочери: «Было бы хорошо, если ваш муж прибыл бы с вами в Париж. Король ваш брат этого очень желает. Если вам не удастся его уговорить, захватите с собой Фоссез, и он последует за ней».
В конце февраля Маргарита выехала из Нерака, увозя с собой в наглухо закрытой карете разъяренную Фоссез. Как галантный кавалер, Генрих Наваррский сопровождал своих дам до Ламот-Сент-Эре, в Пуату, где их встречала специально прибывшая Екатерина Медичи.
В первый момент флорентийка решила, что задуманный ею трюк удался; но однажды вечером Наваррец поцелозал жену, подмигнул любовнице, пожал руку теще и возвратился к себе.
Нетрудно догадаться, что недовольны этим были все:
Екатерина и Маргарита, потому что замысел сорвался, Фоссез, потому любовник покинул ее с такой легкостью. А в результате путешествие из Ламота в Париж превратилось в сплошное препирательство трех женщин, причем Фоссез пришлось смириться с тем, что именно на нее была возложена ответственность за провал.
По возвращении в Лувр Маргарита ее просто прогнала.
Наваррец, у которого были свои информаторы в столице (и даже во дворце), тотчас об этом прознал и написал жене очень строгое письмо, приказав вернуть Франсуазу ко двору и обращаться с нею как с сестрой.
Ответ Маргариты был полон горькой иронии:
«Что касается вашей дочери, то, к моему великому сожалению, мне уже кое-что о ней говорили и продолжают говорить каждый день. Вы пишете, месье, что для того, чтобы заткнуть рот королевам или всем тем, кто говорит со мной об этом, мне следует отвечать, что вы ее любите и поэтому я тоже ее люблю; такой ответ можно было бы счесть подходящим, если бы речь шла о ком-то из ваших слуг или служанок, но только не о чашей любовнице! Будь я по своему рождению недостойна чести называться вашей женой, я ба не сочла такой ответ плохим; но, будучи такой, какая я есть, я нахожу его неприличным и никогда себе этого не позволю. Разумеется, вы не без основания полагали, что я подчинюсь вам, поскольку по вашей милости я уже пережила больше, чем любая другая не только принцесса, но и простая девушка в состоянии пережить, оказывая ей помощь, скрывая ее оплошность, а потом и пряча ее у себя. И если все это нельзя назвать желанием вам покориться, то я не знаю, что вы под этим подразумеваете…»
Екатерина Медичи давно уже хотела высказать зятю все, что о нем думает. И она написала ему поразительное письмо, которое приводится ниже и в котором она без обиняков указывает на то, что мужу, обманывающему свою жену, незачем трубить об этом на всех перекрестках:
«Вы, конечно, далеко не первый молодой супруг, который ведет себя так неблагоразумно в подобных обстоятельствах; но, по моему мнению, вы первый и единственный, кто после всего случившегося позволяет себе разговаривать в таком тоне со своей женой. Мне выпала честь быть женой короля, моего господина и вашего суверена, и должна сказать, что самым большим для него огорчением было то, что я узнала о таком же событии. Поэтому, когда м-м Флеминг оказалась беременной, он счел необходимым отослать ее; с м-м Валансийской, как и с м-м д`Этамп, тоже все было по чести. Нельзя так обращаться с порядочными женщинами, тем более из такого дома, нельзя оскорблять их в угоду какой-то потаскухе, потому что всем известно о ребенке, которого она родила. Вы слишком благородного происхождения, чтобы не знать, как вам следует вести себя с дочерью вашего короля и с сестрой того, кто правит сегодня всем этим королевством и вами, с женщиной, которая, помимо всего прочего, чтит вас и любит так, как и положено порядочной женщине. Именно я приказала отослать из дворца „это красивое животное“, потому что, пока я жива, я не допущу ничего, что могло бы испортить или убить дружеское расположение столь близких мне людей, как моя дочь, не допущу, чтобы близкие мне люди враждовали друг с другом. Поэтому прошу вас, после того как гонец из Фронтенака доставит вам самое худшее известие из тех, что могут восстановить вас против жены, поразмыслить над тем, какой ущерб вы нанесли самому себе, и вернуться на правильный путь».
Генрих Наваррский на письмо не ответил. Оно и понятно, пока письмо шло, он познакомился с грациозной Корнзандой де Грамон и уже позабыл о Фоссез.
Последняя, возмутившись до глубины души, не удостоила его даже ругательного письма; вместо этого она осветила сиянием «красивого животного» несколько дружеских домов, смутила покой дворянина Франсуа де Ерока, вышла за него замуж и составила его счастье на всю оставшуюся жизнь, пользуясь опытом, приобретенным в постели Беарнца.
Неприятности, причиненные ей изгнанием Фоссез, были, однако, не настолько серьезны, чтобы помешать Маргарите с головой отдаться любви с ее прекрасным Шанваллоном.
Побаиваясь короля, который никогда не переставал ее ревновать, она вынуждена была прибегать к поистине водевильным ухищрениям, чтобы принять любовника у себя в комнате. Ради этого она подкупила столяра, который под предлогом доставки в ее покои материалов, необходимых для изготовления небольшой внутренней лестницы, являлся к ней каждый день, таща на спине тяжеленный сундук, в котором, скрючившись и не смея дохнуть, сидел Шанваллон.
