Джими Хендрикс, история брата - Хендрикс Леон (книги онлайн читать бесплатно txt) 📗
Напрягаясь, он силился вспомнить, где он оставил линию в прошлый раз, но, так и не вспомнив, где ей полагалось быть, пожимал плечами и допивал содержимое бутылки до конца.
Многое в сознании моего брата поменялось после смерти мамы. Он стал ещё более замкнутым и молчаливым, даже когда мы играли с соседскими мальчишками. Я бы сказал, что у него стало расти чувство обиды на отца, которое он стал прятать от всех далеко внутри. Думаю, он считал отца виновным в том, что мама умерла такой молодой. Ведь ей было тогда всего 32.
Но гнев Бастера так никогда и не вылился на отца. Он только иногда, когда мы оставались наедине, говорил мне:
— Он не наш отец, — часто повторял он мне. — Поверь мне. Мама мне это сказала сама. Но теперь она умерла, умерла из–за него.
Брат рассказывал мне, что они с мамой, пока она была жива, часто вместе беседовали. И она как–то сказала ему, что папа не настоящий наш отец. На протяжении всей своей жизни Бастер вспоминал её слова, но я так и не узнал от него никаких подробностей.
Только много лет спустя, уже после смерти брата, тётя Долорес сообщила мне, что очень может быть, что его отцом был Джонни Пейдж. Похоже он тоже имел виды на нашу маму в то же время, и их часто видели вдвоём, когда отец был в армии. К сожалению, это всё, что мне удалось выудить тогда из тёти Долорес. Больше она к этой теме никогда не возвращалась.
Брат тоже подробно никогда не рассказывал мне, что особенного тогда сообщила ему мама про отца. Хотя он мне часто повторял, что "он нам не отец" в буквальном смысле. Я же думаю, что его горечь и обида на отца, трансформировались в его сознании и выразились в этой формуле, которую он часто повторял. Ведь только настоящий отец будет столько няньчиться со своими детьми, сколько няньчился в то время с нами папа. Хотя, оборачиваясь на прожитую мною жизнь, я иногда думаю, что брат мог быть и прав, ведь те времена так отличаются от нынешних. Я так долго был уверен, что Эл Хендрикс мой отец. Он был рядом с самого моего рождения и я не знаю никого другого, кого я мог бы назвать своим отцом.
* * *
Однажды днём, когда мы с Бастером ещё жили в доме миссис МакКей, брат нашёл в чулане старую поцарапанную Сирс, акустическую гитару Рёбака Кея. У миссис МакКей был прикованный к инвалидному креслу сын и, думаю, это была его гитара, на которой он играл до болезни. Кто знает, сколько она провалялась в чулане? На ней сохранились три ржавые струны, а её шея была несколько погнута. Клей высох и дека, буквально, готова была каждую секунду отвалиться. Но для Бастера, она была как первая любовь. Он уже многому научился, благодаря своей укелеле, но натягивание проволоки на нашу большую железную кровать его уже больше не удовлетворяло. Впервые в жизни Бастер держал в руках настоящую гитару.
— Можно я возьму её себе, миссис МакКей? — спросил он. — Пожалуйста, очень вас прошу.
— Вот что я тебе скажу. Я продам её тебе за 5 долларов, — ответила она. — И как только я получу деньги от твоего отца, она будет твоя.
Как только отец вернулся, Бастер кинулся его упрашивать. Но отец был категорически против. Он был воспитан в строгих правилах времён Великой Депрессии и полагал, что музыка — это пустая трата времени.
— Я не собираюсь покупать тебе гитару, Бастер, — ответил ему отец. — Тебе стоит выучиться лучше работать руками, парень. Мы ходим в поля каждый день, роем канавы, стрижём траву, корчуем пни… за это нам платят. Гитарой ты денег не заработаешь!
Бастер был в растерянности, отец за работу давал ему 1 доллар в неделю, я же мог дать ему только свои 50 центов, а нам предстояло накопить целых 5 долларов, чтобы выкупить у миссис МакКей эту гитару. Но был ещё один путь. Мы все сидели за столом, на день Благодарения к нам пришла тётя Эрнестина, и Бастер рассказал ей об этой старой повидавшей виды гитаре. И чем больше он ей рассказывал, тем с большим интересом она его слушала. Тёте Эрнестине стало ясно, что отец никогда не добавит Бастеру денег. Когда же она через стол бросила на отца грозный взгляд, отец немедленно принял оборону.
— Вот то, почему я не собираюсь покупать Бастеру гитару, — начал отец, — я не хочу, чтобы он сбился с пути.
Его объяснение рассмешило меня. Звучало это так, как если бы мы с Бастером уже шли в правильном направлении и я представил, как отец сейчас продолжит свои разглагольствования и скажет что–то вроде: "Я хочу, чтобы мои сыновья, научились ценить работу в поле, научились напиваться вечером и научились проигрывать все заработанные за день деньги в карты." Тётя Эрнестина не верила ушам своим и они стали приводить причины, почему стоит и почему не стоит добавить Бастеру денег на гитару. Когда же доводы отца превратились в сплошные оскорбления в её адрес, он пришла в такое негодование, что перегнувшись через стол, влепила ему звонкую пощёчину. Потрясённые, мы с Бастером следили за разворачивающимися событиями затаив дыхание. Никогда прежде мы не видели, чтобы кто–нибудь решился перечить отцу. Немного успокоившись, она раскрыла свою сумочку и положила что–то на стол перед собой. Это была 5 долларовая банкнота.
— Вот, Бастер, теперь ты можешь сам купить ту гитару, — произнесла она, протягивая банкноту брату.
Наш старик весь дымился, его лишили права запретить Бастеру спуститься прямо сейчас же в холл к миссис МакКей и купить у неё эту гитару. Хотя отец и не мог уже помешать ему, не могу сказать, что он был особенно рад случившемуся. Однако, ситуация оказалась в руках тёти Эрнестины и он готов был сделать всё, чтобы только придержать её язык. Поэтому он разрешил Бастеру сделать то, что тот так хотел.
Брат вместе с парой своих товарищей, тоже начинающих играть на гитаре, отправился в музыкальный магазин и купил набор жильных струн за 75 центов. Хотя они и назывались catgut–струнами, я был несказанно удивлён, узнав, что сделаны они вовсе не из кошачьих кишок. На самом деле это было сокращённое из "cattle guts" и струны производились из бычьих жил. В то время на классические гитары натягивали только такие струны, и большинство исполнителей фламенко предпочитали именно их. Парни из магазина помогли Бастеру натянуть их, но сделали это они как обычно, под правую руку.
Брат уже натренировал руку, играя на воображаемой гитаре, в роли которой выступал отцовский веник, так что я не волновался и минуты, когда у него в руках появился настоящий инструмент. Первое, что он сыграл на своей новой акустике, это была тема из телешоу Питер Ганн, думаю потому, что она играется на одной струне. Чтобы я не мешал ему, он взял цветной карандаш и… привязал его к моему запястью, усадив меня рядом перед чистым листом. Пока он играл, я рисовал и раскрашивал один лист за другим, так проходили часы. Сколько его помню, Бастер всегда был левшой и, естественно, он и гитару держал не как все. Вся музыка была вверх тормашками, пока он не догадался переставить струны под левую руку, чтобы ему удобно было играть. Отец был очень суеверным, особенно относительно того, что он считал "нормальным". В те дни очень многие так считали. И быть левшой для них для всех, означало одно — человека отметил дьявол. И не нашему отцу следовало быть одним из таких, кто осуждает других. Он сам родился с шестью пальцами на каждой руке и бабушка Нора, медсестра по образованию, знала, как ампутировать палец. В те дни это делалось так, брали шёлковую нитку, завязывали ею нежелательный палец, и с каждым днём обматывали его всё туже и туже. В итоге палец отделялся и отваливался. Но у отца выросли на этих местах отростки с маленькими ногтями.
После миссис МакКей Бастер с отцом жили у кузины Грейси и её мужа, Бадди, но недолго, в 1434 по Парк–Стрит на углу 29–й. Одновременно с ним переехал и я от мамы Джаксон в другую семью. Доминиксы жили напротив средней школы Мини–Джуниор на окраине Сиэтла. Их дом был в нескольких милях от того места, где жили отец с Бастером и я впервые оказался так далеко от них. Несмотря на то, что брат был занят со своими друзьями и часто не мог приезжать, его футбольная команда, Capitol Hill Fighting Irish, постоянно приезжала в Мини играть с местной командой. Поэтому мы время от времени виделись.
