Идея истории. Автобиография - Коллингвуд Роберт Джордж (читать бесплатно книги без сокращений .txt) 📗
Стало быть, чтобы философская рефлексия была плодотворной, философ должен обладать опытом самостоятельного мышления в той области, которая служит предметом его исследования. Так, философское рассмотрение искусства — эстетика — предполагает отнюдь не заочное знакомство теоретика с художественно-образным мышлением и в его первозданно-творческой форме, и в виде сотворчества — воссоздания «чужого» эстетического опыта при освоении «готовых» произведений искусства.
Философия истории тоже не составляет исключения из правила: по-настоящему размышлять об особенностях исторического познания может лишь тот, кто вовлечен в исследование прошлого, освоил необходимую для этого процедуру и научился ее применять, кто овладел секретами профессии. Иначе говоря, философ, занимающийся этой темой, должен одновременно быть и историком, профессионально квалифицированным историком, хотя и не обязательно «институционализованным» в рамках этой профессии (т. е. он может быть любителем по своему социальному статусу, но профессионалом по навыкам работы).
Но этого мало. Можно быть каким угодно крупным историком, но совершенно неискушенным в философской рефлексии. Тогда результат будет не менее плачевным, чем в том случае, когда по наслышке разглагольствуют об исторической науке, не зная, что это такое на самом деле. Историк, не имеющий навыков философского мышления, склонен некритически заимствовать популярные в той или иной среде философские взгляды, сквозь призму которых он рассматривает и искажает собственный опыт работы. Искажает потому, что популярные взгляды чаще всего представляют собой устаревшую метафизику, возникшую в свое время для решения совсем иных проблем. Адекватное самосознание исторического мышления нуждается поэтому в критике философских предубеждений, расчищающей почву для построения правильной теории.
В общем человек, способный успешно работать в области философии истории, должен быть философски мыслящим историком, или, что то же самое, но с несколько иным акцентом, исторически мыслящим философом, и только гармоническое сочетание философского и исторического методов мышления позволяет достичь желаемого результата. Но в этом единстве решающее значение имеет опыт, опыт исторического мышления, потому что без него самая лучшая философия лишается эмпирической основы для своих обобщений и начинает работать вхолостую.
Выдвигая это требование единства опыта и философского обобщения, Коллингвуд имел основания надеяться, что его собственная деятельность в полной мере этому требованию соответствует. Параллельно с философской работой он продолжал исторические изыскания в области древней истории Великобритании. Помимо участия в полевых археологических исследованиях, он пробует свои силы в построении синтетической картины римской Британии, которая объединяла бы в единое целое увеличивающуюся массу накопленных данных. Промежуточной стадией на пути к этой цели были регулярно публикуемые им в журналах региональных археологических обществ Великобритании обзоры состояния исследований в этой области (например, обзор раскопок Адрианова вала).
В 1923 г. появляется и его обобщающая работа «Римская Британия», которую проф. Ричмонд назвал «шедевром» исторического синтеза [148]. В 1930 г. он выпускает «Археологию римской Британии», в которой «впервые археологический материал был упорядочен в соответствии с типологическими принципами, и эта типология была в основном его собственным изобретением» [149]. Осуществляя замысел своего учителя Хаверфилда, замыслившего создать полный «Корпус латинских надписей для Британии», Коллингвуд разработал специальную технику воспроизведения надписей, в которой нашло применение его мастерство рисовальщика. Эта огромная работа была завершена уже после его смерти [150].
В 30-е же годы выходят и основные философские труды Коллингвуда: «Очерк философского метода» (1933), «Основания искусства» (1938), «Автобиография» (1939), «Очерк метафизики» (1940), «Новый Левиафан» (1942). Эти публикации усиливают интеллектуальную изоляцию Коллингвуда в позитивистски окрашенной атмосфере британской академической философии того времени. Неопозитивисты, претендовавшие на то, что им впервые удалось поставить анализ философских проблем на почву науки, внесли в философию радикально антиисторический стиль мышления. С их точки зрения, историко-философская традиция никакого научного значения не имеет, ибо философы прошлого не владели современными методами логического анализа «предложений науки» и потому не смогли даже правильно сформулировать интересовавшие их вопросы, не то что их решить.
«Научная философия» в неопозитивистском понимании обязательно требует особенного, сконструированного средствами математической логики «идеального языка» с особой семантикой и синтаксисом. Все, что не может быть выражено на этом «идеальном языке», с легким сердцем объявлялось «бессмыслицей». Отсюда — и неопозитивистская идея «революции в философии», происшедшей будто бы после изобретения «идеального языка». Стоит только в это уверовать, и можно отвергать традиционную философию, не вникая в нее, с блаженным ощущением освобождения от гнета вековых заблуждений. Ну, а эпигоны классической традиции вообще внимания не заслуживают.
Это и предопределило отношение к Коллингвуду со стороны его коллег-философов в Англии того времени. С ним просто не дискутировали, считая безнадежным ретроградом, недостаточно искушенным в методологии научного познания. Иначе, пожалуй, и быть не могло: ведь Коллингвуд отстаивал совсем иное понимание философии, опирающееся на диалектический историзм. Согласно этому воззрению, впервые разработанному Гегелем, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно измененном, чтоб не сказать неузнаваемом, виде.
В таком примерно духе и выдержаны основные философские произведения Коллингвуда. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Сам Гегель, как известно, не удержался на высоте диалектического метода и в полном противоречии с его рациональным смыслом постулировал завершение исторического процесса и вместе с этим — абсолютную законченность своей философской системы [151]. В этом и заключалось, как показал Ф. Энгельс, основное противоречие гегелевских воззрений, в которых абсолютный идеализм одержал верх над диалектическим историзмом. Это же противоречие, как мы видели, выступило на поверхность и в первом крупном философском произведении Коллингвуда — «Speculum mentis».
В дальнейшем Коллингвуд попытался смягчить остроту возникшего здесь противоречия, и вся последующая его философско-историческая рефлексия пронизана стремлением согласовать философскую характеристику исторического знания с реальным опытом современной исторической науки, со всеми ее проблемами и трудностями. И если не всегда теория Коллингвуда-философа адекватно отражала практику Коллингвуда-историка, то во всяком случае неизменной оставалась его ориентация на обобщение реального опыта познания в противовес спекулятивной дедукции из априорных «первопринципов», чем довольно часто грешил философский рационализм. Эта ориентация на реальный опыт познания и делает «Идею истории» полезной и поучительной книгой.
