Как это было: Объединение Германии - Горбачев Михаил Сергеевич (читать онлайн полную книгу .TXT) 📗
Существенным итогом этой первой встречи с канцлером в Москве была договоренность о моем визите в Германию в 1989 году.
На значимость события обратили внимание во всем мире. Из окружения Коля в Москве нам стало известно, что канцлер очень внимательно следил за реакцией союзников по НАТО. Опасался, что ему «может влететь», когда вернется. Насторожило его выступление двух французских газет — «Котидьен де Пари» и «Фигаро», — которые прямым текстом писали, что характер визита ставит под сомнение верность Коля союзническим обязательствам. Во время его пресс-конференции французы задавали ядовитые вопросы: вы столько дали русским, а что получили взамен? Несколько выпущенных узников совести? А как теперь будет с франко-германским альянсом и другими обещаниями французам? Не взял ли Коль теперь крен на Восток?
Обратил Коль внимание и на аналогичные намеки в американской прессе. Неожиданным было для него, что именно англичане среагировали спокойно… Он тут опять недооценил мадам Тэтчер!
Членам Политбюро по итогам визита Гельмута Коля я сказал, что «пока перелома не наступило. Но толчок сильный для движения вперед на этом важном направлении европейской и мировой политики дан».
Символично и не случайно, что выход на новые отношения с ФРГ совпал с моим выступлением в Организации Объединенных Наций. Оно перед лицом всего мира обозначило рубеж необратимости перехода СССР к принципиально новой международной политике.
Прорыв
В первый раз на немецкой земле я оказался в 1966 году, когда в составе группы партийных работников приехал в ГДР, чтобы ознакомиться с проводимой реформой, начатой в 1963 году с целью повышения конкурентоспособности продукции, выпускаемой промышленностью страны. Поездка была во всех отношениях весьма интересной; многое мне понравилось, атмосфера была дружелюбной, угощения хорошими и обильными. С особым, пристальным вниманием я вглядывался в жизнь ГДР и отметил, что живут немцы лучше нас, хотя следы прошлой войны и в Берлине, и в Дрездене видны повсеместно.
В дни 30-летия Победы над фашизмом ЦК КПСС направил во главе со мной делегацию в Западную Германию для участия в мероприятиях компартии. Добрались до Франкфурта-на-Майне, а затем на автомобилях отправились в Нюрнберг. Именно там, где раньше устраивал свои массовые нацистские шабаши Гитлер, Герберт Мис решил провести главное торжественное собрание. Познакомились с городом. Он поразил своей архитектурой в районах старой застройки. Побывали на печально знаменитом, заросшем бурьяном стадионе, любимом месте нацистских сборищ. Неформальный контакт с немцами произошел в ресторане, выстроенном одним симпатичным бизнесменом под развалинами, оставшимися от войны.
Затем была поездка на автомобилях по стране, немало встреч было в Штутгарте, Саарбрюккене. Под конец мы вернулись во Франкфурт, где состоялась общенациональная манифестация, в которой приняло участие около 250 тысяч человек. Все, что я узнал в ФРГ, никак не укладывалось в мои сложившиеся представления.
И вот теперь официальный визит в ФРГ — в другое время, в другой роли. Я увидел новую
Германию, непохожую на ту, которая, по понятным причинам, утвердилась в представлении советских людей после 1933 и 1941 годов. Открытое, благожелательное, заинтересованное отношение сотен и тысяч немцев, приветствовавших советскую делегацию, огромный интерес к тому, что происходило в СССР, серьезная позиция немецких политиков и государственных деятелей по советско-западногерманским, европейским и международным вопросам.
Я убедился: есть шанс возобновить прерванный в XX веке процесс сближения и взаимодействия между двумя великими нациями Европы, но это означало, что и вопрос об объединении может перейти в другую фазу.
Однако стоит кое-что рассказать о переговорах и документах.
Первая наша беседа с канцлером в Бонне была посвящена отнюдь не двусторонним проблемам Германии и СССР. Я хотел прежде всего узнать мнение своего теперь «друга Гельмута» о главном направлении мировой политики, советско-американском, при только что избранном президенте Буше и новом госсекретаре Бейкере.
Администрация очень медленно «раскачивалась» после прихода к власти в начале 1989 года, и возникли подозрения, не собирается ли новый президент списать в архив все, что было достигнуто при Рейгане.
Я хотел — как и обещал в Москве — включить немецкого канцлера в свои основные и доверительные партнеры по проведению политики нового мышления.
Высказав Колю свои сомнения и опасения насчет американцев, в ответ получил полезные рассуждения и… информацию.
«Да, — убежденно говорил канцлер, — Буш совершенно другой человек, чем Рейган… Однако за короткий срок и Буш, и Бейкер показали свою политическую незаурядность. Они сильны — и президент, и его госсекретарь. Этого нельзя недооценивать. Этим надо пользоваться.
…Могу Вам с уверенностью сказать: Буш лично может и хочет вести с Вами дела. Так же, по-деловому, настроено и его окружение. Примером может служить арабо-израильский конфликт, изменение стиля действий Белого дома в отношении задействованных в этом конфликте государств. В целом можете для своей ориентации настраиваться на ведение дел с США».
Мнение канцлера было для меня очень ценно.
Во время этого визита были достигнуты важные договоренности и подписаны весьма значительные соглашения (см. Приложение 2).
Принятое по итогам Совместное заявление явилось документом международного масштаба, весьма необычным по звучанию и содержанию. Де-факто оно было равносильно договору о дружбе и сотрудничестве.
Вот как мы наедине с канцлером оценили этот документ на заключительной беседе в Бонне 12 июня:
Г. Коль: Я хотел бы прежде всего приветствовать наш совместный политический документ, который мы подпишем завтра. Он подводит черту под прошлым и освещает путь в будущее.
М. Горбачев: Я считаю, что мы без лишней скромности можем сказать, что наш совместный политический документ получился впечатляющим и масштабным. Он свидетельствует о прорыве в отношениях, о выходе их из застойного состояния, об утверждении нового мышления.
Согласен с Вами, что вступление наших отношений в качественно новую фазу воздействует не только на двусторонний, но и на многосторонний комплекс.
Впрочем, Коль счел необходимым и на этот раз подчеркивать сохраняющиеся разногласия «по вопросу о единстве Германии».
На пресс-конференции в Бонне, которая собрала сотни журналистов со всего мира, я так оценил итоги визита:
«Эти дни действительно были наполнены большими и важными совместными размышлениями о нынешнем дне и о будущем. И особенно хочу подчеркнуть еще раз: хотя и краткое, но прямое и живое общение с гражданами ФРГ убедило нас в том, что перемены во взглядах и настроениях по отношению друг к другу происходят не только в нашем народе. Они происходят и здесь. И, может быть, мы сегодня вправе говорить о том, что оба наших народа идут навстречу друг другу, сближаются, думают о планах сотрудничества. И это само по себе, может быть, самое главное, что сегодня стоит констатировать и что в значительной мере будет определять будущее, влияя и на деятельность правительств обеих стран.
Все это, вместе взятое, говорит о том, что через большую и непростую, терпеливую работу мы совместно сумели выйти к новым отношениям, действительно начали листать страницы большой и интересной главы нашей новой истории».
Был задан вопрос: «Многие считают, что Берлинская стена — это и физический, и политический барьер на пути сближения, полного сближения ваших двух стран. Считаете ли Вы, что общеевропейский дом, к которому Вы стремитесь, возможен, пока Берлинская стена по-прежнему существует?»
Я ответил: «Нам придется решить много проблем при постройке европейского дома в интересах всех народов, при этом уважая их выбор, их традиции, их историю, создавая условия для равноправного, взаимовыгодного сотрудничества. Ничего нет вечного под луной. Будем надеяться, что мы на правильном пути. Стена появилась в конкретной ситуации. ГДР законно решила тогда использовать свои суверенные права. Стена может исчезнуть, когда отпадут предпосылки, которые ее породили. Не вижу тут большой проблемы».
