Шесть лет с В. И. Лениным (Воспоминания личного шофера Владимира Ильича Ленина) - Гиль Степан Казимирович
Общительность Владимира Ильича нашла живой отклик в нашем гостеприимном хозяине. Владимир Ильич любил беседовать с людьми, умел вызывать собеседника на откровенность.
— Ну, расскажите, товарищ Предтечин, — обратился Владимир Ильич к хозяину, — как живут ваши крестьяне, что думают они о советской власти, каковы их настроения.
Предтечин, не подозревавший, что с ним говорит Ленин, охотно и остроумно рассказывал, как жили крестьяне до революции, как восприняли они советский строй. Затем заговорили о сельском хозяйстве, о житье-бытье отдельных крестьянских семейств, о будущем советской деревни. При этом наш хозяин обнаружил очень любопытные взгляды на быт крестьянина и высказал Ленину интересные мысли о сельском хозяйстве.
— Да, все это чрезвычайно интересно, — сказал Владимир Ильич. — Вы, должно быть, агроном? Нет?
— Нет… — уклончиво ответил Предтечин и немного смутился.
Ленин поднялся и сказал:
— Ну, а теперь — в лес! На охоту! Пойдемте с нами, товарищ Предтечин, — предложил он хозяину.
Тот согласился, принес из соседней комнаты ружье, и мы двинулись в путь.
Мы углубились в лес. Собаки были пущены вперед, руководил охотой егерь. Мы разделились на две группы: Владимир Ильич и Предтечин пошли вправо, я с егерем — влево. Как-то неожиданно егерь обратился ко мне:
— Какая, по-вашему, профессия у этого Предтечина? Вот удивлю вас: он священник, служитель культа.
— Что? Поп? Вы шутите…
— Нисколько. Он служит в той самой церкви, что рядом с его домом. Но он не такой, как все попы… Он не фанатик. Видите — на охоту пошел с нами.
Я решил тотчас же сказать об этом Владимиру Ильичу. Вот, думаю, будет изумлен! Возмутится, вероятно, что его привели в избу попа.
Но сказать об этом удалось только к вечеру, когда мы возвращались с охоты.
Охота была удачная: у каждого из нас висело много убитых зайцев. Владимир Ильич был в отличном расположении духа.
Приближаясь к дому Предтечина, мы с Владимиром Ильичем немного отстали, и тут я сказал ему:
— А ведь Предтечин вовсе не агроном и не учитель, а поп.
Ленин остановился и недоверчиво сощурил на меня глаза.
— Как так — поп? Вероятно, бывший?
Я объяснил, что вовсе не бывший. Владимир Ильич сначала отказывался верить. Через несколько минут между Лениным и Предтечиным завязался разговор, который остался у меня в памяти навсегда.
— Послушайте, — начал Владимир Ильич, — о вас ходят слухи, что вы священник. Что это — правда?
— Правда. Я состою в духовенстве около двадцати лет.
— Не пойму, какой же вы священник? Голова у вас стриженая, одежда обыкновенная, и на моих глазах вы убивали животных!
Предтечин улыбнулся и после паузы сказал:
— Я понимаю ваше недоумение. Моя внешность и мое поведение не в ладу с религией… Это правда.
— А убеждения? Неужели вы служите религиозному культу по искреннему убеждению?
Предтечин, видимо, понял, что перед ним человек, с которым надо говорить откровенно или вовсе прекратить разговор.
— Видите ли, — произнес Предтечин, — я служитель культа только в известные часы, по воскресеньям…
— Как вас понять?
— Убеждения не всегда идут в ногу с профессией. В жизни это наблюдается часто.
Владимир Ильич понимающе улыбнулся и сказал:
— А ведь всю жизнь кривить душой — это страшно, а? Сознайтесь!
Предтечин развел руками и уклончиво ответил:
— Я сам частенько удивляюсь: видит меня вся деревня, знает, что я направо и налево нарушаю религиозные правила, а ходят в церковь, слушают и верят мне.
— А почему бы вам не отречься? Вы могли бы заняться каким-нибудь полезным трудом.
Предтечин махнул рукой:
— Поздно. Возраст не тот… В мои годы заняться каким-нибудь ремеслом — трудно. А церковь меня обеспечивает все-таки. С этим надо считаться… Мой дед был попом, отец — тоже, ну и я пошел по той же стезе. Инерция! И что самое удивительное — ведь и отец и дед очень смутно верили… Одно слово — профессия!
Мы приблизились к дому Предтечина. Уже вечерело. Надо было собираться в путь, чтобы до наступления ночи прибыть в Москву. Прощаясь с Владимиром Ильичем, Предтечин как-то виновато сказал:
— Не осудите, гражданин, — много на этом свете всяких противоречий… Вы приезжайте к нам, поохотимся.
Эта встреча произвела впечатление на Владимира Ильича. Сидя рядом со мной в машине, он сказал:
— Видели, товарищ Гиль, на чем держится религия?
Как-то раз зимой Владимир Ильич, проезжая мимо одной подмосковной станции, увидел церковь, из которой валом валил народ. Был, очевидно, праздник. Владимир Ильич засмеялся и сказал:
— А помните, Гиль, как мы с попом охотились? «Профессия, — говорил он. — Инерция!»
В декабре 1920 года в одну из суббот, вечером, Владимир Ильич звонит мне:
— Я хотел бы, товарищ Гиль, поехать завтра куда-нибудь подальше, верст за семьдесят. В порядке у вас автосани?
— В полном порядке.
— А во сколько времени, по-вашему, мы пройдем семьдесят верст?
Я объяснил, что все зависит от дороги и снежных заносов. Если заносы не очень сильные, доедем часа за четыре.
— Ну тогда выедем пораньше, часов в шесть утра.
Я подготовил машину, и рано утром, задолго до рассвета, мы двинулись в путь. Утро было морозное, ветреное, но это не остановило Владимира Ильича от далекой поездки.
Ехали мы по Ленинградскому шоссе. Дорога была очень снежная, но довольно ровная, и мы доехали к месту за три с половиной часа.
Несколько часов подряд охотился Владимир Ильич на лисиц и, невзирая на холод, все дальше углублялся в чащу леса. Весь день он не сходил с лыж. Я не отходил от машины, прогревал ее.
С наступлением сумерек отправились в близлежащий совхоз греться и пить чай.
В шестом часу вечера мы двинулись обратно, надеясь часам к девяти быть дома. Но тут случилось происшествие, о котором Владимир Ильич потом весело, с юмором рассказывал.
Стоял двадцатиградусный мороз. В открытом поле гулял жестокий ветер. Отъехали километров пятнадцать, миновали станцию Подсолнечная, и вдруг машина стала «постреливать». Смотрю: давление воздуха в бензиновом баке нормальное, значит — засорение.
Проехали еще немного, машина окончательно замерла. Я стал отвертывать бензиновую трубку, руки коченеют на морозе. Стоим всего минут десять, а вода уже застывает. Владимир Ильич спрашивает:
— Как дела?
— Очень плохо, ехать невозможно.
— Ну как же быть?
Я посоветовал оставить автосани и отправиться на станцию Подсолнечная. Вероятно, пойдет какой-нибудь поезд в Москву, — мы и доберемся домой. Другого выхода не было.
— Да, это верно, — сказал Владимир Ильич, — пойдемте.
Мы решили зайти в местный Совет и узнать, будет ли еще сегодня поезд в Москву. Явились в Совет, разыскиваем председателя.
Первое время Владимира Ильича никто не узнавал. Но вот я заметил человека, который пристально смотрел то на портрет Ленина, то на Владимира Ильича.
Затем он стал шептать что-то на ухо другому товарищу. Они быстро ушли в соседнюю комнату. Стало ясно: Владимира Ильича узнали.
Вскоре в Совете началась суматоха. Кто-то пригласил Владимира Ильича в одну из комнат. Стало набираться много народу. Каждому хотелось взглянуть на Ленина, поговорить с ним. Многие из присутствовавших всячески старались чем-нибудь помочь нам, давали советы, как лучше и проще попасть в Москву. Владимир Ильич держался очень просто, со свойственной ему деликатностью благодарил за хлопоты и просил не беспокоиться.
Один из руководителей Совета предложил Владимиру Ильичу вызвать из Москвы специальный паровоз, доказывая, что это вернейший способ быстро вернуться домой. Владимир Ильич наотрез отказался:
— К чему же специальный паровоз? Совершенно лишнее. Доедем отлично и на товарном. Пожалуйста, не беспокойтесь, товарищи.
Мы вышли на улицу и в ожидании товарного поезда стали прохаживаться вдоль станции. Ветер стих, но мороз стал еще крепче. Кругом возвышались холмы снега — следы долго бушевавшей метели. На лице Владимира Ильича не было ни тени раздражения или недовольства: он по-прежнему был спокоен, временами подшучивал. Неиссякаемая жизнерадостность не покидала его.
