Русская революция на Украине - Махно Нестор Иванович (книги онлайн .txt) 📗
Когда мы возвращались с митинга, нас собралось уже несколько товарищей вместе. Наш юный товарищ говорила мне: «Вы, знаете, товарищ „Скромный“, что этот „Нил“ своим влиянием на рабочих до сих пор меня с ума сводил, и я задалась целью во что бы то ни стало убить его влияние на рабочих. Меня стесняло на этом пути лишь одно: я слишком молода. Рабочие относятся к старым товарищам более доверчиво. Боюсь, что это мне помешает выполнить свой долг перед рабочими…»
Кроме здоровья и лучших успехов ей в деле революционного анархизма, я ничего больше пожелать не мог. Мы распрощались и разошлись, обещая на другой день встретиться и поговорить о Гуляй-Поле, о котором она слыхала много хорошего.
Из-за митинга я опоздал в бюро по созыву съезда и не достал бумажки на номер в отеле. Ночевал я в номере товарища Серегина.
На другой день я с утра и до поздней ночи был на заседании съезда. Поэтому не нашел времени для встречи с молодым товарищем, как уговорился. На второй день съезда я попал в Земельную Комиссию, и весь день был занят в ней. Здесь я встретился с левым соц.-революционером Шнейдером, приехавшим на губернский Съезд из ВЦИК Советов Р. К. С. и Каз. Депутатов и избранным тоже в Земельную Комиссию Съезда. Совместно и дружно комиссия вынесла резолюцию о социализации земли и передала ее в президиум съезда. После этого комиссия просила тов. Шнейдера сделать доклад о том, что делается в Петрограде.
Он нам изложил свой обзор вкратце, отговариваясь, что времени нет, и советовал поддерживать на съезде резолюцию о реорганизации Крестьянских Союзов в Советы.
Губернский съезд постановил реорганизовать все крестьянские союзы в советы на местах. Это было единственно новым для Гуляйпольского района вопросом из всех вопросов повестки губернского съезда 5-7 августа 1917 года.
По возвращении нашем со съезда и после ряда докладов о нем Гуляйпольский Крестьянский союз был реорганизован в Крестьянский совет. Он не изменил ни своей декларации, ни методов борьбы, к которой усиленно подготовлял крестьян. Его призыв к рабочим изгнать хозяев фабрик и заводов и ликвидировать их права собственности на общественные предприятия усилился.
За это время, пока мы были заняты формальным переименованием союза в совет, в Москве 14 августа открылось Всероссийское демократическое совещание, и на его трибуне показался уважаемый, дорогой наш старик — Петр Алексеевич Кропоткин.
Гуляйпольская группа анархистов-коммунистов остолбенела, несмотря на то что глубоко сознавала, что нашему старику, так много работавшему в жизни, постоянно гонимому на чужбине и теперь возвратившемуся на родину и занятому в старческие годы исключительно гуманными идеями жизни и борьбы человечества, неудобно было отказаться от участия в этом Демократическом совещании. Но эти соображения отходили на задний план перед тем трагическим моментом революции, который понемногу должен был наступить после совещания. Мы в душе осудили своего старика за его участие в этом совещании, думая, что он из бывшего учителя революционной анархии превращается в сентиментального старца, ищущего спокойствия и сил для последнего применения своих знаний в жизни. Но этот суд над Петром Алексеевичем был внутри самой группы, в ее душе, замкнутой для врагов. Происходило это потому, что глубоко, в самых тайниках души группы, Петр Алексеевич оставался великим и сильным теоретиком анархизма. Это подсказало нам, что, не сломи его физически время, он стал бы перед русской революцией практическим вождем анархизма. Правы ли мы в этом или нет, но на тему его участия во Всероссийском демократическом совещании в Москве мы никогда не вступали в спор со своими политическими врагами…
Итак, мы с замиранием души прислушивались к тому, что скажет Петр Алексеевич. Мы не теряли веры, что он останется навсегда близким, дорогим нашим стариком, но момент революции зовет нас в свою сторону. В силу ряда причин чисто искусственного характера в революции замечается застой. На нее надевается петля всеми политическими партиями, участвующими во Временном правительстве. А ведь они, все эти партии, шаг за шагом все прочнее и решительнее приходят в себя и становятся грозной силой контрреволюции.
Глава XII
Корниловский поход на Петроград и меры против него
В 20-х числах августа 1917 года, наша группа проверяла наличность своих сил, выясняла, где и чем они заняты. Собрание было самое серьезное из всех, какие она когда либо устраивала. Я уже отмечал, что наша группа не имела в своих рядах ни одного теоретически образованного анархиста. Мы все были крестьяне и рабочие. Из школ вышли недоучками. Анархических школ не существовало. Багаж нашего знания революционного анархизма, вынесен из многолетнего чтения анархической литературы и обмена мнениями между собой, с крестьянами, с которыми делились всем прочитанным и понятым в трудах Кропоткина, Бакунина. Всем этим мы обязаны тов. Владимиру Антони (он же Заратустра).
На этом же своем, чрезвычайно важном собрании мы обсудили ряд вопросов текущего момента и пришли к выводу, что революция попала в петлю государственности и, задыхаясь в ней, бледнеет, меркнет и принимает вид мертвеца. Но она еще не совсем умерла. У нее есть еще живые нервы. Они поддерживают ее в ее борьбе со смертью. И максимум поддержки она получит со стороны революционных трудовых масс деревни, которые помогут ей вырваться из этой петли и уничтожить на своем теле антиреволюционную язву — в лице Временного Правительства и всех окружающих его партий. Делая из этого выводы для руководства в практической деятельности в революции, мы формулировали ряд положений, а именно:
Русская революция с первых же дней своего развития поставила перед анархическими группами в России и на Украине первой важности два вопроса. И теперь она их ставит перед ними особо повелительно: идите в массы и растворяйтесь среди них, создавая из них революционные кадры, и творите революцию или же выбросьте из своей программы лозунг о необходимости социального переворота — для довершения борьбы труда с властью капитала и государства. — Оставаться же по-прежнему замкнутыми в своей обособленной групповой деятельности, ограничиваясь выпуском внеочередных брошюр, журналов и газет, да митингами — нельзя. Это грозит анархистам, в ходе массовых революционных событий, опасностью если не совсем оторваться от этих событий, то тянуться в хвосте их.
Анархизм по своей природе не приемлет такого блуждания в событиях. На такой путь его можно поставить только недомыслием и слабостью революционного пафоса у его носителей — анархических групп и федераций.
Каждое движение, и революционно-анархическое — в особенности, — должно стремиться в моменты восстаний или революции — увлечь за собой трудовые массы. В то же время, когда массы начинают проявлять к нему доверие, оно не должно увлекаться этим доверием и не должно отрываться от различных изгибов первоначально развивавшихся событий, хотя бы и не анархических, но революционных, в которых масса развивала свой начальный порыв. Но надо и не пропустить момента, когда с этими изгибами приходится самим разойтись и отвести от них трудовые массы.
Метод старый, но практически он нашим движением не испытан и не будет испытан до тех пор, пока наше движение не усвоит тех или иных организационных начал, или не создаст своей организации, ибо серьезное движение требует определенного идейного стратегического руководительства. Движение же без определенной организации сил — отдельными разрозненными группами, зачастую не знающими друг друга и идущими в разрез в своих действиях по отношению к своим политическим врагам, хотя и может быть создано в момент революции, но окрылить его новыми силами на продолжительную жизнь, которая бы дала символ веры, ведущий человеческие массы к подлинному освобождению от поработившего их экономического, политического и духовного зла, невозможно. Это будет лишняя растрата человеческих жизней, погибающих в решительной, необходимой, и чистой по своим заданиям, но неравной борьбе.