Автобиография - Кристи Агата (книги без регистрации полные версии txt) 📗
В положенный срок я отбыла. Носильщик из отеля помог мне доползти до своего места. Я рухнула на вагонный диван и в основном всю дорогу на нем пролежала. Иногда просила принести мне из вагона-ресторана горячего супа, но, поскольку обычно он был жирный, не ела. Подобное воздержание пошло бы на пользу моей фигуре несколько лет спустя, но в то время я была еще достаточно стройна, так что к концу поездки походила на мешок костей. Как замечательно было вернуться домой и плюхнуться на свою постель! Надо признать, что обрести прежнее состояние тела и духа я действительно смогла только через месяц.
Макс благополучно добрался до Ура, хоть и дрожал от страха за меня. En route он без конца слал мне телеграммы и постоянно ждал моих, но ни те, ни другие, разумеется, никогда не доходили. Он работал с такой энергией, что сделал гораздо больше, чем ожидали от него Вули.
– Я им покажу! – говорил он себе.
Ванную для Кэтрин он построил по собственному проекту – настолько тесную, насколько было возможно, а украшений в ней и в столовой сделал ровно столько, сколько считал достаточным.
– Но мы не требовали, чтобы вы так много всего делали! – воскликнула по приезде Кэтрин.
– Я решил, поскольку уж я здесь, сделать все, что можно, – мрачно ответил Макс и пояснил, что оставил меня в Афинах на пороге смерти.
– Вам следовало остаться с ней, – сказала Кэтрин.
– Я тоже так думаю, – ответил Макс. – Но вы оба слишком хорошо объяснили мне, сколь важна моя миссия здесь.
Кэтрин допекала Лена, твердя, что ванная ей не нравится, что ее нужно сломать и построить новую, что, разумеется, и было в конце концов сделано ко всеобщему неудобству. Правда, позднее она похвалила Макса за прекрасный проект столовой и сказала, что теперь чувствует себя в ней совсем по-другому.
К старости я прекрасно научилась обращаться с самыми разными типами импульсивных людей – актерами, продюсерами, архитекторами, музыкантами и примадоннами, подобными Кэтрин Вули. Мать Макса я называла примадонной в своем праве. Моя собственная мать тоже почти отвечала этому определению: она могла доводить себя до ужасного состояния, однако на следующий день начисто об этом забывала. «Но ты была в таком отчаянии!» – бывало говорила ей я. «В отчаянии? – очень удивлялась мама. – Разве? Это так выглядело?»
У нас и сейчас есть несколько друзей, весьма подверженных переменам настроений. Когда Чарлз Лоутон играл Эркюля Пуаро в «Алиби», мы с ним как-то во время перерыва в репетиции ели мороженое и потягивали содовую, и он объяснил мне свой метод:
– Очень полезно притворяться импульсивным, даже если на самом деле у вас другой характер. Люди говорят: «Не раздражайте его. Вы же знаете, он человек настроения». Иногда, правда, это утомляет, – добавил он. – Особенно когда не хочется притворяться. Но это вознаграждается. Всегда вознаграждается.
Глава вторая
Я очень смутно припоминаю свои занятия литературой в тот период. Не думаю, что даже тогда я воспринимала себя как писателя bonа fide. Кое-что я писала, да – книжки, рассказы. Их печатали, и я стала привыкать к тому, что могу рассчитывать на это как на надежный источник дохода. Но когда я заполняла анкету и добиралась до графы «род занятий», мне и в голову не приходило написать что бы то ни было, кроме освященного веками: «Замужняя дама». Я была замужней дамой, таков был мой статус и род занятий. Попутно я писала книжки, но никогда не относилась к своему писательству как к чему-то, что торжественно величают «делом жизни» – было бы смешно.
Моя свекровь не могла этого понять. «Вы так чудесно пишете, Агата, дорогая, и именно поэтому вам следовало бы написать что-нибудь… ну… более серьезное». Она имела в виду: нечто «стоящее». Мне было трудно ей объяснить, да я особенно и не старалась, что пишу для собственного удовольствия.
Мне хотелось стать хорошим писателем в детективном жанре, и к тому времени я весьма тщеславно считала себя таковым. Некоторыми своими книгами я была довольна и они мне даже нравились. Разумеется, не без оговорок – полное удовлетворение, полагаю, вообще недостижимо. Никогда произведение не получается точно таким, каким задумано, как вы представляете его себе, предварительно набрасывая первую главу или прокручивая сюжет в голове.
Моей дорогой свекрови, догадываюсь, хотелось, чтобы я написала биографию какой-нибудь всемирной знаменитости. Едва ли можно найти что-нибудь, менее подходящее для меня. Но я старалась спрятаться за маской скромности, повторяя иногда (хоть на самом деле так и не думала): «Да, конечно, но ведь я не настоящий писатель». Розалинда в этих случаях обычно поправляла меня: «Нет, мама, ты – писатель. Теперь ты уже определенно писатель».
В одном конкретном смысле женитьба на мне обернулась для Макса наказанием. Как вскоре выяснилось, он никогда не читал романов. Кэтрин Вули заставляла его прочесть «Убийство Роджера Экройда», но ему удалось отвертеться. Кто-то в его присутствии сказал, чем кончается книга, после чего у него появились все основания заявить: «Какой смысл читать роман, если знаешь, чем он кончится?» Однако теперь, в качестве моего мужа, он стоически выполнял эту обязанность.
К тому времени я уже написала книг десять, и он мало-помалу начал «выплачивать долги». Поскольку легким чтением Макс считал профессионально написанные труды по археологии и древней культуре, было забавно наблюдать, с каким трудом давалось ему истинно легкое чтение. Тем не менее он был прилежен, и я могу с гордостью сказать, что в конце концов эта добровольно возложенная им на себя повинность ему даже понравилась.
Любопытно, что я плохо помню, как писала книги сразу после замужества. Наверное, я так наслаждалась жизнью, что работала лишь урывками, между делом. У меня никогда не было собственной комнаты, предназначенной специально для писания. Впоследствии это создало массу неудобств, поскольку любой интервьюер всегда первым делом желал сфотографировать меня за работой. «Покажите, где вы пишете свои книги».
– О, везде!
– Но у вас наверняка есть постоянное место, где вы работаете.
У меня его не было. Мне нужен был лишь устойчивый стол и пишущая машинка. Я привыкла уже к тому времени писать сразу на машинке, хотя начальные и некоторые другие главы по-прежнему сперва записывала от руки, а потом перепечатывала. Очень удобно было писать на мраморном умывальном столике в спальне или на обеденном столе в перерывах между едой.
Домашние обычно замечали приближение у меня периода писательской активности: «Глядите, миссус снова села на яйца». Карло и Мэри всегда называли меня в шутку «миссус» и говорили словно бы от имени пса, Питера, да и Розалинда гораздо чаще звала меня так, а не мамой. Во всяком случае, они всегда знали, когда я была «на сносях», смотрели на меня с ожиданием и убеждали закрыться где-нибудь в дальней комнате и заняться делом.
Многие друзья удивлялись: «Когда ты пишешь свои книги? Я никогда не видел тебя за письменным столом и даже не видел, чтобы ты собиралась писать». Должно быть, я вела себя, как раздобывшая кость собака, которая исчезает куда-то на полчаса, а потом возвращается с перепачканным землей носом. Я делала приблизительно то же самое. Мне бывало немного неловко «идти писать». Но если удавалось уединиться, закрыть дверь и сделать так, чтобы никто не мешал, тогда я забывала обо всем на свете и неслась вперед на всех парусах.
С 1929 по 1932 год я сделала довольно много: кроме нескольких «полноформатных» книг опубликовала два сборника рассказов. В один из них вошли рассказы мистера Куина – это мои любимые. Я писала их без спешки, по одному в три-четыре месяца, иногда еще реже. Журналам они, похоже, нравились, мне тоже, но я не соглашалась печатать их с продолжением. Мне не хотелось делать из мистера Куина сериал: я надеялась со временем собрать их в книгу. Мистер Куин был для меня эхом моих ранних стихов об Арлекине и Коломбине.
Он просто присутствовал в рассказе – был катализатором сюжета, не более – но само его присутствие влияло на окружающих. Какой-нибудь незначительный факт, казалось бы, не имеющая отношения к делу фраза вдруг показывали, что он есть на самом деле: случайно упавший из окна свет выхватывал из темноты человека в костюме Арлекина – он появлялся на мгновение и тут же снова исчезал. Мистер Куин всегда был другом влюбленных и ходил рядом со смертью. Коротышка мистер Саттерсуэйт, можно сказать, агент мистера Куина, тоже стал моим любимым персонажем.
